Была осень, и с наступлением осени лосось начал собираться у берега. Дракен увидел вокруг лодки огромных существ, серебряных в воде, которые бездельничали и медленно кружили плавниками. Их вид только обострил его голод. Он никогда не любил лосося, но он был лучше, чем прогорклый медведь, которого он ел.

Миррима заметила проплывающую мимо оливково-зеленую водоросль и вытащила ее посохом, затем села на перила и начала ее жевать.

Она предложила кое-что Дракену и остальным, но все они отказались. Дракен обнаружил, что соленая пища только вызывает у него жажду.

Сейдж развлекалась негромким пением, и семья ждала долгие часы.

Через четыре часа Дракен сказал себе, что Аат Ульбер, должно быть, остановился в гостинице, чтобы выпить, как, как известно, делал его отец.

Через шесть часов его губы сжались от беспокойства. К полудню он был уверен, что возникла проблема.

Конечно, есть проблемы, сказал он себе.

— Когда вернется отец? Наконец, ближе к вечеру спросил Сейдж.

К тому времени Дракен разозлился, рассердился на себя за то, что позволил Рейну пойти в город без него. Он чувствовал слабость из-за отсутствия приличной еды, и эта слабость расшатывала его нервы.

— Скоро, — пообещала Миррима. — Если он не вернется до наступления темноты, я пойду его искать.

— Не без меня, — сказал Дракен.

Миррима пристально посмотрела на него, как бы говоря: Если я не вернусь, тебе придется забрать сестру и бежать. Но затем ее лицо смягчилось, когда она осознала его затруднительное положение. Его невеста была где-то там.

Безопасность вашей сестры превыше всего, — сказала она.

Дракен не осмелился высказать Сейджу свои мысли. Почему ребенок не видит? он задавался вопросом. Ее отец никогда не вернется.

На закате Миррима позволила вечернему ветру развеять свой туманный покров, а затем подождала, пока стемнеет, прежде чем Дракен спустил лодку. Вечерний туман поднимался над водой, создавая облака на пределе видимости. Растущая луна только что поднималась над горизонтом, словно светящийся белый глаз в глазнице моря. Звезды танцевали на гладких волнах. С юга подул легкий ветерок, удивительно прохладный, словно прикосновение мертвеца. Дракену почти показалось, что он чувствует присутствие духов в воде.

Как только лодку спустили, Дракен прыгнул в нее. Мать бросила на него сердитый взгляд, но он посмотрел ей в глаза. Вы не можете просить меня остаться, — сказал он.

Миррима колебалась, словно собираясь высказать какой-то аргумент. — Вы будете выполнять мои приказы? она потребовала.

— Да, — сказал Дракен.

— Тогда я приказываю тебе выйти из этой лодки и позаботиться о своей сестре.

Возможно, поехав с тобой, я бы лучше заботился о своей сестре. Мы не знаем, с какими неприятностями вы можете столкнуться.

Мать пристально посмотрела на него и наконец вздохнула. Правда заключалась в том, что ни один из них не знал, что правильно. — Ты будешь держать голову опущенной.

Миррима дала Сейджу последние инструкции. — Если мы с Дракеном не вернемся до рассвета, отправляйтесь на корабле на юг, в Тоом или Хаверсинд. Не ищи нас.

— Я не оставлю тебя, — сказала Сейдж, как будто одной лишь своей волей она могла надеяться спасти их.

— Обещай мне, что не попытаешься прийти за нами, — сказала Миррима. Если у нас возникнут проблемы, то я сомневаюсь, что ты сможешь помочь, Мудрец. У тебя впереди долгая жизнь. Если мы не вернемся, знай, что мы любим тебя, и знай, что прежде всего я хочу, чтобы ты устроил себе лучшую жизнь, какую только можешь.

Сейдж выпятила подбородок и отказалась обещать.

Полагаю, мне не стоит удивляться, если моя младшая сестра окажется упрямой, сказал себе Дракен, учитывая, кто у нас родители.

Дракен взял весла. Миррима нарисовала на воде несколько рун, чтобы облегчить им путь, и Дракен начал грести.

Он чувствовал запах дыма от костров, готовящихся на воде, и, приблизившись к берегу, заметил большую деревню, возвышавшуюся на близлежащем холме; он был удивлен его размером. Он простирался на север и юг вдоль береговой линии, насколько он мог видеть.

В Интернуке всегда было избыток людей, — подумал он.

На рукавах залива зажглась пара маяков. Сами огни горели в кадильницах, которые держали статуи людей с головами быков, высеченными из белого камня. Свет костра сверкал на поверхности камня, окрашивая чудовищные статуи в оранжево-желтый цвет, так что их можно было увидеть издалека. Их рога, казалось, были покрыты золотом, они широко раскинулись и почти окружали костёр, словно кровавые короны.

Дракен вспомнил, как однажды слышал, что у каждого порта есть свой символ, свое изображение в устье залива, чтобы корабли, проходящие ночью, могли лучше ориентироваться.

Он знал, что слово вагр в старинном интернукском языке означало портвейн. Но он не мог подобрать слово, обозначающее быка.

Ты знаешь, где мы? — спросил Дракен.

Миррима покачала головой: нет.

Дракен направился при свете звезд к докам, натягивая плащ, чтобы скрыть лицо. Подходя ближе к деревне, он изучал каменистый пляж. Он не видел никаких обломков, как это было в Ландесфаллене.

Оказалось, что Интернук на самом деле немного поднялся, а не погрузился в море.

Какой позор, — подумал Дракен. Миру было бы лучше без варваров.

Он молча вплыл в залив, и вонь города стала сильнее. Он чувствовал запах рыбьих кишок и мертвых крабов, остатков дневного улова. Морские львы лаяли где-то среди скал вдоль берега, и это удивило его, учитывая склонность военачальников носить вареные тюленьи шкуры в качестве доспехов, когда они отправлялись на войну.

Огни сияли по всему городу — тусклые огни, от которых лишь желтела тонкая шкура, которую варвары использовали вместо окон. На темных улицах не было фонарей, как он мог бы увидеть в Мистаррии. Дома выглядели странно и широко раскинулись. На холме стояли огромные длинные дома; каждый представлял собой темную монолитную крепость, окруженную сорока или пятьдесят акрами сельскохозяйственных угодий. В длинном доме могут жить десятки семей.

Это заставило деревню казаться удивительной… пустынно, решил Дракен. Он был раскинут на обширной территории, и каждый длинный дом располагался на корточках, как небольшая крепость, остров в своей собственной дикой местности.

Никто не ходил по улицам, которые он мог видеть. Богатых путешественников с факелоносцами, как можно заметить в более цивилизованных странах, не было. Рядом с доками стояли чистые, светлые дома, но он не слышал, чтобы путешественники в гостиницах повышали голоса в песне.