Прислушиваюсь к ощущениям, дышу глубоко. Да, это умиротворяет, и руки его не перестали быть родными и губы…

Поверила ли я ему до конца? Я не знаю. Но раньше Дан никогда не врал.

Простила ли его? Тоже пока не определилась. Измену тяжело принять. Даже если один раз. Дан был с ней, и то видео… Оно стоит перед глазами грязным пятном.

Но… Я рада, что мы поговорили. Как будто пудовый камень, что лежит на груди, стал легче.

И после того как я попала в круговорот обмана со Славиком, я понимаю, насколько важно знать, что у тебя есть люди, которым можно доверять.

Дан мог уйти, мог бросить меня, но он остался рядом. И сейчас он единственный человек, который остался у меня. Если не верить ему, то остаётся только доделать начатое вчера…

Рассматриваю порез на своём запястье. Кровь запеклась, царапина немного болит, но это ерунда.

Я не знаю, что на меня нашло вчера. Точнее, знаю, конечно, но я и правда не собиралась всерьёз резать вены. Это был шаг отчаяния. Наверное, я проверяла свои границы, пыталась понять, смогу или нет.

Нет, наверное, я бы всё же не смогла. Да и держит меня здесь ещё очень мощный фактор – Машенька. Её я бы всё равно не бросила. Тем более теперь, когда мы с Даном вроде как заодно.

Смотрю на спящего мужа. Замечаю то, чего не видела раньше. Он изменился. Морщинки появились новые, залом между бровей стал более выраженный, даже во сне не расправляется, на висках заметны проблески седины…

Потрепала нас жизнь обоих. Может, и прав он. Надо за руки держаться, а не воевать. Выстоять, вырвать ребёнка из лап этих уродов, а потом уже внутри семьи разбираться. Сегодня я понимаю, что семья наша, пусть побита, помята, но жива. И нужно не добивать её, а собирать по крупицам то тёплое, что раньше нас связывало.

Выбираюсь из постели, иду на кухню. Открываю холодильник, зависаю ненадолго, понимая, что я даже не помню, что в нём может быть. Раньше всё это было на мне, а сейчас бытовые заботы полностью легли на Дана. Даже после возвращения из больницы я не занималась хозяйством, не готовила толком, все силы тратила на борьбу с депрессией, постоянно проигрывая и уходя в неё всё глубже. Да, тогда во мне жила обида на мужа, я считала его предателем и лелеяла это чувство, только усугубляя своё состояние. Наверное, если бы мы поговорили раньше так, как вчера, не случилось бы Славика, да и Машеньку получилось вернуть меньшей кровью.

Но барьеры не рушатся легко. И нашим отношениям нужна была такая встряска.

Нахожу упаковку яиц, немного молока, кусочек колбасы. Начинаю готовить завтрак.

У меня уже дожаривается омлет, когда в дверях появляется сонный, немного помятый Дан.

Смотрит на меня с лёгким удивлением, но так тепло, что я невольно улыбаюсь.

– Доброе утро, – киваю ему.

– Не спугни, – делает шаг ко мне Дан.

Ловит в объятия, зарываться носом в мою шею.

– Что ты делаешь, – откидываю голову, потому что на самом деле прекрасно понимаю, что именно он делает.

– Ты не представляешь, как же я соскучился по таким вот “добрым утрам”, – водит губами по коже, отчего мурашки разбегаются. Не думала, что они ещё живы…

Забирается жадной рукой под мой халат, гладит, сжимает.

– Даня, – выдыхаю я, – у меня омлет сгорит.

– Я чуть-чуть, – жарко шепчет в ухо, прикусывает мочку.

– Мы ведь спешим? – напоминаю я.

– Да. Поэтому делать будем всё очень быстро. Сейчас я съем тебя, а потом проглочу твой омлет. По нему я тоже дико скучал…

***

Дан собирается выходить, я догоняю его у дверей.

– Я с тобой, – заявляю твёрдо.

– Юль, – смотрит на меня с сомнением, – может, я лучше сам?

– Нет! Я не останусь здесь. Я тоже хочу поговорить с Галей. Поверь, мне есть что ей сказать.

– Хорошо, – вздыхает он. – Но давай договоримся сразу, ты слушаешься меня. Галина сейчас может быть не в себе.

– Галина всё время не в себе. Она уже тыкала в меня ножом, и обещала убить. Так что…

Глаза у Дана темнеют. Мне кажется, он хочет начать отчитывать меня за безрассудство, но я перебиваю:

– Не надо ничего говорить. Просто возьми меня с собой.

– Хорошо, – сдаётся он.

Дан привозит нас в Наркологический диспансер. Ужасное место, но мне хочется верить, что Гале здесь помогут.

По дороге я слышала, как муж звонил какому-то знакомому врачу и тот рассказал, что Галина пришла в себя, но, как и предполагал Дан, ведёт себя буйно.

Поднимаемся по ступенькам.

– Юль, я сначала всё выясню, и только потом мы пойдём к этой девке, поняла?

– Поняла. И она не девка. Во многом это несчастный, недолюбленый ребёнок, который в своей жизни ничего хорошего не видел.

– Не вздумай её жалеть, – смотрит на меня строго.

– Если она навредила Машеньке, я ей глотку перегрызу, – говорю вполне серьёзно.

– Ладно, пойдём.

Нас встречает седой хмурый врач. Они с Даном тепло приветствуют друг друга.

– Ну что там, Иваныч? – интересуется Дан.

– Всё как и предполагалось, – невесело усмехается тот. – Пришла в себя, орёт, буянит, требует отпустить. Я бы на вашем месте пришёл ближе к вечеру, когда её начнёт жёстко ломать. Тогда она больше скажет.

– Нет у нас времени до вечера, – отрезает Дан. – Где она? В той же палате?

– Пойдём, отведу.

Идём вслед за доктором. Коридоры тусклые, навевающие тоску. Приходим в крыло, где двери палат необычные, железные, с зарешеченным окошечком.

Приближаемся к одной из таких.

– Не советую входить к ней. Лучше поговорите через решётку, – указывает на одну из дверей врач.

– Иваныч, ну что я, с хлипкой бабой не справлюсь? – хмыкает скептически Дан.

– Напрасно ты так думаешь, – качает головой Иваныч. – Это не просто баба, это баба под такими препаратами, которые делают очень опасной.

– Хорошо, я понял тебя.

Врач открывает дверь, за ней действительно есть ещё одна разделяющая решётка.

Галя сидит на кровати, обняв колени, раскачивается взад-вперёд как маятник, прикрыв лицо клочьями волос.

Но услышав нас, вскидывает голову, взгляд у нее злой и безумный. Это жутко на самом деле.

Я вижу, как её лицо превращается в страшную гримасу, она вдруг срывается с места, подлетает к нам, бьётся в решётку.

Нам приходится отступить на шаг для безопасности.

– Выпустите меня! Уроды! Твари! Это всё ты виновата! – впивается в меня безумным взглядом, хватается за прутья и трясёт их, проверяя на прочность.

– Галя, успокойся, – прошу я. – Мы хотим тебе помочь.

– Помочь? Мне? – орёт она. – Себе помоги! Тебе Машка нужна была? А нет больше Машки! – начинает она смеяться, как безумная, а меня тут же захлёстывает приступ паники.

– Что ты с ней сделала? – подлетаю к решётке.

И тут же понимаю, что это моя ошибка, но поздно. Всё происходит в секунду. Галя резко хватает меня за волосы, и приставляет к моему горлу кусок острого как бритва стекла…

Дан дёргается в мою сторону, но Галя вдавливает осколок так, что шею обжигает острая боль и тёплая струйка начинает скользить по коже.

– Назад! Или я сейчас её вскрою! – шипит Галина.

– Тихо, Галя, остановись, – выставляет вперёд руки Дан, показывая, что безоружен.

А я смотрю в его глаза и вижу в них неподдельный ужас. Но он берёт себя в руки, и начинает нелёгкий диалог.

– Галь, не нервничай, скажи, что ты хочешь?

– Дверь открыли, быстро! – рявкает она.

– Хорошо. Сейчас. Только сначала скажи, для чего? Куда ты пойдёшь? Домой? Там тебя никто не ждёт.

– Что? Как это? – тушуется Галя. В голосе её слышен страх.

– Вот так. Николая там нет, он сейчас в полиции. Его задержали за употребление и распространение наркотиков, организацию притона.

– Это ты всё, да? Ты, мент поганый!

– Галь, не нервничай. Всё ещё можно исправить. Я могу сделать так, что твоего парня отпустят уже сегодня, если ты не будешь делать глупостей.

– А если ты меня кинешь? Звони прямо сейчас, чтобы я слышала.

– Хорошо.