– У меня есть просьба. Не мог бы ты меня выслушать?

Молчание, установившееся за столом после того, как я заговорила было явно вызвано удивлением. Судя по всему, Элизабет редко обращалась к отцу с просьбами, а не требованиями. Догадку тут же подтвердила Клаудия, которая с нескрываемым ехидством заметила:

– С каких это пор наша крошка нуждается в разрешении?

– Перестань! – Стивен слегка повысил голос, но Клаудии хватило и этого, и она умолкла – Слушаю, – теперь он обращался ко мне, взгляд его серых глаз переместился на меня, и мне стало неуютно. Но отступать было некуда, и я продолжила:

– Можно я сменю комнату?

Теперь фыркнул Брайан, но не успел ничего сказать, остановленный сердитым взглядом отца.

– Конечно же, родная! – воскликнула с энтузиазмом Рашель. – Мы позовем дизайнера и наметим, что бы ты хотела поменять. Я давно уже говорила, что пора избавиться от балдахина. Это уже не актуально и как-то по-детски. А еще…

– Я не хочу изменять комнату, в которой я сейчас нахожусь, – перебила я поток мечтаний Рашель, пока он не унес её слишком далеко. – Я просто хочу переехать в любую другую комнату, если это возможно.

В глазах Стивена появилось удивление, смешанное с недоверием, а Рашель осеклась и в изумлении спросила:

– Но зачем?

– Я бы хотела переехать в комнату, где нет столько…– я замялась, подыскивая нужное слово, – столько индивидуальности.

В столовой повисла тишина. Мне стало совсем неуютно от того, что даже такую, казалось бы, элементарную просьбу воспринимают как нечто невероятное, невозможное и невыполнимое. Что же здесь произошло, и как эта бедная девочка Элизабет во всем этом замешана?

– Конечно, дорогая, – начала было Рашель, но Стивен перебил ее.

– Но ты же сама декорировала комнату, ты ее сделала ее такой, хм, необычной. Чего же ты теперь хочешь?

Я растерянно обвела взглядом собравшихся за столом, но все, кроме Рашель, смотрели с нескрываемой насмешкой и с любопытством ждали ответа.

– Я не помню, кто и как декорировал комнату, но мне неуютно в ней жить. Если вас не затруднит, – я изо всех сил старалась быть предельно вежливой, – я бы хотела переехать в другую комнату, и я готова сама собрать и перенести вещи, благо их немного.

– Немного? – Стивен поднял бровь в удивлении, а Клаудия фыркнула, не в силах сдержать раздражение.

– Я не буду брать вещи из шкафа, – твердо произнесла я. – Если разрешите, я выберу несколько вещей и все, остальное пусть остается на месте, в шкафу.

Стивен молчал, и я совсем потеряла надежду. Если такая просьба вызывает у окружающих удивление, то на мое пожелание получить ноутбук меня, скорее всего, просто четвертуют. Наконец, Стивен заговорил:

– Хелли! – позвал он, и в комнату быстрым шагом вошла прислуга. – Приготовь дальнюю комнату на втором этаже для Элизабет, она теперь будет жить там.

Хелли кивнула и вышла, Стивен же обратился ко мне:

– Учти, Элизабет, предупреждаю, еще одна выходка, и ты вылетаешь первым же рейсом в женский интернат в Швейцарию, а не удержишься там, то отправлю тебя собственноручно в тюрьму для несовершеннолетних.

– Стивен! – вскрикнула Рашель, но сказать ничего не успела, потому что из холла донесся веселый голос:

– Давно пора отправить эту маленькую безобразницу подальше от дома. Как говорится с глаз долой, из сердца вон!

– Мэтт! – Воскликнула Клаудия, вскакивая с места и подбегая к вошедшему в столовую молодому мужчине, красивому, с безукоризненно уложенными волосами и одетому дорого и со вкусом. Я не большой знаток брендовых вещей, потому что никогда не имела лишних денег, чтобы переплачивать за громкое имя, но даже я знала, что джинсы от Бриони и тонкий кашемировый свитер нежно-голубого цвета от Ралфа Лорена были явно куплены не за копейки и не в ближайшем супермаркете.

– Всем привет! – бодро сказал Мэтт, приобнимая Клаудию. – Наша сестричка снова что-то натворила?

Мэтт повернулся ко мне и улыбнулся с издевкой. Я молча смотрела на него.

– Мэтт, перестань паясничать и садись рядом с Бобом, – Стивен указал на пустующее место справа от него.

Боб сделал приглашающий жест, и Мэтт уселся рядом.

– Извините, что опоздал. Пробки просто жуткие.

– Не говори ерунды, – возмутилась Клаудия, – ты так носишься на своем Бугатти, что пробки не проблема. Скажи честно, что обошел все салоны красоты и ювелирные лавки в округе, потому и опоздал.

Было непонятно, ругает Клаудия младшего брата или просто, шутя, поддевает его.

Мэтт рассмеялся и схватил приборы:

– Ох, я такой голодный.

– Что же тебя не покормили твои приятельницы? Или готовить они умеют только алкогольные коктейли? – подала голос Рашель.

Она была явно раздосадована тем, как обошелся с ее девочкой Мэтт, и не упустила случая поддеть его.

– Ну почему же, – голос Мэтта стал резким. – Они многое умеют, а главное они умеют контролировать количество выпитого алкоголя и не садиться пьяными за руль.

Рашель покраснела так, что мне показалось, что она сейчас расплачется.

– Если ты намекаешь на Лиззи, – прошипела она, – то не старайся, она все равно ничего не помнит и не может тебе сейчас ответить.

– Хорошо устроилась, сестренка, – обратился Мэтт ко мне, и я растерялась потому, что совершенно не понимала, что происходит, – накуролесила и делаешь вид, что память отшибло?

Я в испуге посмотрела на Стивена. Он сидел молча, но по побелевшему лицу и напряженному выражению глаз я поняла, что разразится гроза. Так и вышло:

– Замолчите оба! – резко сказал он, повысив голос и бросив приборы на стол. Столовое серебро звякнуло, ударившись о дерево, и Рашель подскочила на стуле в испуге. – Довольно! Вы все достаточно меня позорили, чтобы я продолжал это терпеть. Я запрещаю вам вступать в разговор друг с другом, если вы не можете найти общий язык. Это понятно?

Никто не ответил. Все молча уставились в тарелки и сидели так до конца ужина. Разговаривали только Стивен и Боб, и очень редко слышался голос Брайана. Первыми из-за стола встали Стивен и его партнер, их примеру последовали остальные. Рашель придержала меня возле стола и тихо сказала:

– Не слушай никого, ты ни в чем не виновата.

И в этот момент я окончательно поняла, что быстро я из этого дома не вырвусь, а жизнь в золотой клетке покажется мне каторгой.

С трудом дождавшись, когда все рассядутся в зале и начнут послеобеденный разговор, я попросила разрешения пойти в свою комнату отдохнуть и, получив очередную порцию колкостей, поплелась в комнату Элизабет.

Поднимаясь по лестнице, я услышала, что кто-то идет за мной и обернулась. На лестнице стояла Рашель.

– Лиззи, как ты?

Я понимала, что она была не в силах больше выносить общество Стивена и его окружения и хочет поговорить хоть с кем то, кто готов ее слушать, но у меня уже не было сил. Я просто мечтала упасть на кровать лицом в подушки и лежать так, не двигаясь, как можно дольше, и поэтому ответила честно, без церемоний:

– Я немного устала и хотела бы отдохнуть.

Рашель сникла, и мне стало так жаль ее, что я быстро добавила:

– Но, если у тебя есть время, мы можем немного пообщаться?

По радостному блеску в глазах Рашель было понятно, что она очень ждала этого приглашения. Мы поднялись в комнату, и я, устав от недоговорок и полунамеков, решила во что бы то ни стало выяснить, что же все-таки случилось с Элизабет. Я должна знать как можно больше, чтобы увеличить мои шансы вырваться из этого дома и попасть в Торонто к моей семье.

Прошел уже почти месяц с моего пробуждения, а я не была ни на миллиметр ближе к ним. По ночам я закрывала глаза и вызывала в памяти родные лица. Маленькое круглое личико моей малышки с носиком-конопушкой и вечно смеющимся ротиком с белыми зубками, все ровные, кроме двух верхних резцов, которым не хватило места, и они немного развернулись в сторону. Серьезное лицо мужа с красивыми каре-зелеными глазами под длинными темными ресницами, которые по наследству достались и нашей крохе, отчего ее темно-карие глаза выглядели еще больше. Голубые добрые глаза мамы и озорные, серые – старшей сестры. Папа, улыбающийся внучке с такими же, как и у него, карими глазами. Я вспоминала, какой любовью и заботой я была окружена всю мою жизнь, и мне хотелось выть в потолок от чувства безысходности и бессилия, от холода, царящего в этом доме и нежелания быть частью этой драмы.