Она вообще дышит? – задумался Боренсон. Он видел, как ее грудь немного поднялась, а затем снова опустилась.

Да, она дышит.

Впереди неуклюже шли люди Оуэна Уокина. Все они двигались медленно, болезненно, как будто их постигла какая-то великая болезнь.

Внезапно Боренсону показалось, будто он наблюдает за ними извне своего тела. Люди выглядели маленькими и тщедушными. Бегите, дикие собаки! он взревел.

Люди такого низкого происхождения не заслуживают жизни, — подумал он.

Такая мысль никогда бы не пришла в голову сэру Боренсону.

Говорил Аат Ульбер.

Хотя остальные были слабы, Боренсон чувствовал себя сильным, сильнее, чем когда-либо были он или Аат Ульбер. В каком-то смысле ему казалось, будто чего-то жизненно важного всегда не хватало, а теперь он это нашел.

Он дошел до реки, которая стала странно мутной. Вокруг хлопала пара гигантских скатов. В это время года вода была неглубокой и не быстрой. Но округлые камни под поверхностью были скользкими.

Боренсон прорвался вперед, Миррима была рядом с ним, и преодолел больше половины пути, прежде чем поскользнулся.

Он спохватился, но маленькая головка Эрин повернулась вправо.

Аа! Миррима вскрикнула, затем протянула руку и попыталась надежно удержать голову Эрин на месте. Они достигли дальнего берега, помчались по мокрым камням. Ему мешал участок скользких красных водорослей, но, наконец, он добрался до подножия хребта.

Семьи скваттеров впереди с трудом поднимались по длинному склону. Земля теперь сильно дрожала. Наводнение приближалось.

Боренсон смело маршировал, минуя скваттеров, удерживая Эрин так надежно, как только мог. Он изучал лицо Эрин; она задыхалась. Цвет ее лица был белым, как жемчуг, а кожа казалась полупрозрачной. Он мог различить крошечные вены и артерии, окрашивавшие ее кожу в синий и красный цвета. Ее зрачки сузились до точек.

Она в шоке, понял он. Она задыхается от нехватки воздуха.

Не было никакой возможности спасти ее. Возможно, все его усилия были напрасны. И все же он цеплялся за надежду.

Гигантскими шагами он прошел сквозь толпу скваттеров и помчался в гору. Воздух наполнился далеким ревом и криком птиц.

Он поднялся на триста футов. Он посмотрел на восток и увидел вдалеке серое облако — дымку из пыли и брызг.

Ему пришлось подняться выше. С огромной скоростью он помчался в гору, обнимая Эрин, пытаясь сохранить в ней жизнь.

Наконец он достиг вершины хребта и посмотрел на море. К западу лежал Суитграсс, где дико звенел деревенский колокол. Вся земля ревела, а за городом по долине реки Хакер хлынула огромная волна.

Поселенцы, Миррима и дети Боренсона поднялись вверх, их лица выражали потрясение и изумление; они остановились рядом с Боренсоном и посмотрели на стремительную воду.

Море пришло гораздо быстрее, чем мог себе представить Боренсон. Это не была какая-то маленькая волна, пробирающаяся по песчаному пляжу.

Он взревел — звук, который потряс мир непрерывным грохотом, как будто весь гром, который когда-либо раздавался, внезапно прозвучал одновременно.

Земля теперь дрожала, и отдельные камни начали отскакивать вниз с красных скал наверху. Боренсон испуганно взглянул вверх, но ни один из камней не приблизился.

Внизу простиралась долина, и Боренсону с высоты орла открывался вид на змеящуюся реку и зеленые поля по обе стороны. Он видел свой собственный уютный дом с новой соломенной крышей и сараями, с овцами и крупным рогатым скотом в загонах, и свою желтую собаку Монгрела, стоящую перед домом и гавкающую на суматоху.

Дома его соседей лежали на востоке и западе. Он видел, как семья Доббитов суетилась возле своего коттеджа, а фермер Доббит спешил освободить свой скот, казалось, только сейчас осознав опасность.

Старая вдова Тарамонт, полуслепая и искалеченная возрастом, ломилась в дверь своего дома, взывая о помощи.

Дальше на западе горожане зашевелились. Молодая девушка мчалась по дороге вдоль реки; за ней бежали десятки людей, надеясь обогнать большую волну.

Потом пришло море.

Наводнение хлынуло в долину и последовало по течению реки Хакер, змеящейся по холмам. Стена воды высотой в двести футов пронеслась через каньон, грохотала над деревней, разрушая дома, сарай Боренсона, сметая соседей.

Он врезался в руины старой крепости, разрушив каменные стены, простоявшие шестнадцать столетий.

Море вырвало деревья и заставило их с грохотом врезаться в стену перед собой. Боренсон увидел вспышки бледных тел, жертв наводнения, смешавшихся среди руин.

Вода плескалась внизу, поднимая мелкий туман, который промочил Боренсона мутным дождём. Затем стена ускорилась, заполняя долину по мере того, как море искало свои новые границы, создавая длинный залив неправильной формы.

В тумане над развалинами образовалась радуга — жестокая шутка природы.

Долгое время Боренсон искал признаки жизни. Вода была грязная, темная, как суглинок. На поверхность выскакивали кусочки коры и даже целые деревья вместе с участками соломенной крыши.

Он, затаив дыхание, ждал, чтобы услышать чей-то крик о помощи, чтобы увидеть бледное тело, бьющееся в темных волнах.

Но там ничего не двигалось, даже мокрая кошка. Тяжесть воды сокрушила горожан, погасив их жизни так полностью, как если бы они были всего лишь нежным пламенем свечей.

Казалось, навсегда он стоял как вкопанный.

Боренсон осознал, что произошло. Фаллион сделал это! Фаллион соединил два мира — мир Боренсона и мир Аата Ульбера.

По какой-то причине, когда миры объединились, Боренсон и Аат Ульбер тоже объединились. И все же он задавался вопросом, почему никто из окружающих его не претерпел подобных изменений.

Говорили, что другие люди жили в теневых мирах; казалось, что когда Единый Истинный Мир раскололся, народ Единого Истинного Мира тоже раскололся.

Некоторые считали, что каждый человек поэтому несовершенен и имеет теневые сущности в далеких мирах.

Боренсон всегда считал это пустыми предположениями.

Но каким-то образом в процессе связывания Боренсон связался с Аатом Ульбером, своим теневым я. Два человека, каждый из которых жил своей жизнью в разных мирах, слились в одно тело.

Эта мысль была ошеломляющей. У него не было времени это осознать. Он даже не мог осознать последствия.

Он задавался вопросом, почему Фаллион связал только два мира. Почему не все? Почему бы не связать миллион, миллион миров одновременно и воссоздать идеальный мир легенд?