Мэдок, казалось, почти прочитал его мысли. Вполне возможно, — сказал он, — что Дейлан Хаммер настолько справедлив, насколько кажется. Но я обнаружил, что редкому человеку действительно можно доверять. Рука каждого человека ищет кошелька брата своего, особенно в такие дни. И если Дэйлан Хаммер увидит какую-то выгоду в том, чтобы предать нас

Я бы снова послал воина, или Коннора, или Дрюиша, но у тебя есть шанс добиться успеха там, где они потерпели бы неудачу. Если Дэйлан поймает вас, вы можете сказать ему, что охотились за потерявшейся собакой. В конце концов, это ваша судьба в жизни, и было бы вполне возможно, что вы выйдете на охоту за животным, которое вы любите.

— Я думаю — сказал Алан, — что Дэйлан Хаммер — хороший человек.

— Кому хорошо? — спросил Мадок. Он верен этому королевству? Конечно, нет. Он родился раньше, чем оно было, и оно угаснет и умрет задолго до него. Мы для него как сны, которые ярко приходят ночью и тут же исчезают. Я строю планы относительно своих земель. Мои крепостные знают, что мы три года будем сажать в поле ячмень, а два года оставим его лежать под паром. Но подумайте, какой план должен построить Дэйлан Хаммер. Что он планирует для этих земель через сто лет, или через тысячу, или через десять тысяч?

Более того, что он будет делать, чтобы воплотить эти планы в жизнь? Будем ли мы с тобой страдать из-за этого?

Алан задумчиво хмыкнул и погладил Страсть к путешествиям по спине. Скорее всего, он обнаружит, что Дэйлан ни в чем не виноват, и, высмеивая военачальника Мадока, Алан заслужит его благодарность. Но если Алан обнаружит что-нибудь важное он будет хорошо вознагражден.

— Я сделаю это, милорд, — сказал Алан.

Когда военачальник Мадок и его сыновья шли по лужайке вне пределов слышимости, Древиш спросил отца: — Ты ведь не предоставишь ему права клана, не так ли? Мать считает, что его следует кастрировать. Он больше дворняга, чем любая из собак, с которыми он спит.

Я выполню свою часть сделки, — сказал Мэдок. Я должен доказать своему народу, что мое слово верно. Пусть он женится на дочери воина, если сможет найти ту, которая переспит с ним. Мы будем посылать его и его потомков во главе каждой битвы.

— Что, если Дэйлан узнает, что мы задумали? — спросил Дрюиш. Он убедительный человек. Я думаю, Алан с радостью последовал бы за ним прямо в пасть кеззиарда, если бы старик попросил его об этом.

Мы можем доверять Алану, — сказал военачальник Мадок. У Дэйлана Хаммера нет денег, чтобы купить этого парня, и мы предлагаем ему больше, чем он мог когда-либо мечтать. Он предаст Дэйлана Хаммера.

— Как ты можешь быть уверен? — спросил Дрюиш.

Его собаки, — ответил Мадок. Каждый день Алан отправляет их на смерть, предавая тех, кто любит его больше всего. Он стал знатоком предательства.

ТЕПЛЫЙ ПРИЕМ

В моих снах всегда было одно и то же. Я стоял в подземном мире, и перед моими глазами красовалось огромное огненное колесо, Печать Ада.

Были и другие Печати, Печать Неба, Печать Земли, но они уже были починены или, по крайней мере, находились далеко на пути.

Я уставился на руну. Для простого человека это выглядело бы всего лишь как огненная чаша с языками пламени зеленого, красного и синего цвета, бесцельно шипящими. Но моим глазам я увидел цель и смысл в этом пламени. Они шептали мне, рассказывая свои секреты. И я наблюдал, как они затихали и вновь появлялись в закономерностях, которые не могли быть случайными, и начал понимать. Боль мира, его отчаяние и мучения были написаны в этом пламени. Они были изогнутыми и испорченными, жестокими и уродливыми. Я знал, что с помощью малейших изменений, малейших поворотов я смогу их исправить. И исправив их, я исправил бы мир.

- из журнала Фаллион Орден

Фэллион целеустремлённо шёл по изрытой дороге к воротам замка Курм.

Солнце уже всходило, блестящая золотая полоса света на горизонте, а на небе не было ни облачка. За ним последовали остальные.

У каждого из них был факел, но Фаллион позаботился о том, чтобы его горел ярче.

Факелоносец. Так звали Фаллиона среди ткачей пламени. Почему-то, неся факел к замку, он задавался вопросом, носит ли он только описательный характер или же он носит пророческий характер.

Ворота замка были закрыты, подъемный мост снова поднят. Фаллион увидел пару крякв, хватающихся за спокойную воду рва, плещущихся и прихорашивающихся, а их птенцы покачиваются за ними. Но всякий раз, когда он смотрел на подъемный мост, в его глаз внезапно вспыхивала вспышка света, и он видел Печать Ада, горящую внутри огненного кольца.

— Смотри, — пробормотал Джаз. Вот старая скала, где я охотился на лягушку-быка. Думаешь, оно все еще здесь?

Фаллион взглянул на скалу, стоявшую на краю рва, вокруг которой рос тростник. Он улыбнулся этому воспоминанию. — Иди и посмотри, если хочешь.

Джаз рассмеялся. Эй, а могут ли камни сжиматься? Весь этот замок кажется намного меньше, чем был раньше.

Стражники на стене замка заметили их, подняв луки и направив стрелы, присев между зубцами на вершине стены замка. Было восемь лучников. Один стражник помчался в глубь замка.

Фаллион подошел прямо к краю рва, где он и его брат в детстве ловили рыбу.

Этого будет достаточно далеко! – опасно крикнул со стены охранник. Назовите свое имя и сферу деятельности.

Мое имя — это мое личное дело, — сказал Фаллион. Я пришел вызвать лорда Хейла на личный бой, чтобы отомстить за честь этой девушки, леди Фарион, и отомстить за честь земли Мистаррии.

Фаллион услышал хриплый смех и стук тяжелых ботинок по деревянной лестнице в надвратной башне слева от него. Лорд Хейл прибыл не сразу. Он шел размеренным шагом, тяжеловесно, бух-тук-тук. По скрипу деревянных ступенек Фаллион понял, что он, должно быть, крутой человек.

Но когда появился лорд Хейл, глядя вниз из-за зубчатых стен, Фэллион вообще не был уверен, что он вообще мужчина.

Лорд Хейл был огромен, почти семь футов ростом и четыре фута шириной в плечах. В нем не было ни красоты, ни изящества. Его вялые щеки были настолько бледны, что он, возможно, никогда и дня не провел бы на солнце, а его серебряные глаза были безжизненными и пустыми, как ямы, выдолбленные во льду. Сверху он был лысый, с копной длинных сальных волос, закрывавших уши. На концах оно казалось серебряным, но выглядело так, словно гнило у корней, как клочок хлопка, который загноился в коробочке за зиму.

Но, казалось, гнили не только волосы мужчины. На лбу у него были пятна — желтые грибковые наросты, покрывавшие участок грязных бородавок.

Он был человеком-жабой, гноящейся жабой, умирающей от язв.

А еще было его выражение лица, его манера поведения. Он оперся своими толстыми локтями о зубец и с высокомерным видом посмотрел на Фаллиона, и в каждом дюйме его лица было такое злобное намерение, что Фаллион редко видел подобное.