Она поднесла руки к лицу, утирая слезы, и Бедда молча протянула ей салфетку со стола Бульриха. Хульда взяла ее и громко высморкалась.
– Да уж, это на него похоже. – Бедда печально покачала головой. – Мой благословенный Берольд, по крайней мере, оставил этот мир, лежа в своей постели. А его брат пошел по стопам бедняги Трутовика и неудачливых воронов из Звездчатки. Ох, Шаттенбарт, я всегда подозревала… а беда уже на пороге…
– Но, мама! – возмущенно вскричал Карлман. – Неужели ты думаешь, что его уже нет в живых? Сейчас не время для злых шуток!
– А тебе не кажется, что отправиться в Сумрачный лес – это и есть злая шутка? Как он мог поступить так с нами, его ближайшими родственниками? О, Бульрих забывает обо всем под властью глупого заблуждения, будто бы необходимо исследовать все неизвестное, до чего нет дела ни одному здравомыслящему квенделю! – закричала Бедда и в отчаянии разразилась бурными рыданиями.
Карлман подошел к ней и обнял, пытаясь утешить.
– Надо идти его искать! – возвысил голос Звентибольд, перекрывая поднявшийся гам. Чем дольше он смотрел на крючковатые знаки, которыми его кузен обозначил Сумеречный лес на карте, тем более зловещей казалась ему доселе неопределенная судьба Бульриха.
– Искать его? – переспросила Бедда срывающимся голосом. – Ты что, с ума сошел и хочешь заблудиться в темноте, как этот безумец?
– Мы можем поискать его на опушке леса, давайте хотя бы пройдемся с факелами по тропинке вдоль живой изгороди.
– Выходит, мы должны разбудить всю деревню, чтобы всем вместе отправиться в Сумрачный лес, но кто на такое согласится?
Вопрос Бедды, похоже, относился не только к Биттерлингу.
– То есть мы будем ходить около полуночи из дома в дом с вестью, что Бульрих Шаттенбарт затерялся во тьме, как Эстиген Трутовик? Неужели вы всерьез полагаете, что жители Зеленого Лога не найдут ничего лучшего, чем беспрекословно последовать за нами в ночных рубашках и колпаках и ввязаться в самую чудовищную авантюру со времен злополучного похода братьев?!
Все молчали.
– Звучит, конечно, очень странно, – признала Гортензия. – Но дело все-таки срочное. Вдруг произошел несчастный случай?
– Увы, в этом я уверена! – сказала ее подруга, вытирая глаза уголком фартука. – Да и как можно сомневаться, ведь мы так хорошо знаем Бульриха и его безрассудства: этот мошенник пропал, и мы по нему плачем! Но представьте себе ночные крики и столпотворение под липой в деревне, когда мы всех перебудим и попросим пойти с нами к Сумрачному лесу…
– Ох, гремучая змея и драный заяц! Она права, – подтвердила Гортензия. – Получится неописуемый бардак. Так что придется действовать самим!
– И что ты предлагаешь? – спросила Бедда. – Идти в темноту, вооружившись пятью фонарями?
– Давайте послушаем Звентибольда и сперва осмотрим тропинку у живой изгороди. А там, возможно, и в самом деле рискнем дойти до края леса. Вы со мной?
– Конечно! – тут же ответил Звентибольд, и Карлман кивнул с мрачной решимостью.
– Я не отпущу вас одних, тем более с Карлманом, – поспешно сказала Бедда. – Но разве не следует оставить кого-то здесь на случай неожиданного возвращения Бульриха? Вдруг ему понадобится помощь!
– Я ни за что не останусь! – воскликнула Хульда, прежде чем кто-либо успел раскрыть рот. – Не останусь одна в этом доме на краю деревни, пока мои лучшие друзья уходят в ночную тьму. Кто знает, какие ужасы ждут вас там!
И тут она получила неожиданный ответ. Через открытое окно гостиной из темного сада донесся пронзительный зов. Всех охватил ужас, и они едва осмелились выглянуть на улицу. В ночной мгле ничего было не разобрать, но жуткий крик раздавался снова и снова. Высокий, пронзительный и жалобный, он отдаленно напоминал призыв: «И-ди! И-ди!», и Хульда с тихим плачем спряталась за высокую спинку кресла Гортензии.
– У-у-у-у-и-и-ит! У-у-у-у-и-ит! Иди! Иди!
Вовсе не квендель взывал к ним с опушки леса, но от этого плач не становился менее жутким.
– У-у-у-у-и-и-ит! У-у-у-у! Иди! Иди!
– Это Серая Ведьма! Она идет, – прошептала Хульда, и от ее слов даже Гортензию охватил озноб.
– Это кричит сова, – пояснил Биттерлинг. – Всего лишь сова.
Но голос его звучал неуверенно.
– Вы знаете, что это значит! – Хульда выглянула из-за спинки кресла. – Это не просто крик совы. Это знак! Злое, ужасное предзнаменование! О, вы знаете это не хуже меня… Любой здравомыслящий квендель со мной согласится! Вспомните старую песню.
– Песня Урсель-совы. Песня Ведьмы! – еле слышно произнес Карлман.
– Да, песня Ведьмы, – подтвердила побледневшая Хульда и шагнула из своего укрытия. Дрожа с головы до ног, она нараспев заговорила.
Остальные с трепетом слушали, не в силах оторваться, зачарованные силой слов.
– У-ух! – кричит
Ведьма в темной ночи.
Урсель меж тем
Над холмами под лунным светом
Порхает на крыльях с советом:
Внимание всем!
– Будь осторожен! – кричит
Ведьма-сова в ночи.
В перьях серых брюшко,
Зовет она в мертвый мир
Бледных, бескровных на пир.
Завтрашний день далеко.
– У-ух! – кричит
Ведьма уже не в ночи.
После долгой ночи
Спать Невермор не хочет,
Гаснет очаг, и вновь
Холодеет теплая кровь.
– У-ух! – кричит
Ведьма в темной ночи.
Огонь погас, и в ночь
Душа из дома прочь
На крыльях улетела,
За звуком просвистела.
Читая стихи, Хульда плавно покачивалась взад-вперед. Она произносила каждое слово, будто ясновидящая или, как говорят в Холмогорье, будто квендель, «распробовавший поганку».
Когда она замолчала, снова раздался крик совы. Видимо, птица покинула окрестности дома и улетела вглубь Колокольчикового леса, потому что ее «У-ху! У-ху!» доносилось теперь еле-еле. В кустах и кронах деревьев зашелестел легкий ветерок, словно листья отвечали на птичий крик, доносившийся из глубины леса.
Никто не шелохнулся. Никогда еще знакомые слова старой песенки не смешивались так многозначительно и угрожающе с действительностью, как показалось слушателям.
– Улетает на крыльях, спешит на страшный зов! – наконец, умоляюще повторила Хульда. – Вы слышали? Сейчас произойдет что-то ужасное, если уже не произошло! Так велит Урсель, и мы должны следовать за ней.
– Темными ночами она приходит в разных обличьях, – прошептала Бедда. – Поначалу в облике совы, но едва заглянет через окно в комнату, где лежит больной, как превращается в серую старуху с паутиной и перьями в волосах. Но глаза у нее совиные, и на кого ни падет ее желтый взгляд, тот оказывается на смертном одре.
Биттерлинг передернул плечами, а Карлман снова настороженно оглядел сад. За окном никого не было видно, только ветер тихонько перебирал ветви сирени. Всем было бы лучше, если бы кое-кто не забыл закрыть окно.
– Паутина в мозгу и мухоморы! Хватит! – Гортензия первой вышла из ступора. – Нам пора идти, чтобы искать Бульриха, а не слушать тут крики совы!