Обеспокоено мыча, запрыгал на стуле гид.
– А как же они?.. – оглянулся Семен.
– Простите! – опомнился Алексей Петрович. – Боже мой! Простите! Это страшная ошибка! Это ужасная ошибка!
Он подбежал к гиду и стал суетливо развязывать узлы.
– Я прошу вас! Простите! Мы не знали! Простите нас!
Ослабляя веревки, гид стал вертеться на стуле.
– Бежим, Леша, – заволновался Семен. – Бежим! Нам ехать надо!
Алексей Петрович тоже понял грозную опасность и вслед за Семеном выскочил за дверь.
Свирепо мыча под пластырем, гид торопливо скидывал с себя путы.
Дорога стремительно вылетала из-под колес. Город Кукуев остался далеко позади. Снова мелькали холмы, деревья и телеграфные столбы. Семен сидел за рулем, мрачный и сосредоточенный. Дорога после дождя испортилась, и машину заносило на поворотах.
Алексей Петрович смотрел вперед невидящими глазами и тихо повторял:
– Быстрее, быстрее…
…Мелькнула промокшая реклама озера Рачьего, и начался лес. Никто не сказал ни слова, только Алексей Петрович продолжал повторять:
– Быстрее, быстрее…
Машина неслась по дороге, разбрызгивая грязь.
Позади остался лес, начались бесконечные поля.
…Потом пошел дождь и мутными ручьями потек по стеклам.
Алексей Петрович сидел, вытирая слезы.
– Это страшно… Это невозможно… – каялся он. – Где я только не был! Что я только не делал! Сколько унижений! Сколько страданий! И ради чего все это? Как я мог?.. Как я мог про нее такое подумать…
Семен, оскалившись, пробивался сквозь непогоду. Выглядел он плохо, глаза почернели и ввалились. Их лихорадочный блеск пугал.
Наконец он повернулся к Алексею Петровичу и сквозь зубы сказал:
– Подъезжаем.
Алексей Петрович закусил до боли губу и, весь подавшись вперед, стал напряженно всматриваться в редеющую пелену дождя. Замелькали дома, машины, перекрестки.
Тяжело дыша, они вбежали по лестнице на пятый этаж и остановились. Алексей Петрович нерешительно протянул руку к звонку и посмотрел на Семена. Семен кивнул.
Звонок глухо прозвенел за дверью и смолк.
Стояла безжизненная тишина.
Алексей Петрович сник и стал искать в кармане ключи. Нашел, открыл дверь, вошел в квартиру и замер.
В нем что-то перевернулось и встало на место.
Комната была не пуста. Наоборот, она была заставлена новой мебелью. Грустно и бессодержательно стояли полированные шкафы, зеленела девственная двуспальная тахта, скучали без тела стулья, и большой сверкающий стол отражал окно, за которым расчистилось небо и выглянуло солнце.
Обреченно вздохнул Семен, почесал в затылке и сказал:
– Да… Дела…
На негнущихся ногах Алексей Петрович подошел к столу и взял с него белый лист бумаги. Очень аккуратным, школьным почерком на нем был написан приговор:
Алексей!
Я не знаю, что я тебе сделала. Но то, что сделал ты, сомнения не вызывает. Два дня я ждала тебя, не зная, что и подумать. Я обзвонила все больницы и подняла на ноги всю милицию, но я не нашла тебя. Два дня я ждала и надеялась. Но когда ты не пришел на собственную свадьбу, а вместо этого мне принесли газету, и я узнала, что ты просто взял и уехал… Уехал отдыхать, не сказав ни слова… Да, Алексей, ты ясно мне дал понять, что я для тебя не существую. Я очень жалею, что поверила тебе, но, видимо, такова судьба. Прости, что я без тебя купила новую мебель, а старую отдала своей сестре и брату. Я не знала, что ты так поступишь со мной. Господи, ты даже увез мое свадебное платье! Зачем, Алексей? Зачем?.. Все кончено. Я уезжаю. Ты хотел этого, и я уезжаю. Пусть я буду снова одна, но я буду уверена, что меня никто не обманет. Прощай. Лиза.
Алексей Петрович, как под гипнозом, прочитал все это монотонным голосом и безучастно остался стоять на месте.
Семен с опаской взглянул на него и невинно спросил:
– Куда ты поехал отдыхать?.. Какая газета?.. Ничего непонятно…
Алексей Петрович не отвечал. Его неподвижность вызывала тревогу.
Семен отодвинулся от него и вдруг увидел газету. Он поднял ее со стула, развернул и обрадованно показал Алексею Петровичу.
– Вот в чем дело… Посмотри…
С фотографии в окружении веселых девушек на Алексея Петровича смотрел Алексей Петрович и радостно показывал большого угрюмого рака. Надпись сверху гласила: «Так отдыхают туристы».
Из Алексея Петровича, медленно нарастая, стал подниматься стон. Вот снова мелькнула перед глазами пустая комната с болтающимися занавесками… Вот он, пробкой застрявший в машине… Вот, воровато оглядываясь, стоит на стреме… Вот трясущимися руками открывает чужой чемодан… Вот гид смеется над ним до упаду… Вот женщина с кухонным ножом… Вот он сам со скалкой…
– Больно!.. Больно мне, Семен!..
Он обхватил его руками и, дрожа от еле сдерживаемых рыданий, умолял:
– Семен! Пока не поздно! Пока еще это можно исправить! Отвези меня обратно! Отвези меня, Семен! Мы должны догнать ее! Найти! Вернуть! Семен! Отвези меня!
– Ладно, ладно, – успокаивал его Семен. – Поедем…
Они спускались по лестнице, и Алексей Петрович, кусая губы, говорил:
– Я ей всё объясню, расскажу, она поймет… Она всё поймет…
Вдруг он остановился и с ужасом сказал:
– Семен, а если она все узнает, она меня не простит! Как я мог подумать о ней такое?! Как?! Господи, она же не простит!
– Простит, Леша, простит, – успокаивал его Семен. – Ведь ты ничего не думал. Ничего. Это я думал. Я. А ты ничего не думал.
– Да! Да! Я ничего не думал. Я ничего не думал. Ох, если бы я ничего не думал!
Он опустился еще немного по лестнице и снова остановился.
– Семен! А ее родственники?.. А ее сестра?.. А этот?.. Ее брат! Как с ними мне разговаривать?! Как?!.
Опять перед ними была дорога. Опять мелькали столбы и деревья. Все было опять.
Семен трясся за рулем, осунувшийся и небритый. Своим видом он напоминал каторжника с пожизненным сроком. Алексей Петрович выглядел не лучше, но, превозмогая усталость, смотрел вперед с волнением и тревогой.
– Почему мы сразу думаем о людях плохо? Почему не верим? А если верим, то в плохое? А?.. А ведь людям доверять надо.
Потом он помолчал и снова сказал:
– Надо доверять.
Семен повернул к нему голову и поддержал:
– Правильно.
Они проехали еще немного с просветленными лицами, и вдруг Алексей Петрович, спохватившись, хлопнул себя по лбу.
– Слушай, Семен…
– Что? – спросил Семен.
– Семен, мне кажется, я забыл запереть дверь.
Дорога уносилась прочь из-под колес, и чем больше ее оставалось позади, тем больше открывалась она впереди: пустая и терпеливая дорога на Кукуев.
Звездный час по местному времени (Облако-рай)
У подъезда, поникнув на облезшей лавочке, грелись на утреннем солнце вечные старухи с четвертого этажа. В остальном полусонный двор был пуст, как Колина голова.
– Здравствуйте, – сказал тем не менее вежливо Коля.
Старухи послушно закивали.
– Здравствуй, здравствуй.
Так было всегда. И чем внимательней Коля всматривался в их неподвижные лица, тем менее различал их. К счастью, он не подозревал об этом.
Коля снова оглядел двор, застрявший в окружении пятиэтажных домов, ничего и никого интереснее не увидел и потому задумчиво произнес:
– Хорошая сегодня погода.
– Хорошая, хорошая, – закивали старухи.
Дом, в котором они жили, не имел лифта, а потому, спустившись во двор утром, они старались вернуться домой к вечеру.
– А передавали, что дождь будет… – продолжил Коля.
– Передавали, передавали, – кивали старухи.
Коля тяжело вздохнул. Старухи привычно ждали. Где-то наверху разрывался от звона будильник. Коля внимательно посмотрел на небо и добавил:
– Ошиблись, наверно.