Далтон молча смотрел на нее, пораженный ее словами. Теперь он мог точно сказать, что было в ее глазах. Голод. Желание. Страсть. И внезапно почувствовал, что откликается на ее страсть сильнее, чем когда-либо прежде.
Сегодня его уже обнимала и целовала другая женщина, и он не чувствовал тогда ничего, кроме отвращения.
Но стоило Фэйф взглянуть на него, и он уже готов взорваться.
– Прекрати, – прошипела она.
– Прекратить что? – Он все еще удерживал ее, не давая выйти из ванной.
– Прекрати смотреть на меня так, будто я стала событием дня. Я же не сказала, что хочу тебя, не так ли?
– Разве? А что бы ты сказала, если б я признался, что едва сдерживаю желание?
– Не издевайся надо мной, Далтон, и дай мне пройти, – потребовала она, словно не замечая его слов. – Я не стройная красивая блондинка, но и не лишенная гордости женщина, готовая просить у тебя милостыню.
– Не говори так, черт тебя подери! – воскликнул Далтон. – Я говорил, что хочу, и если ты не…
Он сильно сжал ее плечи.
– Никакими словами нельзя выразить то, что мы испытываем друг к другу, и ты это знаешь.
– Ты не можешь знать, чего я хочу, – слабо продолжала сопротивляться Фэйф.
– Я точно знаю, чего ты хочешь, потому что этого же хочу я.
Ее сердце забилось быстрее. Она читала правду в его глазах, горящих страстью. Нет, это не могло быть явью.
– Далтон, я…
Он прервал ее, сделав то, о чем она мечтала всю ночь. Он поцеловал ее, перестав себя сдерживать, открыв ей свои чувства.
Ее губы были мягкими, искушающими. Их языки сплелись в вечном, как сама жизнь, любовном танце. Далтону показалось, что его сердце сейчас остановится, не выдержав накала чувств. Застонав, он оторвался от губ Фэйф, и глубоко вздохнул.
Если бы он не удержал ее, Фэйф не устояла бы на ногах. Его поцелуй словно лишил ее последних сил.
– Я не хочу твоей жалости, – выдохнула она. – Мне не нужно твое сочувствие.
– Жалость? Сочувствие? – Он непонимающе смотрел на нее. – Неужели ты думаешь, я испытываю к тебе жалость?
Не в силах встретиться с ним взглядом, безумно желая еще раз почувствовать его губы на своих, боясь, что сейчас начнет умолять его о поцелуе, захваченная потоком противоречивых чувств, боровшихся в ее душе, Фэйф забыла о страсти в его глазах и вспомнила о Сюзетт.
– Зачем же еще ты так беспокоишься обо мне?
– Беспокоюсь? – Он резко схватил ее ладонь и прижал к «молнии» джинсов. – Вот мое беспокойство. Это тебе нужно жалеть меня.
Полотенце соскочило, обнажив ее плечо. От вида нежной кожи и от ощущения ее руки, крепко прижатой к его паху, он чуть не застонал.
– Ты держишь меня в таком состоянии так долго, что я удивляюсь, что все еще могу ходить.
Каждый ее мускул напрягся. Джинсовая ткань туго обтягивала его твердую напряженную плоть, которая, казалось, вот-вот прорвет брюки. Ее пальцы вдруг ожили, начали двигаться, словно сами по себе, без участия ее воли. Она ласкала его, повинуясь желаниям своего тела, выключившим сознание и разум.
Далтон резко выдохнул и придвинулся ближе. Застонав, Фэйф закрыла глаза и продолжила ласку.
Далтон совсем потерял голову. Нет, ей не нужен еще один временный партнер на ночь, на две, на неделю. Ей не нужен мужчина с прошлым, которое не дает ему спокойно спать ночами. Но сейчас ей нужен именно он.
– Я не могу ничего обещать, – вырвалось у него.
Фэйф открыла глаза. Уголки ее рта поползли вверх, а пальцы быстрее заскользили по джинсам. Далтон застонал. Фэйф улыбнулась.
– По-моему, ты только что сделал это.
Улыбаясь в ответ, Далтон прижался лбом к ее лбу и дал ей почувствовать, что она с ним творит.
– Это я могу тебе пообещать, но…
– Мы оба знаем, что ты здесь выполняешь работу. Когда работа закончится, ты уедешь. Я и не жду никаких обещаний.
– Но ты их заслуживаешь. Ты… ты должна хотеть их.
Она отдернула руку.
– Что я должна, так это пойти в постель, и я сделаю это, как только ты отпустишь меня.
– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
– Да… Нет… О Господи, не знаю, что со мной. Я не могу. Я не делаю таких вещей. У меня такое чувство, что я – это не я…
Далтон отчетливо вспомнил ее фокусы с едой, доводящие его до умопомешательства, прикосновения, невинные и случайные на первый взгляд, ее руку на своем бедре, ее голову на его плече… Вспомнил, как она клала его ладонь на свой живот, чтобы он почувствовал движение ребенка, вспомнил вкус ее поцелуя.
Маленькие, незначительные детали. На самом ли деле это так? Или же она изобрела новый способ поставить мужчину на колени, сделать своим рабом, свести с ума?
– Я не делаю подобных вещей, – повторила Фэйф.
– Разве?
Она смертельно побледнела. Ее карие глаза наполнились жгучей болью.
– Прости, – ему захотелось обнять, успокоить ее.
– Нет. – Она попыталась отвернуться, но он удержал ее. – Ты прав, я делала это прежде. А после я неделями не могла взглянуть на себя в зеркало без отвращения.
– Поверь, мне знакомо это чувство.
– Сомневаюсь, – резко ответила она.
– В любом случае, это не одно и то же.
Она подняла голову.
– Да?
– Ну конечно, – Далтон криво усмехнулся. – Ведь мы знакомы уже четыре дня.
Она стала еще бледней.
– Прости. Это была шутка, Фэйф. Неудачная шутка. Я ничего плохого не имел в виду. Я просто хотел сказать, что между нами происходит нечто совершенно другое. Тебе не нужно чье-то плечо, чтобы выплакаться на нем, как тогда. Я не предлагаю тебе сочувствие или способ забыть о случившемся.
– Ты ошибаешься. Это то же самое. После взрыва я была страшно напугана и чувствовала себя в безопасности, только когда ты был рядом. Тогда я использовала его, чтобы забыться. Теперь я использовала тебя, чтобы избавиться от страха. В чем разница?
– Ты говоришь мужчине, что с ним чувствуешь себя в безопасности, и думаешь, что он сможет отпустить тебя после таких слов?
– Разве ты не видишь? Я повторяю одни и те же ошибки! – Она почти кричала.
«Отпусти ее!» – твердил ему разум. Она ошиблась насчет того, что между ними происходит, но он будет полным идиотом, если откроет ей истину. Нельзя позволять их отношениям зайти слишком далеко, ради себя и ради нее. Эта уверенность жила глубоко внутри. Он должен справиться с захлестнувшим его желанием, справиться со своей страстью.
Но с удивлением Далтон услышал собственный голос:
– А с ним ты испытывала что-то похожее?
Она изумленно взглянула на него и покраснела.
Далтон понимал, что сам отрезает себе пути к отступлению, но уже не мог остановиться.
– Твое сердце так же выскакивало из груди, когда он дотрагивался до тебя. У тебя так же подкашивались ноги?
Красные пятна на ее щеках стали пунцовыми, но она не отвела взгляд.
– Да. Я испытывала с ним все это, и даже больше.
– Ты лжешь. – Он читал ложь в ее глазах.
– Чего ты хочешь от меня? – взорвалась она. – Нет, я не чувствовала ничего подобного. Это… это пугает.
– Ты говорила, что со мной чувствуешь себя защищенной.
– Защищенной и испуганной одновременно.
От ее признания кровь бросилась ему в голову.
– Фэйф…
– Нет! Мне очень жаль. Это безумие. Я не хочу совершать то, о чем потом пожалею. Дай мне пройти, Далтон.
– Я не держу тебя.
Он уже убрал свою руку минутой раньше, и теперь ничто не удерживало Фэйф.
– Будь ты проклят!
Она оттолкнула его, и, прижав полотенце к груди, бросилась из ванной.
За один миг в мозгу Далтона пронеслось все, что произошло между ними. Он проклинал себя. Ему следовало отпустить ее в первый раз, когда она попросила об этом. Нет, ему следовало не выходить из своей комнаты и оставить ее принимать душ в одиночестве.
Он не должен врываться в ее жизнь. Она совершенно не знала его, не знала, каким черствым, эгоистичным, бесчувственным подонком он был, что он отправил на смерть женщину, любившую его, а после ушел от ответственности за ее гибель. Она не знала, что, в отличие от нее, он до сих пор не может смотреться в зеркало без отвращения и ненависти к себе.