По-английски «зима» – «винтер». Некоторые подталкивали машины. Я заметил, что неграм всегда больше всех надо. Они очень сострадательные люди. И готовы помочь даже тогда, когда их никто не просит об этом. Афроангличан и афроамериканцев тогда еще все называли неграми. И никто не обижался.

Я приткнул свою хондочку у знакомого паба, дожидаясь окончания метели. И я подумал: «Обещают глобальное потепление и смену климата на Земле… А вдруг в Лондон придут трескучие морозы? Что люди будут делать? Погаснут окна в домах, машины встанут… А на острове Диксоне созреют бананы…Что станет на любимых Островах Зеленого Мыса? Страшно представить! За кубометр газа – тысячи долларов…» Вот как я тогда подумал. Чур меня, чур! Впрочем… Даю себе слова не ходить в сторону политического болота. И не только потому, что тропка туда очень сомнительна. Мой метод предполагает исследование других порывов и других страстей. Порывов человеческой души и страстей любовного накала. Прочитают мои лучшие друзья, Симонов и Лепский, пассажи про Урганта и талантливого пародиста Галкина и перестанут со мной здороваться. У них есть свое мнение. Имеют право. А я не хочу из-за газа и из-за Галкина терять друзей. У нас уже случались времена, когда мы перестали глядеть в глаза друг другу. Слава богу, хватило ума под старость собраться и взгляд сфокусировать. Мы организовали «Пень-клуб». Не Пен, а Пень. Короткая справка: «Пень может быть как еще живым (тогда из него еще может снова вырасти дерево – пневая поросль), так и мертвым». То, что вы читаете сейчас, в чистом виде пневая поросль.

Мой приятель-«нелегал» из «Пень-клуба» демонстративно вышел. Хотя никто его не выгонял. Мы даже избирали его своим президентом. Безо всякого сомнения, он хороший журналист. И слава не однажды накрывала его своим крылом. Он заслуженно получил боевой орден за работу в Афганистане. Он небеден. Хвалится особняком где-то на Николиной Горе. Или на Ильинском шоссе. И главным редактором он работал. Одно время он демонстративно стал называть меня шефом. К месту и не к месту. Тогда в чем же дело? Зависть? Не думаю. Дело вот в чем. На склоне лет он придумал для себя «долгое внедрение». В область таинственной и опасной деятельности, почестей и славы, которых, оказывается, ему так не хватало. Таким людям до глубокой старости, как в детстве, хочется прийти на Северный полюс раньше Димы Шпаро. Первым, раньше Гагарина, полететь в космос. Или получить Звезду Героя Советского Союза. Перейти границу на оленьих копытах. Выкрасть секретные чертежи. Про странный психологический феномен у Шукшина есть рассказ «Миль пардон, мадам!». В рассказе Бронька Пупков собирается освободить мир от Гитлера. Устранить его физически. Пробирается в ставку. Стреляет, но… Промахивается! Пупков, когда рассказывает всю эту чушь, от горя плачет. Выпивает, конечно… Не называю фамилию своего давнего друга и коллеги по двум причинам. Вдруг все, что он нагородил в Интернете про себя и про особо секретные сведения – правда? И он не Бронька, а настоящий разведчик долгого внедрения. А тут я со своими мелкими подозрениями. Работу советских разведчиков за границей я всегда уважал. Но нестыковка с переходом из одной газеты в другую остается. Как в анекдоте: ложки нашлись, но осадочек в душе остался. Вторая причина еще проще. Мой бывший коллега догадался о том, что я догадался об истинной причине его «особо секретных данных». Которых даже МИД страны, заподозривший его в подпольной деятельности, не знает. «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я…» А ведь поначалу слова песенки кажутся глуповатыми. Песня создана композитором М. Леонидовым для таких нелегалов, как мой бывший коллега. Они должны все время оглядываться: нет ли хвоста.

…Виртуальное становище «разведчиков-нелегалов», имитаторов бурной деятельности и недополучивших от своего отечества (родителей, жен, мужей, друзей, контор и фирм – нужное подчеркнуть) наград, благодарностей и благ ширится и пузырится. Стойбище в фейсбуке и в Инстаграм. Им недодали. С ударением на «о». И они о своем горе ежедневно пишут. Прекрасное, на самом деле, изобретение – социальные сети. И фейсбук, в частности. Безграничная свобода общения. Однако же микроскопом гвозди забивали тоже. И книги жгли на площадях. Как показывают события последнего времени, продолжают жечь книги и забивать микроскопами гвозди. Зашкаливает ненасытность и агрессивность френдов, жаждущих лайков. Вольные стрелки-блогеры сбиваются стаями и стаями же нападают на отбившегося волка-одиночку. Или на овцу. Всегда кажется, что френды размножаются почкованием. Мичурин грушу прививал к яблоне. Прививки снижают долговечность деревьев. Если не ставишь заветный «лайк», тебя отправят в «игнор». Так придумано. Ты должен шагать под бой барабана в одну сторону, за старшим пионерским вожатым. Например, за Байденом. Для мирового пионервожатого Джо оказался староват. Моя бабушка говорила: «Трусится дедок на завалинке. То есть трясется. Сидел бы у себя на ранчо и там бы обзывал Путина. Я вот сижу за Торжком и помидоры “монгол” выращиваю. А я ведь моложе Байдена!»

…Тьфу на меня, тьфу! Опять сбиваюсь с курса. Бабушка Матрёна говорила: «Кто про что, а вшивый про баню!» Разрешаю моему редактору убрать из текста все нападки на Америку, если таковые найдутся. На уважаемую мной по-прежнему страну. У меня там дочка живет и вторая внучка, Ниночка. Она любит играть на саксофоне и читает русскую классику. Сам видел – Тургенев, «Ася» и «Дым». Но почему-то Нина категорически отказывается есть борщ. По отцу она украинка. Когда они с мамой приезжали из Америки, она тихонько шептала мне на ухо: «Дед, скажи им, чтобы не давали мне суп с капустой…» Но борщ с чипсами не варят. Как и окрошку не мутят на кока-коле. Только на квасе. Иногда на кислом молоке. Последние несколько лет Нина ко мне не приезжает. Куда-то в Питер едет, в Крым… Я ее понимаю. Недавно ее мама, моя дочь, прислала мне список аэропортов, через которые еще можно добраться до Америки. Я, конечно, не выдержал – ответил: «Дочка! Не выбрасывай список. Через эти аэропорты вы вернетесь в Россию». А ведь в летах уже. И ума палата. Только ключ потерян. Так иронизировала бабка Матрёна. Мы до сих пор дружим с отцом Нины, то есть моим бывшим зятем Михаилом Юрьевичем Панченко. Наша дружба и общение не нравятся моей дочери Татьяне Александровне. Татьяне Александровне хочется, чтобы я нападал на Мишку и бесконечно критиковал его за то, что он недостаточно обильно помогает своей бывшей жене. То есть моей дочери. Но я знаю, что это не так. Михаил привез мне целую папку всяческих счетов и документов. Вот оплата за поездки и учебу Нины, вот оплата за индивидуальные экскурсии в Большой театр. Нина тогда занималась балетом. Вот перевод на накопительный счет – по достижении восемнадцати лет. Вот первый транш на покупку автомобиля… Михаил сам финансист, его специальность – инвестиции. И в таких делах он дока, человек сосредоточенный. Иногда излишне. Он окончил факультет в Джорджтаунском университете, Дипломатическую академию МИДа, защитил диссертацию и стал доктором политологических наук. Работает в солидных фирмах и неплохо, как я вижу, зарабатывает. Он всем своим детям от разных браков (у него четверо детей) всегда помогает. Старшего, Федьку, уже выучил. Тоже в Америке. Я это хорошо знаю без отчетной документации. Миша любит пображничать и всегда слегка авантюрист. Тут он мне даст фору. Я люблю таких. Панченко сходил на Эльбрус, финалист президентского конкурса «Лидеры» первого состава. Но дело в другом.