– Представляешь!.. – услышал Родион возбужденное шептание – то самое, на которое обращаешь больше внимания, чем на обычную речь. Невольно прислушиваешься к тайне, которая вопреки стараниям хочет стать известной. – Она его видела.

На самом деле ему неинтересен трёп двух подростков в стремительно сгущающихся сумерках двора.

– Да ладно, – с деланным скептицизмом отозвался второй, ни на секунду не отрываясь от игры в тетрис. – Прямо во время?..

Родион стоял на несколько ступеней выше на лестнице, которую подростки предпочли лавочкам. Стоял и не понимал, какого черта его так зацепила пара фраз из отрывка чужой сплетни. Очнувшись, он быстро сбежал вниз, стараясь не смотреть на подростков, даже не обративших на него внимание. Оказавшись у дверей в подъезд, он замер.

«Она его видела», – заезженной пластинкой крутилось в мыслях, и Родион тщетно пытался найти в них тот смысл, который заставлял чувствовать холодок в загривке.

Но какой смысл он хотел найти в трех простых словах? Может, дело в интонации? В витавшем в воздухе ореоле опасной недосказанности? В нерешительности озвучить нечто другое, крывшееся за настороженным умалчиванием, в котором как раз-таки больше смысла, чем в словах? Или, может, в непривычной тишине двора, похожем на размытый с затемненной сепией снимок в безлунном вечере.

Родион покачал головой, выбрасывая ненужную шелуху из головы. Он зашел в подъезд с новой мыслью, вытеснившей предыдущую, но не менее тревожащей – откуда во дворе бабушки взялась лестница?

Он поднимался вверх по спирали и держался за перила. Ещё одна лестница, винтовая, с каждым новым кругом погружала в оцепенение. Родиону казалось, что он ныряет в кроличью нору все глубже и глубже, делая очередной шаг наверх.

Он настолько сконцентрировался на каждой ступени, что начисто забыл, куда ему нужно. Девятая или тринадцатая квартира? Он перевел рассеянный взгляд с черного дерматина двери на такую же темно-бордовую. В голове ни одной нужной зацепки – сплошной вязкий туман.

«Наверное, тринадцатая», – решил Родион, наконец. Никакой логики, голая интуиция, которая советовала держаться подальше от девятой квартиры. В серой тьме мерещилось, как темно-бордовая дверь немного вваливалась внутрь, будто продавленная настороженным взглядом Родиона – пряталась, сгущая тени по краям, становясь почти черной.

Он спешно потянулся открыть другую дверь, чтобы спрятаться внутри, но не успел.

– Родион? – лицо бабушки казалось обеспокоенным и рассеянным, когда она столкнулась на пороге с внуком. Похоже, она куда-то собиралась.

Родион почувствовал неуместное смущение и подозрительность. Куда она собралась так поздно?

Словно прочитав мысли, бабушка добавила:

– Уже три ночи, я думала, ты не придешь.

Родион обернулся к девятой квартире и передернул плечами. Затем вошел внутрь, не дождавшись приглашения, и повернулся к бабушке. Она хмурила брови, закрывая за ними дверь, но казалась отрешенной.

– Я приготовила тебе постель, – буднично произнесла она. – И тёплые носочки.

Невозмутимость бабушки, когда внутри у Родиона все сворачивалось в тугой узел от напряжения, только завязывала туже этот клубок сумбурных чувств.

Бабушка, обогнув замершего внука, суетливо занялась перекладыванием вещей с места на место. Родион хотел спросить, куда она собиралась, но почему-то не решился задать вопрос вслух.

У дальней стены тамбура виднелась спальня и уголок заправленной кровати со сложенными на покрывале носками. Последние вызывали в Родионе противоречивые чувства – как будто смотришь на вроде бы безобидную мышь, но все равно хочется взвизгнуть от испуга и не прикасаться к ней. Желательно, никогда.

Родион отчетливо понял, что не хочет здесь оставаться. И словно в ответ на эти мысли, спальня потемнела, обиженная отказом от предлагаемых благ.

Он почувствовал, что бабушка на него смотрела. Её совсем не смущала бездна за окном и притаившиеся в углах клубящиеся тени. Оставляли равнодушной даже носки, все равно различимые в темноте на кровати, которые смотрели на Родиона все с большим укором. Если бы, у них, конечно, были глаза. Но проверять не хотелось.

– Вот, тебе принес, – произнес Родион и протянул бабушке пакет, который все это время держал в руке. – Сказали, ты поймешь.

– Ах да, спасибо, – её лицо вновь отразило эмоции – на этот раз деловую озабоченность. Она на долю секунды заглянула внутрь и вернула пакет. – Можешь отнести в лабораторию. И скажи – да.

Растерянный Родион забрал пакет и посмотрел на рисунок. Яркие ромашки в пестрой зелени показались ему совсем неправильными, неуместными в темноте квартиры.

Бабушка опять просто смотрела, как будто ждала, что он сейчас уйдет.

«Она его видела», – вновь прозвучал в голове таинственный шепот.

"Она" – его бабушка, вдруг отчетливо осознал Родион. Это мысль такая яркая, что на мгновение в комнате становится светлее. И он уверен в этом больше, чем в знании собственного имени.

И он тут же вспомнил ещё один разговор о расследовании убийства. Тоже случайно подслушанный – он не помнил, где и когда, но, опять же, непоколебимо уверен в логической связи этих двух фактов.

Уйти захотелось еще сильнее. Носки из спальни прибавляли уверенности в этом желании, как бы странно это ни звучало. Сейчас – они воплощали в себе вселенский ужас.

В девятой квартире кого-то убили, и его бабушка "его" видела. Родион понимал, что не сможет пройти мимо этой темно-бордовой двери снова, нет, ни за что. Словно теперь, когда он знал секрет, то обязательно станет очередной жертвой. Но и оставаться здесь в компании бабушки, сыгравшей свою роль и замершей, просто смотрящей на него – не менее страшно.

Выхода нет. И единственное за что смог уцепиться Родион, это пакет с по-издевательски красочными ромашками. Он заглянул внутрь впервые за все время и тяжело сглотнул. Содрогаясь, как будто качая несуществующую кровь сердце, в пакете лежала печень.

Он не успел посмотреть на бабушку и открыл глаза с осознанием, что та давно мертва.

Собственное, живое и настоящее сердце не колотилось в ужасе. Нет. Оно билось слишком медленно, как будто оцепеневшее, как и все тело Родиона. Он лежал ещё несколько минут, пытаясь отгородиться от атмосферы сна и невольно задаваясь вопросами: кого убили, кто убил. Причём здесь бабушка и зачем ей печень? Когда рассуждать об этом серьёзно стало казаться уже странным, он скосил глаза на часы: было пять минут четвертого.

«Отлично выспался на смену», – отстраненно подумал Родион. Он уже осознавал себя в реальности, но все равно не мог прекратить думать над странным сюжетом, что подкинул ему мозг. Тетрисы, ну и выкопало же откуда-то эту древность подсознание.

Нужно было спать, но сколько бы Родион не подкалывал сам себя – было очень не по себе.

Он проделал нехитрый маршрут в ванную, на кухню и снова в кровать с мыслью, что точно не сможет уснуть от впечатлений, однако, ошибся. Отключился Родион чуть ли не сразу, как лег, и, слава богу, без всяких сновидений.

***

– Ну и, как там твой проект? – спросил Пашка и стряхнул пепел.

Родион хмыкнул и поднес сигарету к губам. Только что прошёл дождь, и невыносимая жара ослабила свою хватку хотя бы на недолгое время.