Грендель вел Дубова по узкой тропинке. Уже рассвело, и Василий с немалым интересом поглядывал на окрестные болота, которые теперь не казались столь зловещими и враждебными, как в утро того памятного октябрьского дня, когда они волчьими тропами пробирались в Белую Пущу по душу князя Григория. И хотя с Гренделя было снято заклятие, бывший оборотень сохранял кое-какие способности и повадки волка. Вот и сейчас он то и дело поводил носом и как будто ощущал некую опасность.
— Надобно поостеречься, — наконец сказал он своему спутнику.
— A что, здесь опасная трясина? — забеспокоился Василий. — Или опять змеи?
— Хуже. Чую дух чужого человека.
— Может быть, Ивана-царевича? A то и самой Марфы!
Грендель ничего не ответил и двинулся быстрее, продолжая то и дело прислушиваться и принюхиваться.
Вскоре путники вышли к равнине, расчерченной канавками и «грядками», но с противоположной стороны, нежели накануне Покровский.
— До памятного знака здесь напрямую не доберешься, — пояснил Грендель. Пройдем по соседней «грядке» и попробуем разглядеть, что там и как.
Однако не успели они сделать и нескольких шагов, как сзади раздался грубый окрик:
— Стоять и не двигаться!
Дубов оглянулся — в самом начале «грядки», по-гестаповски расставив ноги, стоял здоровенный наемник с «калашниковым» наперевес.
— Бежим, — шепнул Грендель. — Эта «грядка» сквозная.
— Бесполезно, — ответил Василий, — он нас просто пристрелит. — И, обращаясь к наемнику, громко спросил: — В чем дело, товарищ?
— Тамбовский волк тебе товарищ! — злобно выкрикнул наемник. — Стоять и не рыпаться! Идти за мной! Шаг вправо, шаг влево — стреляю!
— Извините, гражданин наемник, — с трудом вклинился в содержательную речь боярин Василий, — но как нам идти за вами, если вы велели стоять и не рыпаться?
Наемник попытался задуматься, но тут Грендель, не открывая рта, негромко, но грозно зарычал по-волчьи. Даже Василий от неожиданности вздрогнул, а наемник заозирался, попятился и, поскользнувшись о сырой лишайник, бултыхнулся в канавку.
Василий бросился было на помощь, но Грендель его остановил:
— Тут мелко, не утонет.
Дубов однако же наклонился и поднял автомат, зацепившийся за кустик. Стоявший почти по пояс в холодной воде наемник в бессильной злобе наблюдал, как Василий разрядил магазин автомата и разбросал пули по канавке. Затем туда последовал и сам «калашников».
— Ну и что будем с ним делать? — обратился Дубов к Гренделю, завершив акт разоружения. — C собой тащить — много мороки.
— Загрызть, и дело с концом, — предложил Грендель. Наемник, не знавший, что добросердечный экс-оборотень никого толком не загрыз даже в бытность полуволком-получеловеком, дико заверещал и, вскарабкавшись на параллельную грядку, очень резво побежал прочь.
— Любопытненько, — пробормотал Василий, поднимая с земли небольшой предмет, оказавшийся записной книжкой. — Надо бы изучить…
Поскольку книжка не имела алфавитного указателя, то имена, адреса и телефоны были записаны, так сказать, в порядке поступления и ярко отражали биографию обладателя книжки за последние несколько лет: Тбилиси, Баку, Вильнюс, Рига, Тирасполь, Москва, Сухуми, затем Кислоярск, Старгород-Придурильский — этапы большого, но бесславного пути.
На одной из последних страниц Василий увидел стихотворные строчки с примечанием «Поется на мотив „Надежды“». Песня начиналась так:
«Светит наша красная звезда.
Не надейтесь — мы еще живые
И в крови потопим города,
Чтоб жила единая Россия.
Нынче будем боженьку молить,
Дал бы сил на мятежи и встряски
И помог Державу возродить
От Финляндских скал и до Аляски…»
Дубов брезгливо перевернул страницу — и наткнулся на несколько знакомых имен, записанных в столбик:
Боярин Василий.
Беовульф.
Грендель.
Чумичка.
Надежда.
Дедуктивная мысль сыщика Дубова незамедлительно заработала: «Так-так, что могло объединить эти пять имен в записной книжке наемника? Можно допустить, что у него или у его шефа Мыльника имеются свои счеты к детективу Василию Дубову, но причем тогда тут боярин Василий? Постойте-постойте, а сам ли он это писал?»
Василий перевернул страницу назад:
«…И чечен сумеем затопить
Кровью молдаван и прибалтийцев…»
Дубов попытался мысленно пропеть эти слова на мелодию одной из своих любимых песен и тут же с отвращением перевернул страницу вперед. Почерк полностью совпадал.
«Скорее всего, он записывал имена под чью-то диктовку. Но под чью? Василий еще раз внимательно просмотрел список. — Если меня он записал как боярина Василия, то отчего тогда и Надя не значится как паж Перси? И причем тут Беовульф, Грендель и Чумичка?»
От размышлений его оторвал голос Гренделя, который все это время изучал оконечность тупиковой «грядки», до которой напрямую было бы рукой подать через канавку.
— Похоже, что вчера ваш Иван-царевич здесь и побывал, — сказал Грендель. — Гляньте, как там истоптано. A чуть дальше на кустарнике веточка отломана.
— A почему вы уверены, что это именно Иван-царевич? — нехотя оторвался от дедукции боярин Василий. — Может быть, просто кто-то грибы собирал.
Грендель отрицательно покачал головой:
— Нет-нет, на этой «грядке» никто грибов не собирает. Оттого-то она и такая заросшая.
— A что так?
— Ну, во-первых, суеверия. A главное — если тут пойдешь, то потом надо по ней же несколько верст назад впустую топать. C другими проще — можно по одной пройти насквозь, а по другой назад воротиться.
— Ну и что же Иван-царевич?
— A Иван-царевич, как я вижу, пошел другим путем — прямо через канавку. Да идемте, я вам все покажу.
Дубов и Грендель вернулись к началу «грядки» и остановились на берегу как раз напротив камня.
— Видите, как тут мох ободран? — указал Грендель. — Значит, он пытался выбраться наверх.
— И как, удачно?
— Сейчас глянем… Да, похоже, что удачно. Видите следы наверху? Стало быть, нам надо двигаться вон туда. — Грендель махнул рукой в сторону елового перелеска.
