– Вольно, – громко ответил Демченко вскочившим на ноги военнослужащим.

Из соседней комнатки с письменным столом выскочил лейтенант и затараторил:

– Товарищ полковник, происшествий за время дежурства не было…

Демченко махнул рукой:

– Замолкни! Обосрались уже.

Дежурный оборвал фразу, которую привык выпаливать при виде начальства и встал как вкопанный, лихорадочно пытаясь придумать, как же выкрутиться из сложившейся ситуации.

– Почему дозора нет? – спросил полковник.

– Есть, товарищ…

– Это вот то недоразумение, что на боевом посту, как паровоз дымит? Ты в курсе, что он слепой и глухой? Как твоя фамилия, лейтенант?

– Лункевич, товарищ полковник.

– Так, Лункевич, не забыл, как в карауле стоять? Помнишь с училища?

– Так точно!

– Ну, вот, давай-ка беги на позицию кабанчиком, а вояку своего сюда ко мне отправь, а то я гляжу, ты сухой больно.

– Есть, товарищ…

Лейтенант спешно вышел с КПП под дождь. Он слышал про этого бывшего командира полка и его порядки. Молодой офицер отчётливо понимал, что теперь последствия этой халатности с охраной КПП будут аукаться ему ещё какое-то время.

– Чем занимались с момента получения сигнала боевой тревоги? – обратился полковник к солдатам, молча стоявшим перед ним.

Солдаты затараторили, перебивая друг друга:

– Заняли позицию, товарищ пол…

– Получили оружие, товари…

– Действовали согласно указаниям…

Демченко резко гаркнул на говоривших:

– Так! Что делали?

– Здесь были, – ответил за всех самый высокий боец.

– Просто тут сидели?

– Так точно.

Николай Алексеевич громко хмыкнул. В этот момент в помещение вошёл солдат, куривший на посту:

– Товарищ полк…

– Здесь стой, – хмуро ответил Демченко. – Итак, воины, на КПП происходит нападение со стороны въезда, что делать будете?

Солдаты переглянулись:

– Займём оборону.

– Будем отстреливаться.

Николай внезапно крикнул:

– Ну, так делайте, мать вашу!

Военнослужащие суетливо забегали по комнате, затем рассредоточились у окон, выходивших на три стороны.

Демченко подошёл к ближайшему:

– Ты занял позицию?

– Так точно!

– Ссы сочно! – затем крикнул через плечо. – Всем сюда смотреть! Вот если так будете стоять у окна, вас в первую же секунду подстрелят к хренам собачьим! Вот так стоять надо, – полковник отодвинулся от окна, занял правильную позицию. – Пространство под твоим наблюдением остаётся, но шансов выжить уже больше. Но сейчас тебе пуля прилетает в грудь, – офицер слегка ударил солдата по бронежилету. – Падай!

Как только дневальный лёг на пол, Демченко взревел:

– Потеря, бойцы! Что делать будете?

Солдаты молчали, лихорадочно пытаясь придумать ответ.

– Кто теперь командует обороной КПП? – громко задал вопрос Николай.

Ответом была тишина.

– Ты убит, падай! – гаркнул полковник ещё одному солдату.

Оставшийся «в живых» караул всё ещё мешкал. Вдруг один из них, самый высокий произнёс:

– Как второй дневальный, беру командование дежурным нарядом на себя!

– Так, ещё что? – Демченко буравил своим взглядом солдата.

– Всем сместиться к правой стене, обстрел идёт со стороны въезда! Передаю сигнал об атаке на базу!

– На этом всё? – спросил офицер.

– Держим оборону.

– Держи-держи. Но вот братишке твоему помощь нужна: его в начале боя ранили! Он там кровью уже залился, пока вы яйца почёсывали! Или всё? Никак не поможете? Словил пулю – пошёл на хер? Понятно всё тут… Никто ничем не занимался с вами.

Демченко раздражённо махнул рукой и вышел с КПП. Перед тем, как вызвать по рации автомобиль, полковник подошёл к мокнущему на посту Лункевичу и сказал ему: «Сегодня ты напишешь рапорт о понижении в должности. Я проверю». Затем Демченко пошёл по асфальту в сторону приближающегося внедорожника.

Николай Алексеевич, как только сел в джип, снова погрузился в свои мысли. Монотонная дробь дождя и молчание подчинённых лишь способствовали этому. В его памяти возникли яркие воспоминания: зимняя слякоть, дымящийся город Могучий. Перед глазами встала картина: первый выстрел из гранатомёта по зданию вокзала попадает в окно; санинструктор оттаскивает солдата с раздробленной рукой куда-то вглубь зала ожидания; Демченко отдаёт приказания и случайно замечает, как по полу ползёт ослепший боец с лицом, рассечённым осколками стекла. У восемнадцатилетнего парня кровь перемешалась со слезами, он стонал и хрипел, не понимая, что с ним. Ещё юный, но уже так сильно изуродованный солдат звал на помощь. Никто не обращал на раненого внимания: началась ожесточённая перестрелка с боевиками. Парень продолжал кричать ещё что-то, а потом потерял сознание.

Щелчки рации вырвали Николая из прошлого.

– Восемьсот второй вызывает восемьсот первого, – донёсся из динамика голос Шершенёва.

– Восемьсот первый, слушаю, – устало ответил Демченко. Ему сейчас меньше всего хотелось общаться с «эфбэбэшником», который норовил присутствовать во всём и везде на «восьмидесятке». Приказов военным он не раздавал, но игнорировать его, забыть о его существовании тоже было никак нельзя – напомнит.

– Скажите мне, полковник, почему моих людей на третьем КПП остановили и не хотят пропускать?

– Проверка боевой готовности. Это внутренние дела гарнизона. Я сейчас дам приказ пропустить ваших сотрудников.

– Учения, значит? Почему мне не сказали?

– Это не выходит за рамки военной службы, обороноспособность объекта от этого не страдает, демаскировки никакой нет. Мы же не манёвры тут затеяли.

– Нет, восемьсот первый, прошу сообщать мне о таких событиях заранее. Давайте сразу правильно выстроим наше с вами взаимодействие: обо всём, что не относится к будничной службе, докладывайте мне.

Услышав это, Демченко сильно сжал скулы. Ещё в бытность командиром полка ему надоело каждый месяц писать рапорты контрразведчикам о произошедшем за месяц, а тут теперь главный на базе «барабашка» ему занозой в заднице собирается стать. «Точно Шершень! Летает-летает рядом, и жалом водит!» – думал полковник.

Из динамика снова зазвучал голос Арсения:

– Восемьсот первый, как понял?

– Принял, – сквозь зубы процедил Николай.

– Восемьсот первый, мы с тобой тут в одной лодке, многое ещё вместе придётся сделать. Ты сообщай мне все заранее, по-человечески, чтоб таких «подарочков» не было. Я же понимаю в какой ты ситуации: хочешь нормально службу наладить, а тебе этого распрекрасного Никулина в помощь влепили! Он же особенный, тяжко с таким. Восемьсот первый, давай накоротке держаться, а я посмотрю, что там с твоим «другом»: может ему на днях направление в какую-нибудь другую часть придёт. Как понял?

Голос Демченко смягчился:

– Принял, восемьсот второй! Сейчас пропустят твоих людей.

Апрель, третий год работы на базе.

Последний раз я вёл дневник ещё студентом, на младших курсах университета. Даже и не помню, где сейчас эти записи. Потом мне стало как-то не до того, чтобы фиксировать свои размышления о прошедших днях. А тут вот… прижало. Бумагу не подслушать! Это проклятое место из кого хочешь параноика сделает! Может, я даже сожгу эту страницу, как только её допишу. Это не важно! Важно, что хотя бы так я могу ощутить некое подобие разговора и излить в нём душу, иначе можно сойти с ума, если держать всё это в голове.

Я был полным кретином, поверив Дмитрию! Поехав сюда, я искренне надеялся на то, что смогу продолжить свои разработки генотипических модификаций, углубиться в новые исследования на благо человечества. И ведь поначалу всё казалось именно таким, каким я себе воображал, но позднее вскрылись истинные цели моей работы здесь, на «восьмидесятке». Я уверен в том, что меня хотели использовать для разработок оружия с самого начала. ФББ умеет уговаривать, умеет одурманивать, поддерживать иллюзорность твоего выбора – что это твоё решение. Эти черти в таком мастера! Да…