– Помогите! Помогите, я не хочу умирать! – услышала Бедда свой отчаянный крик, и звучал он так же пронзительно, как визг зайца, за которым гонятся собаки.

В тот же миг она почувствовала, как что-то вцепилось в ее одежду сзади. Теперь невидимому чудовищу приходилось тащить двойной груз, потому что это Хульда с мужеством, порожденным отчаянием, намертво вцепилась в юбку подруги и не отпускала, хотя их обеих, пусть и чуть медленнее, все так же неумолимо тянуло в неизвестность.

Только сейчас Бедда заметила, что правой рукой она по-прежнему сжимает кочергу. Не до конца отдавая себе отчет в происходящем, она наугад ткнула железным заостренным шестом в туман. Удар пришелся по чему-то твердому. Тогда она ткнула сильнее, почувствовала, как острие пронзило шкуру твари и вонзилось еще глубже, и изо всех сил вцепилась в кочергу.

Протяжный вопль разорвал воздух. От этого жуткого тонкого завывания у Бедды кровь застыла в жилах. В этом вое отчетливо слышалась даже не боль, а неприкрытая злоба, холодная жестокость и горькая досада. Никогда прежде в Холмогорье не раздавался подобный звук, а если и раздавался, то уже изгладился из памяти квенделей за века благодушного забвения.

Бедда, теряя сознание, почувствовала, что хватка на ее плече ослабла, а потом и вовсе разжалась. В этот миг кочерга рывком выскользнула у нее из рук – видимо, застряла в глубокой ране отступившей твари. Судя по всему, неожиданное сопротивление разрушило колдовство.

Туманные облака постепенно рассеивались, и жуткий крик тоже терял силу, становился все слабее и слабее, словно чужой мир и все, что ему принадлежало, вернулись за невидимую границу. Мерцающие в воздухе пятнышки опускались на землю и испарялись, будто рой искр от догорающего костра.

Кругом вновь воцарилась ночная тьма. Все было кончено.

Бедда и Хульда сидели на лужайке неподалеку друг от друга, опершись руками о влажную траву. Взгляды их были устремлены вперед, туда, где на фоне кустов и деревьев чуть более темной тенью выделялась розовая беседка Гортензии. Из тьмы проступали очертания стола и стульев, и прохладный ночной воздух доносил аромат благоухающих роз, как будто ничего и не случилось.

Тишину нарушали лишь тихие всхлипывания, как будто плакал одинокий, всеми покинутый ребенок. Бедда с опаской взглянула туда, откуда доносились заунывные звуки и где должна была сидеть Хульда, и вздрогнула от резкой боли в левом плече. Она непроизвольно сжалась и опустила голову. Кто поручится, что опасность действительно миновала?

Все кругом застыло в безмолвном покое, и Бедда, собравшись с силами, подползла к Хульде, наверняка перепугавшейся куда сильнее. Подруга раскачивалась в такт всхлипываниям и, казалось, ничего не замечала, лишь беспрестанно шевелила губами, беззвучно разговаривая сама с собой. Бед-да вздрогнула и вспомнила минуты в доме Бульриха, когда Хульда читала стихотворение о Серой Ведьме. Опустившись рядом с подругой на колени, она обняла ее, не обращая внимания на уродливые отметины на своем плече.

– Хульда! Приди в себя! Хульда, послушай! Это я, Бедда. Все прошло, все закончилось, туман и… то, другое… Клянусь всеми холмами, сад такой же, как прежде, смотри!

Хульда на мгновение притихла. Потом ее глаза округлились от ужаса, и она задрожала всем телом. Она изо всех сил пыталась вырваться, но Бедда держала ее крепко и не отпускала, пока наконец не выдержала и не ударила подругу по щеке.

Неприятно, конечно, зато Хульда сразу пришла в себя. Она потерла щеку и уставилась на Бедду – сначала озадаченно, а потом с негодованием. Но слова протеста замерли на ее губах, потому что в тот же миг она все вспомнила и со страхом уставилась на розовую беседку. Вырвавшись из объятий, она вскочила с пронзительным криком «Скорее!», промчалась мимо Бедды и бросилась к дому, не разбирая дороги.

Бедду снова охватила паника. Неужели Хульда обнаружила то, что сама она упустила? Спотыкаясь, Бедда тоже поспешила в дом: сердце билось где-то в горле, а его слабое эхо болью отдавалось в левом плече. Как ни близко была полуоткрытая дверь, за которой скрылась Хульда, Бедда преодолела эти несколько шагов по лужайке с кошмарным ощущением, что в голове у нее роятся знания обо всех ужасах этого мира, а ноги увязают по колено в жидкой грязи.

Наконец, она проскользнула в коридор вслед за Хульдой. Собрав последние капли сил, она потянула за собой дверь и дрожащими пальцами задвинула засовы. Потом повернула в замке ключ: раз, два, три раза. Бедда мельком отметила, что у Хульды, стоящей совсем рядом, текут по щекам слезы. Пошатываясь, они вместе вошли в кухню, освещенную радужными отблесками пылающего очага. Возле горящей на столе свечи, рискуя опалить крылья, танцевал мотылек. Больше ничего не изменилось – или так им показалось на первый взгляд.

Хульда в полном изнеможении опустилась на скамью возле очага и схватила заварочный чайник. Она крепко сжала его округлые бока ладонями, словно ища поддержки и утешения в простом обыденном предмете, ставшем теперь спасительным якорем.

– Ничего страшнее со мной не случалось! – всхлипывая, проговорила она. – Елки-поганки, что за ночная жуть! Это просто невообразимо!

Бедда присела рядом с ней на корточки и взяла чайник из дрожащих рук подруги. Она заметила, что чай в нем еще не остыл, и даже удивилась: почему, вся дрожа, она вообще обратила внимание на такое? И все же это ее немного успокоило.

– Что это было? – прошептала Хульда. – Такое ощущение, будто я заглянула в ужасную бездну и чуть в нее не упала.

– Мы обе чуть туда не упали, – хрипло сказала Бедда, потирая больное плечо. – Это невесть что едва не утянуло нас к себе, в потусторонний мир.

– Клянусь лесными опятами! – Хульда вздрогнула. – То серое чудище, что вышло из тумана и схватило тебя, – какое сильное-то, а? Что это было? Ты его разглядела? Оно тебя не ранило?

– К счастью для нас, скорее наоборот, – ответила Бед-да только на последний из ее вопросов, а потом встревоженно оглядела себя. – Платье на плече цело, но, судя по ощущениям, под ним все в синяках.

Колени у нее вдруг подкосились, и Бедда тяжело привалилась к высокой спинке скамьи. Теперь уже Хульда протянула к ней руки.

– Мне нехорошо, сейчас упаду без чувств, – простонала Бедда, опираясь на подругу. – Вот мерзавец! А ведь я вполне могла умереть или угодить в лапы этого чудовища! Что за кошмар!

Осознав, какой страшной участи она избежала, Бедда совсем обмякла на скамье.

– Подожди, дыши глубже! Я принесу тебе воды! – воскликнула Хульда.

Она вскочила и направилась было к раковине у окна.

– Нет, погоди! – вдруг передумала она. – Надо выпить чего-нибудь покрепче, чтобы прийти в себя после пережитого!

Хульда схватила графин с медовухой, стоявший на кухонном столе вместе с ягодной настойкой. Гортензия в суматохе забыла поставить их на прежнее место в гостиной.

Без лишних слов Хульда взяла свою чашку и решительно вылила остатки холодного чая в очаг. Наполнив чашку более чем щедрой порцией медовухи, она осторожно поднесла ее к губам Бедды и, что-то успокаивающе приговаривая, стала понемногу вливать ей в рот бодрящий напиток. Сначала Бедда пила неохотно, но вскоре ощутила в себе силы выпрямиться. Когда она наконец вернула чашку Хульде, та была почти пуста, а к щекам Бедды вернулся румянец. Хульда еще раз наполнила чашку и сама сделала хороший глоток.

Сладкая крепкая медовуха наполнила их теплом. Они еще долго сидели рядом в полной тишине и устало смотрели на угасающие угли. Но их внешнее спокойствие было обманчивым – во взбудораженных головах мысли метались, будто рыбешки в косяке, в который затесалась щука.

Осмыслить пережитое казалось почти невозможным. Откуда взялись эти призывно мерцающие огни и коварные клубы тумана? Как могло случиться, что в тихом саду в Зеленом Логе ночная тьма разошлась, точно гнилой занавес, и за ней открылся неведомый мир? Подумать только, что ждало их на той стороне… К какой ужасной твари они угодили бы в лапы? Таятся ли там и другие опасности? И где именно находится это странное место?