Деск метнул взгляд в дядьку, который кусал губу, и бодро сказал мне:
«Ну, вот эта Сталюка, позывной Люка – вообще-то скорей кисточка, чем резец, которая умеет рисовать образ человека целиком».
А потом – сказал Марине:
«Люка, сегодня нужны фото. Статика. Не вибрируй, что стажёр в движении иногда выпадает за маску».
Марина вздохнула, кивнула. А я – уронила взгляд в пол. От понимания, наконец, что такое Марина. И почему, возможно, у неё фигура – на двадцать, лицо – на тридцать с чем-то, а волосы – седые.
Деск показал мне на дядьку.
«Это – Витёк, можно резать до «Тёк» За Виктор Дмитриевич – обижается, что состаривают.
Тёк – мастер по отлову картинок на фотоплёнку. С любой дистанции и при любом свете. То есть откуда чем снять выстроенную кем-то сцену – он может. И в свет поиграть – тоже, буквально за пять секунд подстроив до идеального. Строить картину он тоже может, но тут с ним лучше обсуждать, чтобы получалось что-то живое, а не фотоиконы».
Витёк улыбнулся и помахал мне рукой. Я – махнула в ответ.
Деск – скомандовал:
«Задача сегодня. Нужно фото Рины в одних же местах в двух масках полностью. Маска раз: дочь даймё, по молодости вращающаяся в кругах якудзы подругой молодого босса и помогающая ему с планированием операций и бухгалтерией. Маска два: дочь ярла, боевик-координатор Ирландской Республиканской Армии под прикрытием начинающей рок-музыкантки, экспортирующей ирландскую культуру в мир. На одной из фото будут пары из Японии и Ирландии. Там они сидят на встрече, где обсуждают контрабандные поставки японской техники в США в обмен на поставки из США оружия с боеприпасами, оба канала – поверх официальных с перевалкой в открытом море с японского сухогруза на ангольский с ирландской командой из граждан США.
Столько деталей – для пояснения того, какие и чем занимаются дочери даймё и ярла.
Люка, в образе «дочь даймё» – можно зафиксировать. То есть крась, как удобней. Снимаем в любой последовательности.
Вопросы?»
Тёк поднял руку и спросил:
«Сколько?»
Деск:
«Счас сдам Рину Люке и пойдём смотреть, где-как. Ещё?»
Посмотрел на Марину. Она – кивнула. Он достал-отдал ей мой пропуск.
Марина посмотрела на меня, на него, спросила:
«Час? Гнать полчаса?»
Деск ответил:
«Не спешим»
Марина сказала:
«Всё, валите»
И они – свалили.
А она посмотрела на меня и сказала спокойно:
«Надо что сделать, перед тем, как на полчаса – неподвижно в кресло?»
Покачала, что нет. Она – кивнула на кресло.
И – полчаса. Закрыв глаза и переваривая последние события.
Руки у Марины были прохладные. Во всех смыслах.
Через полчаса – она подняла из кресла, и потащила в костюмерку.
Завела в раздевалку, сказала – скидывать. Я – на секунду зависла, собираясь с духом раздеться перед незнакомой.
Марина сказала спокойно, что ей надо глянуть размеры, чтобы точно подобрать.
Подумала ещё секунду. Поняла, как мне сохранить лицо за паузу – непониманием, насколько раздеться. Разделась до трусов. Покрутилась.
Марина сказала «ага» – и ушла. Вернулась с пакетом красного белья, джинсами, майкой-безрукавкой. И мешком бижутерии. И с рыжими берцами.
Оделась, она обвесила меня фенечками и кольцами-серьгами-ожерельями. И увела обратно.
Посадила в кресло и начала красить лицо.
Пришли, споря о теплоте света в кафе, Деск и Тёк. Марина бросила «две минуты».
Докрасила, отошла.
Я – открыла глаза, посмотрела на Марину, на Тёка, пялившегося с «вау» на лице. На Деска.
Он осматривал задумчиво. Посмотрел на Марину, сказал:
«У меня – чуть рвет. Хиппи – вижу. Ирландку – вижу. Рок-музыканта – не очень. Они, как мне кажется, в коже, в чёрном и сталью обвешаны».
Марина – спокойно:
«Это не хиппи, а ирландский фолк-рок. Эквивалентно русским народным песнопениями до крещения Руси. То есть кокошникам, языческому обвесу амулетами и всё такое. И вот оно уже – в рок-обработке для исполнения на электронных инструментах типа электробалалайки. Причём прикрытие должно сидеть криво. Потому как лейтенант-аналитик снайпер рукопашник-ножевик ячейки подпольного сопротивления – это больше, чем рок-певица и по краям будет накладка руководителя коллектива. То есть бизнес-имидж, рассчитанный на обе целевых аудитории. Белый верх, тёмный низ».
Вот только тут я встала, подошла к ростовому зеркалу и наконец, посмотрела на себя. До этого как-то… чуяла, что Марина мне не показывает полработы. И ждала посмотреть целиком.
И замерла, делая вид, что рассматриваю. Как майка навыпуск ниже жопы скрывает её узкожопость. Как красный лифчик с подкладкой подчёркивает, что там всё-таки что-то есть. Как джинсы обтягивают короткие, но прокачанные нижние лапы.
И что вообще Марина сделала с моим лицом, вывесив по бокам две вплетённых в остатки волос накладных косы с бисером цвета глаз. И превратив подводкой глаза в смотровые щели, за которыми пылает зелёный огонь цвета сгорающей меди. С волосами как раз этой самой меди разных оттенков патины.
Остальное лицо… ну, я себя узнала. Но поначалу подумала, что – перебор. А потом сообразила, что я – рок-певица. И поняла, что до сценической размалёвки – недобор.
Вот тут Деск – отколол. Посмотрел на Марину. Получил у неё мой пропуск. Потом вынул из-под толстовки пистолет и засунул мне за пояс.
Сначала я посмотрелась. И поняла, что майка – почти прячет. И только потом аккуратно вытащила незнакомое оружие и посмотрела.
Оружие оказалось почти знакомым. Я – нервно осмотрелась, выискивая, куда. Нашла столик перед креслом. Вопросительно посмотрела на Марину.
Она – кивнула.
Я – подошла к столику, и аккуратно раскидала ТТ, удостоверившись, что это – он. Хотя обойма – двурядная на кнопке и изменёны угол рукояти, калибр и длинна ствола. А из затворной рамы торчит часть ствола с резьбой. Собрала, протянула Деску. Он покачал головой, достал-протянул вторую обойму.
Сунула её в карман джинсов.
Деск махнул рукой, и мы пошли.
В тир. Стометровый на пять дорожек. Пустой, не считая деда за стойкой оружейной комнаты в углу.
С мишенями напротив каждой дорожки, оттянутыми на возрастающие дистанции. И с обоймой на каждом столике дорожки.
Деск мне просто кивнул.
Я – подумала, щёлкнула по пистолету, изобразила руками угол вверх-вниз и кривизну-пологость полёта.
Он – ответил ТТХ.
Ну, вы поняли, что за пистолет и не буду зачитывать по памяти абзац.
Я подумала, вспомнила речи Ангела про Медную Длань, и решила показать всё, что умею и насколько.
На пятнадцать с упора правой на левую выбила глаза, пупок и крестик на сердце. Потом вернулась на первую дорожку, и на пять метров отстрелялась от пояса с левой и с правой по конечностям. На двадцать пять попробовала от бедра просто попасть. На пятьдесят отработала с одной руки. По очереди левой-правой, медленно. И на сто – с двух рук вылила всю обойму.
Деск понажимал кнопки возврата. Снял художественную. Повесил на гвоздик у оружейки. Рядом с мишенью, где были выбиты глазки, соски и улыбка.
Посмотрел на меня. Я перехватила пистолет кончиками, как нечто грязное, и вопросительно махнула вверх-вниз на оружейку.
Деск показал «погоди» и махнул на мишенное поле и пошёл туда. Я – за ним. Зарядилась, встала.
Через десяток секунд сзади раздался визг и шаги. И я – поняла. Развернулась и стала плавно отходить, разрывая дистанцию. Потому что…
Но двое работяг занесли не кабана. А свинью. Я укоризненно посмотрела на Деска. Он оскалился в ответ.
Мясо вытащили на поле, уронили. Свинья вскочила и понеслась. Мимо меня в пяти шагах, так что пулю в затылок я засадила одну.
Посмотрела на Деска. На рабочих, которые перевели взгляд со свиньи на меня и тоже застыли пялиться. Подумала, ткнула в свинью и помахала рабочим стволом пистолета «на вынос».
Они – подорвались и унесли.