Затем падающий мир врезался в него.

Когда он проснулся, сэр Боренсон все еще падал. Он лежал на земле, но она падала. Он вскрикнул, и скваттеры вокруг него тоже завизжали от страха.

Он резко остановился, и все его тело рухнуло на землю, выбивая воздух из легких.

Хотя небо было ясным, в небесах гремел гром.

Поселенцы под деревом все еще кричали. Мать одной семьи спросила: Все в порядке?

Землетрясение! кто-то сказал. Это было землетрясение!

Сэр Боренсон никогда не чувствовал ничего подобного. Земля не дрожала и не катилась. Вместо этого он, казалось, только что упал — возможно, на сотни футов.

Боренсон всмотрелся в группу. Его сердце бешено колотилось. Земля была мокрой и пахла морской водой, а его одежда промокла.

Кроме этого, он чувствовал себя каким-то оторванным от своего тела. Все старые боли ушли.

Отец! - крикнул Сейдж. Отец, помоги! Эрин ранена!

Боренсон вскочил на ноги и на мгновение постоял, ошеломленный. Сон, который ему приснился, сон об Аате Ульбере, отбросил в его памяти такую ​​огромную тень, что он не был уверен, кто он такой.

Он моргнул, пытаясь вспомнить, где он находится. Память подсказывала ему, что он был на горе, на Каэр Люциаре. Если бы он обернулся, то увидел бы свою девушку.

Но это была не гора. Он был под деревом.

Он взглянул на скваттерских детей в тени. Две женщины и пара детей, похоже, потеряли сознание. Группа детей пыталась их оживить, и вдруг одна маленькая девочка выглянула испуганными глазами. Она вскрикнула, и другие посмотрели на него и последовали ее примеру. Они упали через себя, спеша попятиться.

Боренсон посмотрел на малышей, задаваясь вопросом, есть ли у него кровь на лице, задаваясь вопросом, что напугало детей, и казалось, что он смотрел со слишком большой высоты.

Все в порядке, — сказал он им. — Я не причиню тебе вреда.

Он поднял руки. Это были мясистые существа, огромные и тяжелые. Что еще более важно, из каждого запястья торчал небольшой костный шпор, чего не должно быть ни у одного человека.

Его руки были руками Аата Ульбера.

На нем было боевое снаряжение — металлические браслеты с мишенями на запястьях, тяжелая серая кольчуга, не похожая ни на одну выкованную в его мире.

Он протянул руку и ощупал свой лоб — костяные пластины на висках, выступы рогов над ними были более выраженными, чем у любого другого воина кланов, и он понял, почему дети плакали от ужаса.

Это были Аат Ульбер и сэр Боренсон, оба мужчины делили одно огромное тело. Он все еще был человеком, каким люди смотрели на тот другой мир, но его дети и жена здесь не признали бы его таковым.

Отец! Сейдж закричал в саду. Она плакала яростно.

Боренсон повернулся и пошел сквозь завесу виноградных лоз.

Мир, представший перед ним, был катастрофой.

В небе кружились странные вихри, словно смерчи света, и в ясном воздухе потрескивал гром.

Вода покрывала большую часть земли — морская вода и заросли красных водорослей. Вокруг сновали крабы, а морские звезды и ежи цеплялись за ил. Яркий коралл торчал из гребня камней, которых несколько мгновений назад не было на поляне. Все было насквозь мокрым.

Огромный красный осьминог в отчаянии носился по траве прямо у тропы.

Стены старой крепости сильно наклонились, и куда бы он ни посмотрел, деревья накренились.

Мудрец находился под огромной яблоней, горько плача и взывая: Отец! Отец, иди скорее!

Часть этого старого гнилого дерева упала во время катастрофы.

Боренсон прыгнул к ней, перепрыгнув через огромного черного волчьего угря, извивавшегося по тропе.

Сейдж торжественно стояла, глядя на свою младшую сестру. Эрин упала с дерева на гнилую ветку; теперь она лежала, вывернув шею под опасным углом.

Рот Эрин был открыт; ее глаза смотрели вверх. Лицо ее было настолько бледно, что казалось бескровным. Она делала небольшие зияющие движения, как рыба, пытающаяся дышать.

В остальном ее тело было слишком неподвижным.

Вдалеке, в миле отсюда, тревожно зазвонил деревенский колокол в Свитграссе.

Сейдж взглянул на Боренсона и в ужасе попятился от него. Она вскрикнула, а затем повернулась, пытаясь убежать.

Дракен вышел из-под дерева и бросился к Эрин.

Он попытался оттолкнуть Боренсона. Вернись, ты!

Он был маленьким, настолько маленьким, что его усилия не имели большого эффекта. Это я, твой отец! - сказал Боренсон. Дракен в шоке посмотрел на него.

Боренсон наклонился и попытался осторожно поднять Эрин, чтобы утешить ее, но почувствовал, как голова ребенка тряслась так, как ни у кого не должно быть. Позвонки на ее шее, казалось, были раздавлены. Боренсон вернул ее на место.

Если она выживет, подумал Боренсон, то, возможно, никогда больше не сможет ходить.

Эрин взглянула на него, увидела ужас на лице Боренсона, и в ее глазах не было ничего узнавания — только сильная паника. Она нахмурилась и издала тонкий вопль.

— Сохраняй спокойствие, милая, — сказал Боренсон, надеясь успокоить ее. Но его голос звучал глубоко и тревожно — скорее бычий рев, чем тот голос, к которому Эрин привыкла. — Это я, твой отец.

Вдали прозвучал сигнал тревоги. Это его жена Миррима кричала из старого бычьего рога, который он держал на крючке возле камина. Два длинных звука, два коротких, три длинных.

Это был сигнал к отступлению, но это было не просто отступление. Он должен был куда-то пойти. Он не слышал этого призыва столько лет, что потребовалось время, чтобы вникнуть в его смысл.

Дракен теперь был рядом с ним, наклоняясь, чтобы поднять Эрин, пытаясь заключить ее в свои объятия. Он так же хотел помочь ребенку, как и Боренсон, такой же напуганный и ошеломленный.

— Не трогай ее, — предупредил Боренсон. — Нам придется перевезти ее с большой осторожностью.

Дракен посмотрел на него в ужасе и недоверии. Что? Что с тобой случилось?

Боренсон удивленно покачал головой.

Вдалеке Миррима крикнула: Эрин? Мудрец? Боренсон? Она бежала к ним; по ее голосу он мог сказать, что она мчится через фруктовый сад. Все, бегите на возвышенность! Вода идет!

Именно тогда Боренсон почувствовал это: дрожь земли, отдаленный грохот, доносившийся сквозь подошвы его стальных ботинок.

Осознание своего затруднительного положения поразило его.