— А тринадцатый и седьмой замки, получается, больше не существуют? — я почувствовала, что про "своего" мага Кристему говорить неприятно.
— Только тринадцатый, хотя он, собственно, существует, но автономию потерял, и род Альтастен прервался, наследников и родственников не обнаружилось. Теперь тринадцатый замок — собственность короля, который волен распорядиться им по своему усмотрению. А Артевили, насколько я знаю, большая семья и сумели доказать, что не имели понятия о делах, творимых их лордом. Их не судили, и автономия замка сохранилась, наследование перешло к старшему сыну.
Кристем замолчал, схватил с полки одни из песочных часов и начал бездумно крутить их, наблюдая за перетекающим туда-сюда песком. Но мне хотелось узнать хоть что-то еще.
— Получается, у каждого замка есть свой бог-покровитель?
— Что-то вроде того. Замку Альтастен покровительствует богиня страсти, что совершенно нелогично — со страстью у нас дела всегда обстояли неважно, не замок — унылое болото. Отец и мать не были счастливы в браке, сестра и вовсе заболела после разрыва помолвки. Её жених, кстати, был из королевских магов, так что жив сейчас и здравствует, но к нам ни ногой. И правильно делает, сволочь.
— Страсть бывает разная, и не всегда она бывает именно любовной, да и разделённой тоже быть не обязана, — проговорила я и задумалась, высчитывая. Если порядок замков и месяцев-богов совпадает, то покровителем замка Артевиля была богиня жизни, а Мезонтена — бог забвения. Очень… символично. Кто из магов занимался мной?
Кристем провел рукой по серебристым прядкам в моей голове.
— Досталось тебе, двадцать шесть, от магов. А ведь ты, наверное, тоже получала высшее образование. Судя по всему, ты из аристократического рода и образованная, речь у тебя правильная.
Он взял мою руку в свою, погладил пальцы — как и я, наверняка считывал информацию по гладкой, не потревоженной физической работой коже. Его прикосновения к руке, как и к крылу, было приятным. Очень.
— У меня же нет магии.
— Но ведь Коринская Академия магии — не единственный приют для страждущих познания. То есть, помимо магического учреждения существуют и светские, — явно удивился Кристем. — В самом Митраке есть Лицей Наук и Искусств, где обучаются аристократы без магических способностей. Я сам учился там год, очень достойное место. Хватить болтать, двадцать шесть. У меня радостная новость — я возобновляю занятия с лордом Лиардом, моим магическим наставником. И ты будешь мне нужна.
…Учился в обычном Лицее — зачем? Разве магические способности могут проснуться так поздно? Но идея, невольно поданная Кристемом, неплоха — если я отправлюсь с ним в Митрак, то, возможно, смогу как-то пробраться туда и попробовать выяснить что-то о себе.
Глава 18.
/Макилан Сартвен/
Девочка смотрит на них с ужасом, ужасом, достигшим уже той стадии, когда не остается сил ни на крик, ни на побег, ни на жуткие гримасы, остается только онемение в теле, шум в ушах и невозможность двинуться ни вперед, ни назад. Они такая бледненькая, почти прозрачная, невесомая, что, не учись Сартвен в Коринской Академии, точно бы подумал — призрак. Только любой дипломированный маг знает: призраков в обыденном понимании не существует. Может быть наведенный морок, галлюцинация, определенная трансформация воздушного потока, что-то еще, никак не возвращение умершей души, принявшей облик покинутого некогда тела. Но девочка походила именно на привидение из детской книжки или с картины: белое, длиной до пят, очевидно, великоватое старомодное платье, спутанные тёмные длинные волосы, глубокие чёрные глаза и эта бледная кожа…
Алариус вышел вперед, по сравнению с ней даже он, стройный и аристократически изящный, показался неоправданно большим и громоздким. Девочка невольно вжала голову в плечи.
- В чем дело?
Его голос — алхимически точно выверенная смесь раздражения, скуки и легкой брезгливости, отчего-то Макилана, давно привыкшего к привычке Ала так разговаривать с посторонними, сейчас это злит. Наверное, гостья — дочка кого-то из слуг, и подзабыла строгие наказы лорда о недопустимости нарушения его уединения, но… Девочка не может выговорить и слова, причем на него, Сартвена, смотрит едва ли не с большим ужасом, чем на неприветливого хозяина. Кажется, даже до Алариуса доходит, что так он ничего не добьется, и Ал наклоняется ниже. Теперь их лица оказываются совсем близко друг к другу. Выражение лица мага неуловимым образом меняется, смягчается, и вдруг он почти ласково проводит рукой по волосам, щеке просто-таки парализованной девочки, и Макилан снова испытывает какое-то смутное, беспокойное, даже тревожное недовольство. Этот жест друга, столь ему не свойственный, слишком… чувственный. А девочка-то — совсем ещё ребёнок.
Впрочем, эта никак не увязывающаяся с Алариусом нежность так же внезапно стирается, как мел с графитной доски, он вдруг опускает руку в карман, извлекает оттуда небольшой нож в кожаном чехле и резким, моментальным движением, ловко, как лекарь, отрезает темную прядь волос.
- Ал! — подает Макилан голос, но Алариус уже не обращает ни на кого внимания, выпрямляется и с зажатой в ладони прядью разворачивается, стремительно возвращается в лабораторию, практически падает на стул. Внутри металлической полусферы снова разгорается пламя — кажется, маг теперь решил поджечь человеческие волосы.
Макилан прикрывает дверь.
- Эй, — тихонько говорит он все еще замершей неподвижно девочке. — Тебе нужна помощь? Я могу помочь, расскажи, что случилось?
…Когда-то давно, задолго до поступления в Академию, и у него была сестрёнка, немного похожая на юную незнакомку. Он не хотел бы, чтобы там, в посмертном иномирье, кто-либо смотрел на маленькую Мелинду таким взглядом, как на эту девочку — его единственный друг.
- Просто покажи, что случилось, — сдается он наконец, и девочка, похоже, тоже — она неуверенно отступает вглубь темного коридора, кивает, а Макилан идет за ней, медленно, так как это единственное, что он может сделать, чтобы она меньше боялась.
Может быть, она и вовсе немая?
Это замок Алариуса Мезонтена, и поэтому здесь везде темно, тихо, не грязно, но как-то пыльно — прислуга, разумеется, могла бы убирать и чаще, но люди раздражают Алариуса, следовательно, уборка подчинена ритму его отлучек в Коринскую Академию. Месяц там, месяц тут. Ректор Академии, пожилой лорд Гривер, весьма благоволит Алу, восхищается его талантами и достижениями и в результате позволил ему самому назначить себе график присутствия и работы в Академии.
Макилан идет за бесшумно ступающей девочкой, ощущая себя персонажем сказки. Немного страшной детской сказки. В конце коридора тонкая невысокая фигурка сворачивает на винтовую каменную лестницу, ведущую наверх, судя по всему — в северную башню. Служанка ли она? Слуги туда не ходят, Макилан был уверен, что эта часть замка просто закрыта — хозяину-одиночке, не ведущему светскую жизнь, даже четверти замкового пространства было многовато. Но он поднимается следом, в полной тишине — не скрипят ступени, не слышно звука шагов, сзади и впереди темнота, только вспыхивают то тут, то там магические светильники, заключённые в висящих на стенах хрустальных каплях длиною в локоть.
Да, да, была какая-то сказка, мама рассказывала в детстве ему и Мелинде, в большей степени Мелинде, конечно, но он тоже прислушивался: принцесса, запертая в высокой башне, спускающаяся к своему возлюбленному в потоках воздушной магии… На всякий случай он проверил, прощупал магически остановившуюся на последней ступеньке девочку — не маг. И возраст… похоже, он ошибся, она немного старше, ей лет четырнадцать. Что она делает у Алариуса в башне? Ему в два раза больше лет, не может быть, чтобы он и этот чистый робкий ребенок…
Тишина за закрытой дверью разбивается странным свистящим шипением, словно сквозь узкую щель стремительно прорывается ветер. Шипение сменяется щебечущим треском, неприятным, злым. Макилан вопросительно и настороженно оборачивается к девочке, но, так ничего от нее и не услышав и не дождавшись, открывает дверь и заходит внутрь.
