Другой бес поймал Мирриму и крепко удержал ее.
Кровь текла свободно с лица Мирримы, текла из носа, из разбитой губы, из царапины над глазом. Сталкер задался вопросом, что остановило драку, а затем в ужасе уставился на него, увидев, что Шадоат схватила малышку Эрин со стойки.
Миррима еле боролась, маленький чертенок схватил ее, кряхтя от восторга, прижавшись лицом к ее лицу.
Младенец вскрикнул от ужаса, когда Шадоат держал его за ноги, приставив к горлу кинжал.
Шадоат прошептала: У тебя есть выбор: ты можешь умереть, пока твои дети будут смотреть, или я убью твоих детей, пока ты будешь смотреть, начиная с этого малыша
В конце бара Смокер выдохнул дым, а в его глазах пылал огонь. Он был готов пойти на поджог.
Нет! — крикнул Сталкер, отбрасывая стол в сторону. Но он не осмелился напасть. Шадоат, с ее способностями, не могла быть побеждена такими, как он.
И он знал, что она выпотрошит ребенка быстрее, чем другой мужчина выпотрошит кролика.
— Они под моей защитой, — крикнул Сталкер. Безопасный проход. Это то, за что я плачу. Безопасный проход для меня и моих. Эти люди — груз, купленный и оплаченный.
Шадоат на мгновение улыбнулась. Сталкер знал, что она думает убить их всех. Никто из них не мог ничего сделать, чтобы остановить ее.
Все, что он мог сделать, это обратиться к тем остаткам человечности, которые еще оставались в ней.
Наконец она бросила младенца Мирриме.
Это вы можете получить, — сказала Шадоат, — но не принцев. Принцы мои.
Миррима поймала девочку и попыталась поставить ее в вертикальное положение. Маленькая Сейдж кричала, пытаясь добраться до матери, но один из членов экипажа схватил ребенка, чтобы обезопасить ее. Дракен и Коготь горько плакали, но им хватило здравого смысла держаться на расстоянии.
Один маленький чертёнок выскочил за дверь, стремясь выполнить приказ своего хозяина.
За пределами гостиницы послышалось странное рычание, рев, подобный грому, и глаза Мирримы расширились от ужаса.
Шадоат взглянула на Мирриму и прошептала: — Расслабься. Теперь я уверен, что мальчики захотят попасть в плен.
Шадоат тайно улыбнулась ей и вышла из гостиницы. Как будто солнечный свет ушел вместе с ней, слава ушла, и комната стала выглядеть тусклой и тусклой. Без нее комната была пещерой, полной паутины и теней. Капитана Сталкера почти удивило, когда Смокер пошевелился и подошел к двери, чтобы посмотреть, как она уходит. По сравнению с Шадоатом они все были мертвецами.
30
НА ПЛЯЖЕ
Отнять у человека деньги — мерзкое дело, но отнять детство у ребенка — гораздо более прискорбно.
— Джаз Ларен Сильварреста
Фаллион лежал под лодкой вместе с Рианной, из него лился пот, и он изо всех сил пытался сдержать пламя.
Он обнаружил, что в нем действительно горел огонь. Он светился, и его силы было достаточно, чтобы зажечь другие огни.
Он чувствовал себя беспомощным и возмущенным судьбой, которая забросила его сюда, на пляж.
Почему мир не может просто оставить меня в покое? ему хотелось кричать.
Но судьба не оставила его в покое. Судьба, казалось, охотилась за ним, преследуя его, как волки, и теперь он лежал на пляже вместе с Рианной, в то время как Боренсон храбро сдерживал стрэнги-сааты.
Не успел Джаз поискать дрова и трех минут, как он помчался назад, стуча от страха зубами, и тихо провозгласил: Там снаружи есть тени.
Стрэнги-сааты нашли их.
— Держись поближе к лодке, — прошептал Боренсон. Следи за моей спиной, а когда я тебе скажу, ныряй под лодку вместе с другими детьми.
Джаз долго-долго молчал, а затем прошептал: Какая польза от этого?
Действительно, что хорошего? – задумался Фаллион. Стрэнги-сааты были огромными. Если Боренсон проиграет им — а он наверняка проиграет, считал Фаллион, поскольку теперь он был всего лишь обычным человеком, — тогда стрэнги-сааты схватят их всех, будут играть с ними, отбивать детей вокруг, кусать их массивными зубами, так же, как кошка получает удовольствие, мучая мышь.
И поэтому в Фаллионе рос страх, страх и душераздирающее чувство беспомощности. Он всматривался в свое маленькое пламя, зародившееся к жизни не от спички или куска кремня, а от его собственного сердца, и изо всех сил старался не дать ему разрастись, не дать ему бушевать по всему острову.
Ибо он исполнился гнева.
Гнев рождается из отчаяния, — подумал он. Это пришло как воспоминание, и Фэллион не был уверен, повторял ли он что-то, что когда-то сказал Ваггит, или же он только что услышал это от огня.
Но потом он, кажется, вспомнил. Всякий раз, когда мы злимся, — сказал однажды его отец, — это происходит в ответ на чувство беспомощности. Мы все стремимся контролировать свою жизнь, свою судьбу. Иногда нам хочется контролировать тех, кто нас окружает, и даже нужно их контролировать. Поэтому всякий раз, когда вы злитесь, посмотрите на себя и выясните, что именно вы хотите контролировать.
Теперь Фэллион вспомнил. Это было тогда, когда ему было четыре года. Его отец вернулся домой после своих странствий из дальних уголков Индопала. Он принес Фаллиону в подарок яркие перья попугая — желтые, красные, зеленые и синие, — чтобы носить их на шляпах.
Голос его отца стал теперь ясным, как будто он все еще говорил. Как только вы поймете, что именно вы хотите контролировать, сосредоточьте свои усилия на этом.
Его отец всегда казался таким разумным. Он всегда брал конкретные примеры и пытался извлечь из них более важные уроки. В этом он был похож на Смокера: всегда пытался заглянуть за пределы иллюзий, усвоить уроки, которые, как он настаивал, жизнь пыталась преподать.
На что злился Фаллион? Щенок. Маленькая охотничья собака, которую он привел в свою комнату, чтобы поиграть. Щенок помочился на пол, и Фаллион разозлился, потому что даже когда он велел щенку остановиться, тот посмотрел на него печальными глазами и закончил свои дела.
Фэллион улыбнулся этому воспоминанию, и его гнев несколько уменьшился. Его ярость утихла вместе с желанием превратить этот остров в печь, сжечь его и все, что на нем.
— Сэр, — прошептал Джаз Боренсону. — Я думаю, их трое на пляже позади нас. Может быть, четыре.
Фаллион услышал шорох одежды, когда Боренсон вытянул шею, чтобы посмотреть. Фаллиону хотелось бы услышать звон кольчуги, но Боренсон слишком долго находился на корабле, где кольчуга неизбежно ржавела или уносила человека в водную могилу. Сегодня вечером на нем не было кольчуги.
Всего двое, — сказал Боренсон. Те другие — коряги. Скажи мне, если они подойдут ближе.