Круто развернувшись на своих высоких каблуках, Ольга резко развернулась и поспешила прочь, по дороге столкнувшись с Иваном Михайловичем. Спешащим быстрым шагом к снохе. Он, увидев Сашу, тихо и, как будто обречённо, позвал:

–Саш…

– Иван Михайлович! Ну что же вы, дорогой вы мой! Всё будет хорошо…обязательно всё будет хорошо, – как мантру повторяла Саша, обнимая рыдающего отца Игоря.

Успокоившись, Иван Михайлович был готов слушать вердикт врача, и Саша пересказала ему весь разговор. Мужчина взял на себя отвагу самому поговорить с матерью сына, зная, что, если ей позвонит Александра, та всю свою горечь сорвёт на ней. Подвёз Сашу до дома, пообещав, что сделает всё возможное, чтобы помочь и сыну, какой бы он не был подлец – сын всё же, и ей, и не оставит Сашу одну.

Следующая неделя для Александры была перенасыщена заботами – через два дня после аварии Игорь пришёл в себя и его перевели в общую палату. Саша разрывалась между уходом в больнице за бывшим мужем, который, к слову говоря, был агрессивным от того, что он на хрен оказался не нужен и Олечка его так грубо бортанула, но и «спасибо» Саше не собирался говорить, решив, что это реально её долг перед ним; и добыванием денег – взаймы, продажей мебели и, по возможности, ценного в доме, что может принести приличную сумму, да и микрозайм пришлось брать. Конечно, золотых украшений у неё было не так много, но всё же и они, вместе с обручальным кольцом, принесли доход. Иван Михайлович помогал, как мог, но много ли может одинокий пенсионер? Деньги, которые он накануне приносил Саше, категорически отказался тратить на сына. Когда Саша спросила, а может ли свёкр помочь с операцией с этих денег, он ответил:

– Это девочкам. Лиле поступать в этом году. Где брать будешь? Лишишь ребёнка будущего? Я лучше машину продам, кредит возьму, займу, но не трону сбережения, притом я их уже на счёт положил! Ты пойми, Игорь выздоровеет, восстановится, но помогать ничем вам с деньгами не будет. Он и до аварии не утруждался помочь- -а сейчас тем более. С какого дохода? Я дом лучше продам, но девочек не обделю! Не заслужил Игорь этого!

С трудом им удалось набрать нужную сумму, чтобы поднять Игоря на ноги. Её друзья совсем не поддержали, уговаривали: «Ладно отец помогает сыну, а зачем тебе то это всё? Чем ты ему обязана?»

«Ничем. Абсолютно, – отвечала Александра, – более того это он мне должен – денег от него я не видела ни копейки. Но я себя твёрдо решила: поставлю его на ноги, не брошу, до конца выполню свой человеческий долг и на этом всё. Ни дня больше в его доме и его жизни.»

«Ну и дура же ты, Сашка! Сама об себя грязь вытираешь» – был их ответ.

«Сама знаю. Но по-другому не могу».

Глава 5.

«Все человеческие судьбы

слагаются случайно,

в зависимости от судеб,

их окружающих».

(Иван Алексеевич Бунин)

В режиме "полный аврал" прошло почти три месяца. Александра издёргалась, потемнела лицом, похудела и практически разучилась улыбаться. Единственные, с кем она была ласкова каждую свободную минуту и кому дарила искренние, любящие улыбки – были её девочки и Иван Михайлович, помогающий как мог, но не приходящий к ним в дом из-за Игоря, который выгонял отца каждый раз, кидая в него костыли и орущий как резанный. Без Лилии и Алисы она давно бы опустила руки, ведь когда Игоря выписали с больницы – жизнь, которая до этого момента казалась Саше не по силам, превратилась в кромешный ад рядом с ним.

Если в больнице, пока Саша ухаживала за ним посменно с нанятой на свои же деньги  сиделкой (а больше было некому, свекровь, узнав об аварии обвинила во всём сноху, проклинала ее на чём свет стоит, и в итоге отказалась ухаживать за сыном, сославшись на своё здоровье, а с отцом Игорь не шёл на контакт, считая, что он испортил жизнь матери, когда ушёл от неё), Игорь вел себя сдержанно, перестал грубить и больше молчал, не собираясь позориться перед соседями по палате, которые устыдили его как-то, назвав «неблагодарной свиньёй», то после выписки всё глобально изменилось.

Конечно, Саше пришлось вернуться в его дом, чтобы ухаживать за ним. Девочки жили у Ивана Михайловича – он настоял. Иногда, когда приходила свекровь и Саша уходила ночевать к Ивану Михайловичу, ведь от квартиры, в которую они собирались съехать с дочерьми, пришлось отказаться – Саша не тянула ещё и эти расходы. Игорь всегда и всем был недоволен, срывался на Сашу по поводу и без, унижал её матерными словами, швырял тарелки с едой, если ему не нравилась «эта свинячья еда», богатая коллагеном и клетчаткой и, по примеру своей матери, обвинял в аварии Сашу.

Саша терпела, твердила себе: «Дала себе слово поднять его на ноги – подниму и уйду".

Дочки всё это время поддерживали мать, пытались сгладить острые углы в постоянно недовольном настроении отца, помогали как могли – приходили в свой бывший дом, готовили, убирали и старались лишний раз не попадаться на глаза отцу. Лиля всё понимала, видела, как отец унижает мать, как грубо к ней относится. Она как-то пыталась поговорить с бабушкой, матерью отчима, чтобы та образумила своего сына, показала, как он не прав и должен быть благодарен, что его не бросили.  Но бабушка трясла руками и, не стесняясь внучки кричала, чтобы слышали соседи и, в особенности, ведьма сноха:

– Проклинаю её! Ведьма! Это всё из-за неё! Бог её покарал и наложил на неё этот крест! Пусть сама бьётся с ним! Так ей! Сама виновата – сама пусть и хлебает!

И продолжала лить на Сашу всякую грязь, не стесняясь выговаривая её внучкам и сыну. Саша так и жила, тянула по капле из себя жизнь, погибающую с каждой нервной клеткой её здоровья, ждала, когда он сможет самостоятельно передвигаться по дому. Но стало только хуже, когда он поднялся – он начал преследовать её на предмет «по-быстрому», буквально зажимая во всех углах, пока однажды, вломившись на кухню, когда Саша готовила, она не схватила нож.

–Подойдёшь – побью! – Прорычала тогда женщина, сверкая глазами.

– Истеричка, -хмыкнул Игорь, но виду что чуть в штаны не наделал не подал, – могли бы она расслабиться.

Но лезть к Саше перестал, решив, что он и подождать может ещё немного, пока сильнее окрепнет, тогда она не отвертится.

У Ивана Михайловича была просторная трёхкомнатная квартира, которая досталась от его родителей, поэтому места всем хватало – даже оставалось. Сначала он эту квартиру сдавал, построив семье большой дом, а после развода жил в ней сам, оформив дарственную, после своей смерти, на обоих внучек, и молчал про это.

Как-то придя с работы в квартиру, которая стала, по сути, домом для неё, не зная, как сказать, Саша подошла к свёкру и начала несмело:

– Иван Михайлович, вы меня извините…меня тут на юбилей позвали, к коллеге…Можно я приду поздно?

– Ну ты, Александра, и рассмешила! -вытирая слёзы смеха, ответил Иван Михайлович. – Ты у меня отпрашиваешься, что-ли? Ключи у тебя есть, ты же взрослая женщина, свободная, вольна делать что угодно. Затем спрашиваешь?

– Ну как же, Иван Михайлович, живём мы в вашей квартире, неловко без предупреждения же…– улыбнулась в ответ Саша.

– Вот что, выдумщица. Если бы ты была пропащей или продажной женщиной – я бы с тебя глаз не спускал, контролировал, чтобы не натворила чего. А так – я тебе полностью доверяю, ты мне роднее сына стала. Отдыхай, дочка. Только мужиков сюда не приводи – внучки всё увидят. Лучше к парням, на их территорию, – подмигнул Александре.

– Ну вы скажете тоже, Иван Михайлович! – покраснела Саша.

– Дело молодое, что в этом плохого-то?

Девочки были уже в санатории – уехали на неделю по путёвке с Сашиной работы, хотя шли учебные дни и на носу были выпускные экзамены после девятого и четвёртого класса и бессонные ночи в подготовке к ним. Но Саша решила дать детям набраться сил на последний, сильный рывок, поэтому и выпросила на основной работе путевку им на отдых с частичной компенсацией – дочкам это нужно было.