– Совершенно верно, – ответил Торндайк и потом, представив меня, продолжил: – Мы были с вами партерами в последней игре, но сейчас по разные стороны доски.

– Да, – согласился мистер Синглтон, – и мы собираемся поставить вам мат.

Он открыл ящик, достал из него небольшую папку, а из нее листок бумаги, который положил на стол. Это оказался лист, вырванный из перфорированного блокнота, и на нем карандашом было написано: «Передано Рюбеном в 7:30 после полудня. Дж. Х.». В одном углу темное глянцевое кровавое пятно, сделанное падением крупной капли; пятно слегка размазано как будто прижатым большим пальцем. Рядом два или три пятна поменьше и удивительно четкий отпечаток большого пальца.

Торндайк минуту или две внимательно смотрел на листок, по очереди разглядывал отпечаток и пятна крови, но ничего не говорил, а мистер Синглтон смотрел бесстрастно, на лице его было выражение любопытства.

– Такой отпечаток идентифицировать нетрудно, – заметил наконец офицер.

– Да, – согласился Торндайк, – отличный отпечаток и легко распознаваемый, даже без шрама.

– Верно, – сказал мистер Синглтон, – шрам делает вывод абсолютно однозначным. Полагаю, у вас есть с собой отпечаток?

– Да, – ответил Торндайк и достал из широкого кармана с клапаном увеличенную фотографию, при виде которой мистер Синглтон широко улыбнулся.

– Чтобы смотреть на такой, не нужно надевать очки, – заметил он, – но при большем увеличении ничего не достигнешь; увеличение в три раза вполне достаточно для изучения бороздок. Я вижу, вы разделили изображение на пронумерованные квадраты – неплохой план. Но наш – вернее, Галтона, потому что мы заимствовали метод у него, – для наших целей лучше.

Он достал из папки фотографию отпечатка большого пальца, увеличенную до четырех дюймов в длину. На изображении заостренным пером было проведено несколько квадратов, в них размещались особенности изображения: петли, раздвоения и другие бросающиеся в глаза детали бороздок.

– Такая система обозначения учетными номерами, – заявил мистер Синглтон, – лучше вашего метода квадратов, потому что номерами обозначены только места, важные для сравнения, тогда как у вас в квадраты попадают случайно важные и неважные подробности. К тому же мы не можем позволить вам обозначать номера на оригинале, хотя фотографию оригинала можем дать.

– Я хотел попросить разрешения сделать фотографию, – сказал Торндайк.

– Конечно, – ответил мистер Синглтон, – если вы предпочитаете сделать снимок сами. Я знаю, что вы ничему не верите и все делаете сами. А сейчас прошу простить, мне нужно вернуться к работе. Инспектор Джонсон поможет вам, если понадобится.

– И присмотрит, чтобы я не украл оригинал, – добавил Торндайк, повернувшись к вошедшему инспектору.

– О, я об этом позабочусь, – с улыбкой ответил тот. Мистер Синглтон вернулся за стол, а Торндайк открыл футляр и достал микроскоп.

– Что вы собираетесь смотреть под микроскопом? – спросил мистер Синглтон, оглядываясь с широкой улыбкой.

– Я как-то должен отработать плату, – ответил Торндайк, устанавливая микроскоп и прикрепляя два объектива к передней части.

– Вы наблюдаете, чтобы не было обмана, – сказал он инспектору, взяв бумагу со стола мистера Синглтона и помещая ее между двумя стеклянными пластинками.

– Я наблюдаю за вами, сэр, – с усмешкой ответил офицер и действительно внимательно и с большим интересом следил за тем, как Торндайк поместил пластины под микроскоп и отрегулировал фокус.

Я тоже смотрел, и действия коллеги меня возбуждали. После предварительного осмотра в шестидюймовую лупу он подключил более мощный объектив и с его помощью внимательно изучил пятна крови, потом переместил в поле зрения сам отпечаток большого пальца. Несколько минут он очень внимательно рассматривал этот отпечаток, потом достал из кейса маленькую спиртовую лампу, очевидно, заполненную каким-то спиртовым раствором натриевой соли, потому что, когда он зажег лампу, я узнал характерный желтый цвет натрия. Затем он заменил объектив дополнительного спектроскопа и, поместив маленькую лампу перед зеркалом микроскопа, включил спектроскоп. Очевидно, мой друг проверял положение линии Д (линии натрия) в спектре.

Закончив эту подготовку, он начал заново осматриваться пятна крови и отпечаток большого пальца в прямом и отраженном свете, и я заметил, что он торопливо начертил в своем блокноте несколько диаграмм. Потом он убрал спектроскоп и лампу в кейс и достал микрометр – тонкую стеклянную полоску размером три на полтора дюйма – и положил его на стекло над отпечатком пальца.

Закрепив эту полоску, он стал передвигать ее, все время сравнивая увиденное с линиями на большой фотографии, которую держал в руке. После многих передвижений и подготовки он как будто был удовлетворен, потому что сказал мне:

– Думаю, я поместил линии в то же положение, в котором они на нашем снимке, так что с помощью инспектора Джонсона мы сделаем снимки, которые сможем рассмотреть позже.

Он достал из кейса камеру – фотоаппарат с пластинками разметом 8 на 11 сантиметров – и открыл ее. Потом, поместив микроскоп в горизонтальное положение, он достал из кейса плитку красного дерева с тремя медными ножками, поставил на нее камеру и поместил ее на уровень окуляра микроскопа.

Передняя часть камеры была снабжена коротким рукавом из плотной черной кожи, и в этот рукав поместили объектив микроскопа, затем обмотали плотной каучуковой лентой, так что соединение стало совершенно светонепроницаемым.

Теперь все было готово для фотографирования. С помощью конденсатора свет из окна сосредоточили на отпечатке большого пальца, Торндайк с чрезвычайной осторожностью отрегулировал фокус, потом, надев на объектив черный колпачок, вставил пластинку и открыл затвор.

– Я попрошу вас сесть и во время выдержки оставаться неподвижными, – сказал он мне и инспектору. – Малейшая вибрация может нарушить четкость изображения.

Мы сели, и Торндайк, стоя неподвижно и глядя на часы, снял колпачок и подставил первую пластинку.

– Сделаем еще одну, вдруг первая окажется недостаточно качественной, – произнес он, надевая колпачок и закрывая затвор.

Он поместил вторую пластинку и сделал ту же выдержку, потом, убрав микрометр и заменив его полоской простого стекла, сделал еще два снимка.

– Осталось две пластинки, – сказал он, извлекая последнюю. – Думаю, на них мы сфотографируем пятна крови.

Соответственно он произвел еще две выдержки, снял сначала крупное пятно, потом пятна поменьше.

– Теперь, – с удовлетворенным видом продолжил он, упаковывая то, что инспектор назвал «ящиком с фокусами», – мы получили все данные, какие можно было извлечь из Скотланд-Ярда, и я очень благодарен вам, мистер Синглтон, за то, что так много дали вашему природному врагу, адвокату защиты.

– Не природному врагу, доктор, – возразил мистер Синглтон. – Конечно, мы работаем на обвинение, но я не ставлю препятствия на пути защиты. Вы это хорошо знаете.

– Конечно знаю, мой дорогой сэр, – ответил Торндайк, пожимая руку чиновника. – Разве вы уже не помогали мне много раз? Но все равно я вам очень признателен. До свидания.

– До свидания, доктор. Желаю вам удачи, но боюсь, в этот раз ее не будет.

– Посмотрим, – ответил Торндайк и, дружески помахав инспектору, взял два кейса и первым вышел из здания.

Во время возвращения домой мой друг был необычно задумчив и молчалив, выражение его лица было сосредоточенным, и мне показалось, что я замечаю под привычной бесстрастностью сдержанное возбуждение. Поэтому я воздерживался от замечаний или вопросов не только потому, что видел, как он задумался, но и потому, что знал по опыту, что он привык держать все при себе и не делиться ни с кем, даже со мной.

Когда мы вернулись к нему домой, он немедленно передал камеру Полтону с несколькими краткими указаниями по проявлению пластин, и, так как ланч был уже готов, мы без промедления сели за стол.