А очнулся он уже здесь. Где здесь, неясно. С таким же успехом Эббот мог находиться на континенте, а вовсе не в Лондоне. Однако, выговор у окружающих, по большей части, английский.
Каким-то образом ему необходимо ускользнуть отсюда. Сначала ускользнуть, а потом найти Лайзу. Хорошо, что окна зарешечены, это скорее информация, чем препятствие. Скорее всего, какой-то тюремный госпиталь.
Эрик попытался сесть, и выяснилось, что он практически не может шелохнуться. Ремни, которыми он был привязан, были более, чем крепкими. Мускулы же отказывались ему повиноваться. Эббот заставил себя расслабиться и задумался над возникшей проблемой. Прежде его никогда не накачивали лекарствами до такой степени, и возникающие при этом ощущения показались ему интересными. Ступни и ладони ничего не чувствовали, остальные же части тела лишь слегка потеряли подвижность.
Странные вещи способен вытворить мозг, подвешенный где-то между явью и смертью. Представить себе, как можно будет встать, выпрямиться и снова пойти, и сознание тут же немного прояснилось, а зрение стало четче. Представить себе, что именно нужно изменить для тот, чтобы снова можно было пойти.
Сначала необходимо очистить тело от химии, которую в него закачали. Просто удалить ее из кишечника не получится, поскольку она уже растворена в крови, значит надо разрушить молекулы этих соединений, порвать химические связи. Непосильная задача в пределах кровяных телец. Тут требуется что-то более сложное и более неявное. По мере того, как Эббот лежал без движения и размышлял над проблемой, он ощутил, что силы прибывают, почувствовал, что все больше и больше мышечных волокон слушаются его.
Он уже разбирал, о чем говорят вокруг. И произношение у них бесспорно английское, стало быть он в Британии. Может быть, конечно, и не в Лондоне, но все-таки где-то неподалеку от древней стены императора Адриана, а это уже само по себе вдохновляет.
Лежа на койке с плотно закрытыми глазами, Эрик чувствовал только одно – что он снова становится самим собой. На сознательном уровне он, конечно, не мог быть уверен, что сложные наркотики, введенные в его тело, разрушаются. Один раз ему пришлось особенно постараться не шевелиться, когда появился какой-то врач.
Эрик почувствовал, как в его правую руку входит игла и понял, что ему снова делают инъекцию. На какой-то момент его сознание опять помутилось, и он испытал полузабытое чувство, будто плавает в голубом ночном озере.
Но в этот раз Эрик уже был готов, что ему сделают укол, и не позволил себе провалиться в сны. Он понял: врача сопровождают еще двое. Невероятных усилий стоило ему побороть желание приоткрыть глаза и посмотреть на своих тюремщиков.
– Тот самый, – голос был незнакомый с ярко выраженным американским акцентом.
– Он, – это была женщина-врач, уже приходившая к нему раньше. Насколько раньше, Эббот понятия не имел.
– А на вид вовсе не страшный.
– Вот и мы так подумали, когда его к нам вкатили.
Тут лицо Эрика освежил прохладный ветерок. Скорее всего, кто-то провел ладонью у него над лицом.
– Нет, вы посмотрите, кто здесь лежит, – сказал Чарльз. – Я вообще не понимаю, что это за чушь. Вот, скажем, там у нас Мак-Реди, слева на третьей койке, убийца-рецидивист. Но ему ни седативных не колют, не привязывают. А если это буйный, то его не сюда надо было помещать. Тогда его место в психиатрическом отделении, в блоке Ц.
– Насколько я понял из того, что мне говорили, – раздался голос американца, – это никакой не психопат, просто он чертовски опасен.
– Очевидно, кто-то так считает, – сказала женщина-врач. – Побыстрее бы нам от него избавиться.
– Я вас понимаю. Если он вдруг начнет вас беспокоить…
Раздался смешок Чарльза, скорее ироничный, чем веселый.
– Вот уж не похоже. Взгляните, как его накачали.
– И тем не менее. В тех докладах, которые я получил, сплошь самые крутые предостережения.
– Если случится что-либо непредвиденное, немедленно свяжитесь со мной.
– Хорошо, – сказала женщина. – Ваши люди где расположились, в Ньюлин Билдинг?
Эрик был уверен, что от радости подпрыгнул и тем самым выдал себя. Но, видимо, в этот момент они за ним не наблюдали, а может, просто не заметили. Он попытался успокоить сердцебиение, больше всего боясь, что внезапное учащение пульса привлечет их внимание.
– Ладненько, я пошел, – сказал американец.
– Ну и мы тоже, – произнес Чарльз. – Послушайте, а не могли бы вы сказать, что этот парень натворил?
– Вот уж извините, – американец был любезен, но непоколебим.
– Должно быть, что-то из ряда вон, – пробормотал Чарльз.
– Должно быть, – нейтральным тоном согласился американец.
Эрик прислушивался к этой беседе, пока их голоса окончательно не растворились в тишине. Подобно рекламной вывеске стояли перед его глазами слова «Ньюлин Билдинг». Теперь он знает, куда направиться и с чего начать. Более того, он знает голос американца, запомнил его не хуже, чем название здания. Даже в магазинной толчее он вычленит этот голос из шума толпы, ведь этот голос способен навести его на след Лайзы.
Тут Эрик заколебался. Ведь незнакомец не сказал, где расположен Ньюлин Билдинг. Может быть, в Лондоне, а может, в Глазго, Манчестере или Портсмуте. Во всяком случае, если бы это здание находилось в другом городе, то, совершенно определенно, человек упомянул бы об этом. Эрику стало лучше. Несомненно, здание и госпиталь находятся в одном месте.
Главным вопросом для нет было – куда направиться, и ответ на то он получил.
Тело его представляло из себя настоящий химический завод и продолжало успешно очищаться. Через два часа Эббот уже чувствовал себя на удивление свежим. Казалось, события последних часов, не говоря уже о событиях последних недель, не возымели на него никакою кумулятивного эффекта.
Он отважился на эксперимент и попробовал поднять левую руку. Она легко послушалась, и сдерживал ее только ремень. Какой-то ремень не пускает его к возлюбленной, к Лайзе! Какое отвратительное, бесчеловечное обращение. Поймали как зверя, усыпив, и продолжают обходиться как со зверем. Рассвирепев, Эрик дернул рукой.
Раздался тихий хлопок, и ремень лопнул. Он не должен был лопнуть. Он был сделан из углеродистого волокна с мягкой подкладкой, чтобы не поранить тело. Волокно было прочнее стали, а лопнуло, как простая резинка. Эббот поднял правую руку, и хлопок повторился дважды, поскольку на ней было два ремня, у локтя и на запястье.
После этого он сел. Тут уже хлопки от лопающихся ремней трудно было сосчитать. Эрик ждал, пока из палаты выйдет медицинский персонал, но слишком долго медлить было нельзя. Обитатели Ньюлин Билдинга, без имен и без лиц, скоро придут за ним. Эббот улыбнулся. Ничего, через пару минут он избавит их от этой необходимости.
Внезапно, кто-то в палате громко пробормотал: «Нет, Кор, но ты только взгляни на него». Эрик решил, что это не иначе как убийца-рецидивист со сломанной ногой. Остальные голоса оживленно зашептали, а один все время повторял какую-то фразу на неизвестном ему иностранном языке.
Эрик наклонился, сорвал остальные ремни и сел на кровати. Он сладко потянулся, чувствуя, как по мускулам будто разливается огонь.
Рядом с кроватью стояла высокая тумбочка. Заглянув в нее, Эрик с восторгом обнаружил, что в ней находится одежда, в которой он находился на самолете, причем выстиранная и проглаженная.
Первым делом Эббот заглянул в карманы. Кошелек был на месте, а в нем удостоверение личности и кредитная карточка. Полиция, бесспорно, сняла себе копии с них. Инструментов не оказалось.
Он скинул больничный халат и оделся как можно быстрее. Покончив с этим, не поленился причесаться, поправить воротничок. Накладные усы с него сорвали, но эта утрата его не особенно огорчила. От них очень чесалась губа.
Когда Эрик спокойно направился к двери, один из сопалатников ухмыльнулся ему со своей кровати.
– Не так-то все просто, дружище.
Ни говоря ни слова, Эббот протянул руку к двери. Панель была металлическая. На уровне глаз в ней виднелось небольшое окошко. Сама же дверь была надежно заперта.
