Света не было.
Иногда в глубине тюрьмы Фаллион слышал рычание стрэнги-саатов и боялся, что они бродят по коридорам. Он надеялся, что решетки защитят монстров.
И он услышал, как Джаз плачет, его юное тело содрогалось.
Фэллиону хотелось обнять младшего брата, утешить его, но он даже не мог видеть лица Джаза.
Джаз спросил спустя долгое время: Ты думаешь, что они нас убьют?
Мы стоим больше живых. Фаллион не мог дышать. — Они, вероятно, задержат нас — ради выкупа.
Какой выкуп?
Форсиблы, золото. Может быть земля, — сказал Фаллион.
Ему хотелось бы поверить в это. Они были Сынами Дуба, детьми Царя Земли. Боренсон верил, что одним словом целые народы поднимутся и последуют за ним.
Итак, понял Фаллион, для кого-то вроде Шадоата они могут представлять опасность. Возможно, они просто стоят больше мертвыми, чем живыми.
Наручники врезались в запястье Фаллиона; он болезненно извивался, пытаясь ослабить давление.
Сколько? — спросил Джаз. — Как долго они будут нас держать?
Несколько недель, — подсчитал Фаллион. Кому-то придется плыть обратно в Мистаррию, собирать выкуп и возвращаться.
— Ох, — несчастно сказал Джаз.
Фэллион произнес еще несколько слов утешения и через некоторое время спросил: Хочешь, я спою тебе?
Это всегда срабатывало, когда Джаз был маленьким и его мучили плохие сны.
— Да, — сказал Джаз.
Фэллион вспомнил песню о кроликах, которая была любимой у Джаза несколько лет назад, и начал петь, задыхаясь.
К северу от луны, к югу от солнца бегают кролики, бегают кролики.
Сквозь зимний снег, летние сады, веселимся, веселимся.
Быстрее волков, быстрее пения птиц,
Кролики бегут, кролики бегут.
К северу от Луны, к югу от Солнца.
Кто-то маршировал к ним. Фаллион увидел мерцание света и услышал звон ключей. Его желудок начал сжиматься, и он надеялся, что это кто-то принес еду.
Но мимо их камеры прошел всего лишь жестокий человек с дымящимся факелом. На нем была набедренная повязка, забрызганный кровью жилет и черный капюшон, закрывающий лицо. В правой руке он держал орудие пыток — пилу для костей.
Фэллион взглянул на Джаза и увидел, что лицо брата побледнело от страха.
Мучитель прошел мимо их камеры, и Джаз спросил: Как ты думаешь, он придет за нами?
— Нет, — солгал Фаллион. Мы слишком ценны.
Дальше по коридору мучитель приступил к работе, и начались крики: мужчина хныкал и молил о пощаде.
Должно быть, он был за углом, потому что Фаллион почти не видел света.
Вы уверены? — спросил Джаз.
— Не волнуйся, — сказал ему Фэллион. Они просто хотят нас напугать.
Итак, Фаллион повис у стены, его вес переносился наручниками на запястьях, и пел своему младшему брату, утешая его, когда только мог.
Он понял, что это были маленькие наручники, сделанные специально для женщин и детей.
Они порезали его запястья, отчего они опухли и сморщились. Ему приходилось время от времени шевелить руками, пытаясь найти более удобное положение, чтобы кровь не прилила к пальцам. Однажды он видел человека, лорда Тангартена, которого держали в подвешенном состоянии в темнице в Индопале так долго, что у него отмерли пальцы, и он остался калекой.
Но если я буду слишком сильно шевелиться, знал он, через несколько дней мои запястья начнут натираться и кровоточить.
Поэтому Фаллион висел на стене и пытался минимизировать свою боль. Из-за того, что весь его вес несли на запястьях, легкие не могли получить воздух. После первых нескольких часов он понял, что это будет постоянная борьба.
В темноте Фаллиону оставалось сосредоточиться на звуках, на дыхании Джаза, пока он висел в своей камере, глубоком и даже во сне, прерывистом, когда он просыпался. Плач и сопение брата, лязг цепей о стену, рыдания замученных, лежавших в камерах, крысиный писк, рычание стрэнги-саатов.
Обычно он бы не обращал внимания на крыс. Но после того, как он провисел у стены несколько часов, он услышал писк внизу. Оно поднялось и укусило его за большой палец на ноге.
Он пнул его. Крыса сердито пискнула, отступая.
Оно вернется, — знал Фэллион. Оно вернется, когда я слишком устану, чтобы сражаться.
Он обнаружил, что ему нужно в туалет. Он держал его так долго, как мог, а затем отпустил.
В темноте, лишенной света, сопровождаемой только запахом плесени, мочи, холодного камня и железа, по мере того, как шли дни, Фаллион впал в отчаяние.
Несколько раз мучитель проходил мимо их камеры, ни разу не взглянув на них, с потухшим факелом и позвякивающими ключами.
Он пришел на рассвете, предположил Фаллион, и ушел ночью.
Как давно это было? Джаз спрашивал снова и снова.
Всего три дня, подозревал Фаллион, но сказал Джазу, что прошла неделя.
Нельзя отчаиваться вечно, даже в самые худшие времена. Организм не способен это выдержать. И поэтому отчаяние нахлынуло огромными волнами, иногда обрушиваясь на его уши, угрожая утопить его, а затем утихало.
Иногда он осмеливался надеяться. Напрягая каждый вздох, он что-то лепетал брату.
Может быть, они отправили сообщения в Мистаррию с требованием оплаты за наше освобождение, — предлагал он. Мы пробыли в море восемь недель. Столько же времени понадобится кораблю, чтобы добраться до Мистаррии, то есть еще восемь недель назад.
Четыре месяца. Через четыре месяца мы будем свободны.
Когда нас накормят? – умолял Джаз.
Скоро, — снова и снова обещал Фэллион.
Но они висели на стене уже несколько дней. Во рту Фаллиона пересохло, а язык распух в горле. Жирный пот стал его единственным одеялом. Он просыпался, засыпал и висел на стене, иногда не зная, бодрствует он или спит.
Теперь, когда мучитель уходил, Фэллион и Джаз оба вскрикнули, их пересохшие горла издавали только хрипы. Еда. Вода. Помощь. Пожалуйста.
В коридоре, потерявшись во времени, Фаллион услышал эхо женского крика, за которым последовало рычание стрэнги-саата, его хрюканье и новые крики. Он понял, что стрэнги-саат наполняет женщину яйцами.