— Да, сэр, — сказал Рейн.

Она взяла ведро, наполнила его и провела следующие два часа, опорожняя трюм. Затем она в течение часа практиковалась в фехтовании. Закончив, она открыла тюк льняного нижнего белья, которое мужчины спасли ранее, разобрала его и обнаружила, что морская вода его портит. Она чувствовала запах растущей плесени.

Поэтому она взяла все четыре тюка с одеждой наверх, прокипятила нижнее белье, а затем развесила его сушиться, так что в течение следующих четырех дней белье было разбросано по каждому рангоуту и ​​привязано к каждой веревке, поддерживающей каждый парус.

Таким образом, по палубе были разбросаны нижние юбки, летающие, как вымпелы из вороньего гнезда, нагрудные ленты на такелажах и изящные ночные блузки, которые молодые молодожены любили надевать, чтобы доставить удовольствие своим мужчинам.

Поначалу она подозревала, что ей никогда не удастся их высушить. Соляные брызги, выбрасываемые бараками, сохраняли все влажным, но она обнаружила, что, поднявшись по снастям и поднявшись достаточно высоко, она смогла высушить одежду.

Таким образом, она смогла спасти сотни предметов одежды, которые, по ее мнению, стоили небольшое состояние, но не получила ни слова благодарности от Аата Ульбера.

В любое свободное время, которое у нее было, Аат Ульбер заставлял ее заниматься боевой практикой, и поэтому она обнаружила, что пытается держаться подальше от пути гиганта, пытаясь избежать его злобного взгляда.

Она поняла, что больше не может навещать Дракена по ночам, не может пытаться найти время одна. Аат Ульбер и Миррима бы этого не одобрили.

Дракен вел их всю ночь и проснулся уже после рассвета, и Рейну пришлось довольствоваться тем, что подал ему завтрак, заслужил улыбку и благодарность.

Вскоре мышцы Рейна постоянно болели от боевых тренировок и мытья палуб; ей хотелось, чтобы Фаллион развязал миры и исправил нанесенный им ущерб.

Солнце поднималось ярко и ясно каждый день, и небо почти не было омрачено облаками. Ветры безжалостно гнали их к Мистаррии.

На крайнем севере Ландесфаллена компания снова остановилась, чтобы добыть дров, получить больше корма для коз и пополнить запасы воды.

Они отправились на запад.

С течением времени отношения Рейна с гигантом не улучшились. Между ними была стена, стена такая высокая и толстая, что она едва могла видеть сквозь нее, видеть Аата Ульбера таким, какой он был. Она все ждала, что он взорвется и набросится на нее в приступе бессмысленной ярости.

Через неделю путешествия Рейн стояла на четвереньках, протирая палубу, когда Аат Ульбер проковылял мимо и наступил ей на руку.

Она вскрикнула от боли, поскольку гигант весил более трехсот фунтов, и услышала хруст пальцев, пока он тащился по ним.

Она мгновенно подняла руку и обнаружила, что она опухла и кровоточит. Она беспокоилась, что он сломал ей пальцы, потому что боль пронзила ее руку.

Она отдернула руку, села, положила ее под мышку и сжала.

Извините, — сказал Аат Ульбер.

Извини за что? она потребовала.

Его бровь нахмурилась. — Прости, что сломал тебе руку.

Она знала, что никогда не получит извинений за остальные его ошибки, но ей пришлось спросить. Тебе не обязательно было убивать моего отца. Вы оставили этих людей в Ископаемом в живых. Почему ты не мог оставить его в живых?

Аат Ульбер покачал головой. — Ох, дитя, я не подумал об этом вовремя, — признался он. Он толкнул меня слишком сильно и слишком быстро, а затем мир покраснел. Я. не знаю, как облегчить твою боль… .

Великан поперхнулся, затем повесил голову. Человек мертв. Он был дураком, сражаясь со мной.

Именно тогда Рейн увидел правду. Аат Ульбер боялся извиняться. Его эмоции были слишком сильны, слишком близки к поверхности.

Слова, которые он только что произнес, были самым близким извинением, которое она когда-либо могла получить.

— Я думал, ты меня ненавидишь, — сказал Рейн.

Если бы я ненавидел тебя, — сказал Аат Ульбер, — я бы не работал с тобой так усердно. Мне бы не хотелось так сильно оставлять тебя в живых. Я… Я не знаю вас хорошо, но мой сын любит вас, и это что-то значит.

Рейн разрыдалась от облегчения, узнав, что он не ненавидит ее, и от разочарования от того, что он причинил ей такую ​​боль, а затем бросилась в свою комнату, чтобы перевязать себя.

Позже Дракен позвонил в дверь, но Рейн не открыл ее. Она решила, что отныне будет вести себя с полным приличием. Она не стала бы искать Дрейкена или приходить к нему ночью. Вместо этого она будет избегать его.

Той ночью разразился первый осенний шторм, ураган. Небо потемнело, облака приобрели болезненно-зеленый цвет синяка. Тогда ударили ветры и град, и молния ударила в небо.

Людям пришлось убрать паруса, а шторм отнес корабль назад, далеко от курса.

Океан вздулся, и поднялись огромные волны, грозящие разбить судно. Они перелетели через перила и залили палубу.

Таким образом, тяжелые времена начались всерьез.

Однако больше всего Мирриму беспокоили не ветер, не погода или штормы, а потеря ее семьи.

Со времени его перемены Миррима не спала со своим мужем; с каждым часом они становились все дальше друг от друга. Аат Ульбер проводил дни за штурвалом, устремив взгляд на Мистаррию и его жену.

Дети тоже казались потерянными. Вся семья была разлучена. Сейдж потеряла сестру вместе со всеми своими друзьями. Она плакала по ночам во сне, преследуемая воспоминаниями о текущей воде.

Тем временем Дракен почти ни с кем не разговаривал и стал настолько угрюмым, что каждый свободный час проводил, ютясь в трюме. Когда он не спал, он притворялся, в этом Миррима была уверена. Он слишком тосковал по своей сестре и друзьям. Но больше всего он тосковал по Рейну.

Возможно, время от времени задавалась вопросом Миррима, нам следовало оставить их обоих в Ландесфалене.

Но Дракен и там не был бы счастлив. Он бы не вписался в число Уокинов. Он был достаточно умен, чтобы это понять.

Но больше всего дети, казалось, скучали по отцу.

В первые несколько дней плавания корабля Миррима все еще видела в гиганте следы своего мужа — в том, как он держал голову или в том, как сверкали его голубые глаза, когда он улыбался.

Но через несколько недель контроль взял на себя Аат Ульбер. Он начал проявлять грубость, которой она никогда не видела в сэре Боренсоне. Он перестал улыбаться, перестал шутить.

Через три недели сэра Боренсона почти не стало. Аат Ульбер стал целеустремленным и отчаявшимся существом.