– Народ Вьены и я, князь вьенский, весьма благодарны вам за спасение наших жизней, однако вы не сможете защищать нас бесконечно. Бэрайевские прихвостни будут тревожить нашу деревню до тех пор…
– Прости, князь Ундерман, что так грубо перебиваю, но мы уже поняли, чего вы от нас хотите, – Один очень даже негрубо вкрался в монолог, тем самым избавив его от необходимости «изъявлять волю народа», – и не в обиде. Мы также отчетливо осознаем, что наше присутствие в сей деревне рано или поздно – скорее рано, чем поздно – сгубит ее. Они показали, на что способны. Этим неугомонным психам… э-э… идиотам нужны только мы, что недавняя схватка и показала. А потому уходим… на восток, – для начала – не таясь, дабы враги услышали, что те, кто им нужен, покинули деревню безвозвратно.
Один замолчал. И как князь Ундерман не тщился прочесть на лицах затаенную обиду, презрение, гнев или, на худой конец, досаду, – не сумел. Лишь понимание и благодушие.
И прежде, чем кто-то из них успел сделать хоть один шаг по указанному направлению, вьенцы засуетились, в их рядах появился по-настоящему здоровый ажиотаж, они враз все загомонили, что-то обсуждая, половина из них пошли спешно по домам, хозпостройкам, побежала и княжеская дочка. Как показалось Наташе – в слезах. В мозгу вспыхнуло и тут же погасло неуверенное подозрение, некая неоформленная и неприятная мысль, словно заноза, происхождение коей не выяснить, пока не вынешь из ранки.
Натали не показалось – восьмилетняя (или как грамотно по-здешнему – восьмивесенная?) девочка в самом деле плакала беззвучно, вся в слезах. Она поверила словам, казавшимся такими искренними, Одина. Да, он предупреждал о миссии, о неусидчивости, о стремлении двигаться вперед в необозримые и неизведанные дали. Но таинственный чужак также обещал сделать ее счастливой, когда она вступит в ту замечательную пору, в которую девочки готовы и желают стать женщинами. Правда, Драйя рассчитывала, что оборотни (ну и пусть!) задержаться во Вьене куда дольше, чем один вечер и одна ночь! О, вечно юная и прекрасная Рума, пожалуйста, молю тебя, сделай так, чтобы Один исполнил свое обещание!..
Не успели чужаки что-либо понять, как вся Вьена – от мала до велика – собралась вокруг героев с подношениями в руках. На их лицах читались покаяние, смирение и печаль. Маленькие дети восхищенно взирали снизу вверх на них – еще бы, ведь вчетвером управились с разъупокоенными и заставили, трусливо поджав хвосты, бежать считавшихся доселе непобедимыми злыдней, коих боится весь мир!
Люди передали гостинцы Тереси и Ундерману, те служили сии в удобные заплечные коробы. Оборотни от ценных подарков благоразумно не отказались – все ж понимали народное отчаянье.
– Мы не можем просить наших спасителей задержаться в нашей деревушке, – говорил князь напутственно, делая легкие однозначные паузы между словосочетаниями, подавая поочередно упакованные коробы Наташе, Одину и Дмитрию (на Еханну, по понятным причинам, подходящий короб не нашелся во всей Вьене, хотя искали у себя почти все вьенцы). – Но и отпускать вот так, голыми, не имеем права, на верную смерть. А также вдова и мать погибших накануне кузнецов от копий смарагдов просила передать вам вот это!
И вперед вышли трое плечистых крепких мужчин, благоговейно держащих в мозолистых ладонях даже навскидку первоклассное оружие – два обоюдоострых двуручника и легкая сабля, хищно и опасно поблескивающих в лучах светила, с клеймом мастера на широкой стороне. Оборотни жадно посмотрели на клинки – мужчины опустили острия к земле и вытянули руки вперед – мол они ваши, берите, – почтительно склонив головы и слегка опустив плечи. За сие сокровище на Земле истинные ценители и знатоки без сожаления выложили бы чертову кучу денег, чтоб только заполучить в единоличное владение.
Как и перед атакой на полководцев, чужаки вновь значимо переглянулись меж собой. Вновь заговорил Дима, лучше остальных владеющий искусством красноречия:
– Мы не имеем права принять такой подарок, поскольку предпочтительнее отобрать оружие у врага, да его же им и убить! Мы – оборотни, умеющие выживать там, где любой другой неизменно погибнет. Мы сами – живое оружие! К тому же вы сами увидели – вчера получил такие раны, от коих всякий человек скончался бы тут же. Сейчас от оных остались маленькие шрамики. И это меньше, чем за полный день! Я, от себя и лица всех моих друзей, прошу о том, чтобы сии бесценные клинки остались в месте, создавшем их, и вдовушку простить нас за отказ.
Подносители, князь – вся Вьена изумленно и уважительно лицезрела героев: качеству клинков реально нет цены! Некоторые особы из наиболее впечатлительных даже прослезились. Четверка отказалась от дара, от коего почти невозможно отказаться! Воистину, боги не ошиблись в выборе Звездных Вестников!!
Наши герои приторочили за плечи коробы, – кажется, расставание слишком затянулось, погостили, пора и честь знать. Вьенцы – народ добрый и щедрый, не смотря на все невзгоды и жизненные перипетии. С сей мыслью чужаки сделали первый шаг на восток, а люди почтительно расступились, образовав живой проход. По очереди пожали горячо руку Ундерману Клармаркаю, Тересину ручку деликатно поцеловали. Волк ободряюще подмигнул хмурому Дивони – авось да свидимся когда-нибудь еще.
Удивила всех безмерно княжеская дочка, включая Клармаркаев.
Она ровной походкой подошла к спасителям – в чародейских бирюзово-изумрудных глазках слезы успели высохнуть, но влажные уста слегка приоткрыты. Девочка печально-внимательно смотрела на них, ладони скромно покоятся на бедрах. Казалось, еще чуть-чуть – и слезы вновь хлынут непослушными ручейками. И тихо – но так, что кому надо, услышали – прошептала, уже глядя лишь на Одина (Дима с трудом сдержал улыбку, Наталья – гнев, Одину хватило ума сохранить спокойствие):
– Одолейте все трудности на пути, не сдавайтесь врагам и вернитесь – ЖИВЫМИ!
Дабы не заплакать, Драйя обняла того, кто обещал ей счастье. Один немного растерялся, глаза застыли, а Наташу внутренне всю перекорежило от жестокой ревности, однако внешне сие никак не отразилось на ней, будто так и должно быть.
Волей – неволей, хочешь – не хочешь, а пришлось покинуть первых людей, встреченных на пути в чужом мире, не дожидаясь похорон погибших вьенцев. И расстались хотя бы не врагами, что не могло не радовать, да еще и с полезными мелочами за плечами – оттого на душе еще веселее. Ну и что, что лес кишит полчищами скелетов, мертвецов, камнецей и прочей нечистью? Есть в Готреле свое неповторимое очарование: тот же полузаброшенный торговый тракт, разумные лесные драконы, романтика колдовства и меча и прочие прелести приключений в загадочном, реально существующем, мире под названием Винэру. Почти как Венера в родной Солнечной системе. Почти! Но все-таки не Венера – та представляет из себя безжизненную унылую поверхность с температурой воздуха до 480 градусов по Цельсию. А здесь – жизнь кипит ключом, настоящие люди и драконы, зеленый лес и торговый тракт. И многое другое небезынтересное и пока неизведанное.
Одной Наташе все не мило – ни жизнь, ни нежить, ни дорога, ни бездорожье. Она потихоньку закипала, душа (если таковая – не досужий вымысел) чернела от злости, ее снедала ревность, пальцы то сжимались в кулаки, то разжимались, в голубых глазах разверзлась ледяная бездна, над ней (бездной) ревели северные ураганы. Как так?! Первый день пребывания на Винэру – ну пусть второй, – а у Одина уже появилась смазливая малолеточка, готовая ждать его сколь угодно долго?!
Она шла чуток позади, зло смотрела ему в спину. Ей страстно хотелось вцепиться ему в глотку, расцарапать кошачьими когтями лицо, вырезать «Троновыми» лезвиями каменное сердце. Дабы не осуществить свои опасные мечты, девушка остановилась и ехидненьким таким голосочком, от коего мороз по коже, промяукала:
– Дим, Ех, вы идите вперед пока, а я потолкую с Одином.
Дмитрий хмыкнул:
– Только не убей мне друга… Пойдем, красавица!
