– Ваше высочество?

Пока я осматриваюсь, комендант топчется у шкафа, видимо, не решаясь занять место за столом. Впрочем, правильно. Он не имеет права садиться без моего приглашения. Хм, побеседуем стоя…

Некоторое время я ещё смотрю во двор, собираюсь с мыслями.

Комендант терпеливо ждёт.

Щёлкнув по закрывающей окно решётке, я поворачиваюсь:

– Я приехала разобраться в весьма… деликатном деле. Под свою ответственность я забираю одного из заключённых с нижнего яруса.

– Ваше высочество?! Ваше требование несколько…

– Действуйте, – перебиваю я, поигрывая печатью. – Пустые задержки злят.

– Есть, ваше высочество!

Бумажки творят чудеса. Стоило дать понять, что я поставлю подпись и заберу преступника под свою ответственность не на словах, а официально, комендант моментально отбрасывает сомнения, и через минуту я получаю документ с пустой строкой, в которую я собственноручно вписываю имя, а затем я ставлю печать. В романе говорилось, что оттиск ставится не чернилами, а магией. Выглядит эффектно – разлетаются брызги света, и, когда я поднимаю кругляш, на бумаге переливается мой вензель насыщенного синего цвета.

– Я лично спущусь за преступником, – сообщаю я.

– Нижний ярус весьма неприятен, ваше высочество.

– Ха…

Комендант не смеет спорить. Поднявшись из-за стола, он прячет бумагу в сейф, а из сейфа достаёт флакончик с длинным носиком. Мутная молочно-белая жидкость не вызывает доверия, но капитан спокойно оттягивает левое веко, запрокидывает флакон. Две капли падают точно на радужку, а капитан повторяет процедуру с правым глазом. Не думаю, что он решил полечиться.

– Приказом его величества освещение в подземной части Тан-Дана запрещено. Мы закапываем зелье ночного видения, ваше высочество.

Об этом в романе не было. Собственно, там много о чём не было.

Я без колебаний повторяю за комендантом. Интересно, можно мне прикарманить флакон? Увы, комендант забирает зелье, прячет в сейф и только после этого приглашает следовать за ним.

В коридоре к нам присоединяется давешний офицер, и втроём мы спускаемся. Вниз ведёт крутая винтовая лестница. Чем глубже мы спускаемся, тем скуднее освещение. В глаза появляется резь, будто в них песка надуло, зато окружающее пространство обретает чёткость. Видна каждая щербинка, каждая выбоинка.

Я насчитываю всего три уровня.

– Ваше высочество, может быть мы переведём преступника в допросную?

– Не требуется, – голос предательски срывается.

Справа и слева клети, на которые смотреть тесно. Слава богам, камеры пустуют. Но не все.

Обрюзгший мужчина уныло раскачивается из стороны в сторону и воет на заунывной ноте. В его пустых широко распахнутых глазах ни капли разума. Комендант ударяет по прутьям клетки, и вой обрывается. Мелко трясясь, мужчина пытается забиться в дальний угол.

– Работорговец. Прикрываясь титулом на протяжении четырёх лет тайно вывозил и продавал степнякам детей. Попался, когда по заказу одного из ханов похитил дочь барона.

– Посадить на кол было бы милосерднее.

Я иду дальше.

– Кто здесь? – раздаётся крик, и на прутья очередной решётки бросается седая старуха. – Вы доставили приказ о моём помиловании? Я знала! Освободите меня немедленно!

Для заключённой весьма опрятная. Волосы стоят нечёсанной копной, но при этом чистые. Ногти короткие, без чёрной каймы грязи, да и запаха неприятного нет. Спускаясь, я боялась вони немытых тел, но на нижнем ярусе всего лишь душно.

Получается, при всё здешнем ужасе, за гигиеной надсмотрщики следят.

– Кто она?

– Графиня Илезис Фатта, – представляется она.

– Та самая, печально прославившаяся.

Мне ни имя, ни пояснение коменданта ни о чём не говорит, но от дальнейших расспросов я воздерживаюсь и прохожу мимо. Я потом поинтересуюсь…

Комендант указывает на камеру. Тот, за кем я пришла, в ней.

Прижав указательный палец к губам, я жестом прошу коменданта не вмешиваться. Хорошо бы вообще без свидетелей обойтись, но, увы, не получится, наедине с преступником меня не оставят.

Не знаю, как, но парень чувствует моё присутствие. Слепо таращится в темноту, тщетно силясь разлечить хоть что-то. Дыхание сбито, хотя он и пытается контролировать вдохи-выдохи. Самое главное, парня выдают проступающие на скулах серебристо-чёрные чешуйки, разбегающиеся по скулам и щекам извилистыми дорожками. Он хмурится, вслушиваясь в наступившую темноту, стискивает кулаки, но ни на шаг не отступает от решётки. Как поднялся с узкой лежанки, так и стоит.

Я протягиваю руку, ладошка у меня узкая, легко проходит сквозь прутья. Я касаюсь его лица. Честно говоря, исключительно из любопытства. Чешуйки тёплые, гладкие, но не скользкие. Стыки не ощущаются, чешуйки накладываются одни на другую и вроде бы они не заменяют кожу и закрывают. Парень отшатывается назад.

– Не надо так нервничать, – усмехаюсь я. – Я ещё ничего плохого не сделала.

– Ещё?!

Комендант делает шаг к нам, но я качаю головой, на надо учить заключённого уважению, я сама справлюсь..

– Скучаешь по сестрёнке? Кэтти милейшая девочка, наивная.

Парень меняется в лице, причём буквально. Оно сплошь покрывается чешуёй и превращается в подобие змеиной морды. Парень бросается к прутьям:

– Что с ней?! Что вы с ней сделали? Я же всё, как вы хотели…

– Насколько мне известно, Кэтти в полном порядке, – успокаиваю я. – Она приехала в столицу в поисках справедливости. Знаешь, чем для неё это может обернуться?

Парень смотрит на меня с ужасом, отлично понимает, что девочку заставят замолчать. Чешуёй покрывается шея, ладони.

В романе Кэтти верила, что брата осудили ложно. Она не придумала ничего лучше, как попытаться встретиться с кем-то из влиятельных дворян и попросить помощи. На турнир её не пустят, но тем не менее ей повезёт, она столкнётся с главной героиней, а та передаст её просьбу младшему принцу. Правда, счастливого исхода не получится. Расследование затянется: поначалу принц решит, что парень виновен, но, когда на Кэтти совершат покушение и неудачно попытаются выдать его за несчастный случай, принц начнёт более тщательную проверку. За это время парень потеряет способность к обороту и навсегда застрянет в шкуре ящера.

Ну, принц получит шикарного ездового зверя, а главная героиня обретёт верную подругу.

Парень выдыхает и очень устало спрашивает:

– Чего вы хотите, леди? – он ещё не сломлен, но уже надломлен.

– Верно мыслишь. Я могу помочь вам обоим, но за всё надо платить, верно? Для начала верни человеческий облик.

Становится слегка неприятно от того, что я осознанно жму на самые больные точки, но в то же время я уверена в том, как повела разговор. Парень без колебаний согласится на всё, что мне нужно, не придётся уговаривать или бояться обмана.

Парень справляется за минуту. Берёт эмоции под контроль, и чешуя медленно растворяется в коже. Я с любопытством наблюдаю за процессом.

А он симпатичный… Поджарый, пропорционально сложенный, под тонкой тканью рубашки просматривается мышечный рельеф. Лицо скульптурное, даже немного кукольное.

– Леди?

– Я же сказала – плати.

– Простите, не понимаю. Вы не можете не знать, что у меня ничего нет. Что я должен сделать?

Я закатываю глаза:

– Мальчик, что ты можешь сделать, сидя в каменном гробу? У тебя есть ты сам. Если ты до сих пор не понял, цена моей помощи – полная клятва верности на крови. Видишь ли, мне пригодится ручная ящерица.

От моего простого объяснения парень очешуел.

До этого я наблюдала, как чешуйки разбегаются от переносицы к вискам и вниз по щекам, а теперь чешуя проступила разом. Она будто всплыла из-под кожи. На голове появились то ли шишки, то ли зачатки рожек. Занятно…

Я усмехаюсь.

Помимо того, что я стараюсь соответствовать репутации капризной эгоистки, пусть лучше парень злится, чем боится. И, пожалуй, я не могу не признать, что капелька садизма во мне всё-таки живёт.