– Его зовут Артём! – радостно констатировала она. – 97 год рождения! – и машинально отметила про себя: «Какой кошмар… В 97 году я уже танцы закончила… 13 с половиной лет разницы…»
Так и не осмотрев его толком, врачи скорой наотрез отказались везти пациента в 38 больницу, впрочем, так же, как и оставлять его здесь. Саше пришлось сопровождать его на скорой сначала в дежурную больницу, где его оформили как поступившего от алкогольного отравления, а уже оттуда на такси добираться в нужную больницу. «Где я буду искать его мать? – думала Саша. – А вдруг у нее вообще другая фамилия?»
Всё оказалось куда проще. Мать его была врачом приемного отделения. Увидев сына, она сразу поняла, что с ним случилось, забрала его и распорядилась сделать промывание желудка и капельницы.
– Спасибо, что привезли его! – благодарила она Сашу, когда его увезли. – Где вы нашли его?
– У себя в подъезде. – Саша никогда не врала – ни другим, ни себе. Никогда. Она только не договаривала…
– И что на него нашло? Не понимаю… Он у меня такой хороший мальчик, на одни пятёрки в университете учится, с плохими компаниями не дружит… Он знает, что у него аллергия, ведь еще в детстве обнаружилась. Никогда не пил…– она разговаривала с Сашей как с равной. «Она ровесница моей двоюродной сестры – подумала Саша. – Она даже мысли не допускает, что я могу быть его…знакомой. Знала бы она, кто втянул его в это сомнительную историю…»
– …Как хорошо, что еще есть такие неравнодушные люди, как Вы! – не переставала благодарить Сашу мать. – В дежурной больнице ему вряд ли стали бы оказывать помощь – сочли бы алкашом, а алкашей никто не любит. Ну Вы понимаете… Спасибо Вам огромное!»
Почувствовав сильнейший укол совести, Саша откланялась и ушла.
Муж был уже дома.
– А я сегодня вовремя пришел. – довольно заметил он. – Даже в парикмахерскую успел зайти.
Саша взглянула на него: почти лысая макушка, сбритая «троечкой».
– Опять? Ничего отрастать даже не успевает… У тебя такие красивые кудряшки, почему ты не отрастишь их хоть немного? Ну хоть для меня…
– Ну конечно! Что я, как педик ходить должен?.. А ты на работе, что ли, опять торчала?
– Нет. Мальчику одному стало плохо у нас в подъезде. Возила в больницу. – никогда Саша не врала ни себе, ни другим. Спроси муж сейчас, что это был за мальчик, – она бы всё рассказала. Но он вместо этого сказал:
– А тебе, как всегда, больше всех надо. Вечно ты кошечек и собачек по помойкам собираешь…
«Как он там, интересно?.. Оклемался?» – она набрала номер телефона больницы и спросила о состоянии здоровья больного. Ей ответили, что больной с такой фамилией у них не числится. «Значит, мать не стала его регистрировать» – поняла Саша.
Настроение было на нуле. Хотелось поговорить хоть с кем-нибудь. Саша знала, что открывать душу Вике – значит, остаться не понятой. А больше звонить было некому. За долгие годы молчания рядом с мужем, когда так хотелось поговорить о чем-то важном и когда было особо плохо, она научилась разговаривать мысленно – с самой собой, со Вселенной или…Он знает, с кем еще… Выговоришься вот так самой себе – и вроде бы находишь утешение и даже ответы.
– Ну, здравствуй, Саша… Что нового?
– Да так… Я вот вчера задумалась: а Бог точно меня любит?
– Ну, понятно всё… Опять депрессняк?
– Да ты знаешь… Настолько уже устала везде искать что-то хорошее, видеть во всем смысл и ждать позитивных изменений… А вдруг их и не будет вовсе? Это будет финал… Я не хочу в этом всём жить. Звучит фигово, но так всё надоело…
Я даже любимые дела забросила. Не могу себя заставить даже рисовать. Смотрю на любимые кушанья на прилавках – и понимаю, что отлично обойдусь без них. Вижу близких – и не ощущаю радости. Ругаюсь и мирюсь с мужем одним тоном. Я как зомби, с кашей вместо мозгов. Не знаю, что происходит, но это, как по накатанной дороге, уже несколько лет – чем дальше, тем страшней. Мне иногда кажется, что это конец. Мне снится, что я из окна выпрыгиваю. Это как демоны, доводит до сумасшествия. Хотя вроде бы внешне – да всё зашибись, чего с ума сходить…
– Я читала, что в кризисные моменты жизни помогает самопожертвование.
– Да перестань, я на самопожертвование вообще не способна! У меня это периодически, волнами накатывает. Мне страшно. И даже рассказать некому. Хочется бОшку об стену разбить – лишь бы избавить ее от всей этой гадости и каши, которая в ней. Не знаю, как иначе избавиться.
– Может, надо разобраться, что действительно ты хочешь от жизни?
– Да ничего не хочу. Все это пройденный этап, столько раз уже разбиралась… У меня сто работ было – и везде столько сил душевных, и самоуговоров, и самообучение, и «подставь левую щеку», и «не тухни, вперед, Саша, вперед, всё будет хорошо»… А сейчас я понимаю, что все это было зазря – столько нервов, времени жизни потрачено. Всё зря. Ничем мне не воздалось и ничто не пригодилось. И сижу теперь в болоте, и никуда из него выбираться не хочу, и никто этого даже не видит и не понимает. Так хочется, чтобы муж пожалел. Мне кажется, мне бы этого хватило, чтобы двигаться дальше, но от него никогда не дождусь… Знаю и бездействую. И со всеми людьми так же – столько сил душевных во многих вкладывала, столько гадости проглатывала – а толку? Хотя, ты знаешь, раньше столько сил в себе ощущала – жуть. И куда это все ушло? В никуда…
На следующий день Саша торопилась с работы домой. Поднимаясь на лифте на свой этаж и вспоминая день вчерашний, она невольно ждала… А вдруг он опять сидит у её двери? Да нет, он не придет больше… Она же сама его выгнала.
1,2…5,6…11,12. Двери лифта открылись.
Его нет.
Саша пару секунд постояла в лифте и нажала на кнопку первого этажа. Сидеть сейчас дома одной – последнее дело… Меньше всего сейчас ей хотелось быть одной в пустой квартире наедине со своими мыслями. Стало тошно от одиночества. Её опять начинало ломать. «Отвлечься… Собрать кусочки мозга воедино…» – ноги сами «забрели» её в попавшийся на пути салон красоты.
– Сбрейте мне виски… Пошире. А середину постригите. – Ей вдруг захотелось прическу, как у него. Она секунду подумала и добавила еще и «от себя»:
– И длинные, которые посередине, осветлите.
– Виски выбрить, говорите?– парикмахер надевала на нее пеньюар для стрижки.
– Да. Троечкой…
– А не жалко Вам волосы? Всё же довольно длинные…
– Да брейте уже…
– Ну как тебе? Нравится? – вертелась она вечером перед мужем, заранее зная ответ.
– Всё развлекаешься? Ну… лишь бы тебе самой нравилось. Как в свою бухгалтерию завтра пойдешь?
– Очень просто. – Саша разлохматила оставшиеся в середине длинные волосы по бокам и «троечку» под ними стало не видно. – Но мне больше нравится всё же вот так – она собрала светлые волосы посередине, обнажив темные бритые виски и подумала: «С такой бы прической сейчас – да в клуб…»
И очередной новый день. И вновь скукота. Любимая бухгалтерия.
По дороге домой позвонила мама и подняла нервы: вновь ей требуются внуки, уже который год. После смерти папы ее «психологические атаки» на Сашу усилились дважды. Он ушел быстро и, кажется, еще вчера. Онкология. Мама тосковала. Дочь терпеливо выслушивала ее монолог, заходя в подъезд.
– Саш, я тут подумала… А почему вы не усыновите ребеночка? Уж лучше чужой, чем никакой…
Саша внезапно психанула:
– Ну вот не хватало мне еще бэушных детей! Да никогда в жизни я не буду растить чужие ошибки! Кто их родил, я знаю? Алкаши и тюремщики? И мне потом отморозка от их ген растить? Тебе это надо?
– Подумай о муже… – попыталась было вставить слово мама, но Саша перебила её:
– Да муж даже и не говорит больше ни о каких детях! Ему эта тема, видимо, тоже не актуальна. – двери лифта раскрылись на 12-м этаже.
Никого…
Саша сразу развернулась на каблуках и поехала вниз, не дожидаясь, когда мозг начнет сыпаться от очередного депрессняка, проторенной дорожкой в салон красоты. «Красоты… Красота – понятие относительное… – подумала Саша, убирая телефон. – Ну что ещё мне с собой сделать, что?..»