Поэтому она с восхищением наблюдала за тем, как обретает форму церемония. За ее спиной собралась огромная толпа, тысяч пять, наверное, и люди жадно вглядывались. Некоторые люди пришли из простого любопытства. Другие пришли дать атрибуты. Все они, казалось, подталкивали и толкали Рейна в спину, пытаясь лучше рассмотреть.

Вечер принимал зрелище, как будто это был праздничный день, и кто-то привез фейерверк из Индопала.

Теперь старик достал свои силы и осмотрел каждую при свете костра. Форсибли представляли собой стержни, по форме и размеру напоминающие небольшой шип, немного толще самой толстой проволоки и длиной примерно с человеческую руку. Они были сделаны из кровавого металла, который был более тёмно-красным, чем ржавое железо, и имел на языке вкус засохшей крови.

На кончике форсибла находилась руна, мистическая форма, которая контролировала, какой атрибут можно было забрать у Посвященного и передать лорду. Руна была размером с ноготь большого пальца человека, и хотя форма руны не имитировала ничего виденного в жизни, сама по себе форма имела ауру силы, чувство правильности, которое бросало вызов пониманию.

Каждый форсик был сделан из чистого металла крови, который был настолько мягким на ощупь, что случайная царапина ногтем могла повредить его. Таким образом, руны в изголовье легко повреждались при транспортировке, и волшебнику, использовавшему их, приходилось следить за чистотой и совершенством форсила, чтобы церемония дарования не пошла наперекосяк.

Итак, старик изучал руну на кончике каждого форсила, и иногда он брал напильник и подсматривал немного здесь или немного там.

Во время работы Аат Ульбер встал и заговорил, надеясь завоевать сердца и одобрение людей.

Я не обычный человек, — обратился он к толпе. Вы можете увидеть это по моему внешнему виду. Но чего ты не видишь, так это того, что я — два человека, двое, которые соединились в одно, когда миры были связаны.

При этом крики охали и ахали.

Один из тех двух мужчин, о которых вы, возможно, слышали, поскольку я был телохранителем Короля Земли Габорна Вал Ордена в его юности. Я был сэром Боренсоном и сражался по правую руку Короля Земли, когда разбойники маршировали на Каррис. Я защищал его спину, когда Радж Ахтен послал своих убийц против нашего короля, когда он был еще мальчиком, так же, как я охранял его сына, Фаллиона Ордена, и держал его в безопасности в Ландесфаллене в течение последних десяти лет.

Гнусные дела, которые я совершил на службе старому королю Ордену, дела, которые окровавили мои руки и запятнали мою совесть. Вы слышали, что я убил посвященных Раджа Ахтена в замке Сильварреста. Я убил более двух тысяч мужчин, женщин и детей — чтобы спасти моего короля и наш мир.

Я не уклонялся от кровопролития. Я не выражал сочувствия или соболезнования тем, кого я убил. Это был поступок, который пристыдил меня, но это был поступок, от которого я не мог отвернуться.

Я убивал людей, с которыми обедал и охотился, людей, которых я любил, как будто они были моими братьями… .

Рейн удивился этому. Это было не то, чем она могла бы хвастаться. Она боялась Аата Ульбера, боялась его несдержанности, его грубой жестокости.

И вот эта толпа подстрекала его, придавала ему силы.

Но это только половина дела, — сказал Аат Ульбер, — ибо, как я уже говорил тебе, я — два человека, связанные в одного.

Аат Ульбер — это мой титул в мире теней, который, как ты видел, падал с небес, титул, который означает Великий Берсерк. Я был лучшим воином среди людей моего мира, и более двухсот вирмлингов пали под моим топором и копьем.

Семь раз я погружался в глубины змейских крепостей, и однажды, когда никто больше не выжил, я выбрался оттуда один.

Я говорю тебе это не для того, чтобы похвастаться, — продолжил Аат Ульбер, — я говорю тебе это для того, чтобы ты знал: я планирую убить нашего общего врага. Я не проявлю сострадания, не пощажу ни одного ребенка.

Я — два человека в одной оболочке. Я тренировался две жизни и приобрел навыки, которых ни один мир никогда не видел.

Теперь я сильнее, чем любой из мужчин в одиночку — быстрее, сильнее, лучше подготовлен.

Вирмлинги боятся меня, потому что я самый опасный человек на свете. Я говорю на их языке. Я знаю их пути. Я снова и снова прорывал их крепости. Вирмлингам не будет от меня ничего, ничего от нас, кроме позорной смерти!

Я клянусь вам: те, кто дарует мне дары в этот день, нанесут удар по вирмлингам. Я не упаду в обморок и не отступлю. Смерть всем вирмлингам!

При этом жители Окс-Порта приветствовали и подняли оружие, выкрикивая боевые кличи. Некоторые женщины плакали открыто, а жены наливали кружку за кружкой, а мужчины поднимали за них тосты.

Что может быть лучше, чем получить дары, — подумал Рейн, — чем отобрать их у пьяных варваров.

Когда Аат Ульбер закончил, старик поднял готовый форс и выкрикнул его имя. Браун? Кто даст силу нашему чемпиону?

Ему нужны еще мускулы? — крикнул какой-то воин, и многие мужчины захохотали.

Я сильный, — согласился Аат Ульбер, — но мне предстоит встретиться лицом к лицу с змей-рунными повелителями, которые еще сильнее. Мне нужна сотня мускулов, не меньше! И они нужны мне этой ночью, потому что я должен очистить этот остров от наших врагов-змей!

Ура! люди зааплодировали, и огромный варвар шагнул вперед, стремясь быть первым.

Старик обрадовался и закричал: Будь здоров! Будьте здоровы. Пусть Светлые защитят тебя, а Слава защитит твою спину! Он хлопнул варвара по плечу, и церемония началась.

Было очевидно, что старик не был достаточно опытен в получении пожертвований. Руки его дрожали, когда он начал петь, так что стержень затрясся. В какой-то далекий день он мог бы стать помощником какого-нибудь военачальника, мага, специализирующегося на получении даров. Но за последние несколько лет насильственные действия стали редкостью. Теперь он закрыл глаза и начал петь бессловесную песню, которая казалась натянутой и некрасивой.

На самом деле это были не слова, а повторяющиеся звуки — стоны и жужжание, перемежающиеся резкими пронзительными криками. В его песне была музыка, но она казалась дикой и безудержной, как порывистый ветер, проносящийся по горным долинам, то дующий то в одну сторону, то в другую сторону.

Рейн растворилась в песне, загипнотизированная, пока вскоре пение и жужжание не стали частью ее самой, чем-то текущим в ее крови.

Как только она потеряла себя, она проснулась от запаха горящей плоти. Старый ведущий взял силу и прижал ее к обнаженной груди варвара, и во время песни металл раскалился добела.

Волосы ошпарены, а плоть сожжена. Лицо варвара было суровым и каменным, глаза расфокусированными. Он опустился на колени и уставился на Аата Ульбера, в то время как координатор заклеймил его раскаленным железом. Пот стекал по лбу Посвящённого, его челюсть задрожала от боли, но он не издал ни звука.