Нашел у него рацию, по которой должны были корректировать нашу разведку с воздуха. Корпус был сильно поврежден взрывом. Связи нет. Вот тут к боли и добавился СТРАХ. Сначала маленьким зернышком сомнений поселился в голове. Но чем дольше утекало время, тем мощнее он рос и становился всепоглощающим. Так глупо умереть от потери крови. В двадцать четыре года. В забытом богом окопе. Вдали от своих и с погибшим товарищем в обнимку. Шансы добраться самостоятельно даже не рассматривались – ползти долго я не смогу.

Горько завыл, закусив нижнюю губу до крови. От боли и безысходности своего положения. Ногу уже практически не чувствовал…

Сколько пролежал в забытьи, не знаю, но вдруг услышал шорох из соседнего ответвления траншеи. Укропы?! Ранение совсем отключило от реальности – война никуда не делась. Врагу ничего не мешало зайти на позиции в любое время. Серая зона на то и серая. Тут постоянно рыскала наша и вражеская разведки. Прятались снайперы и корректировщики огня, бродили группы с беспилотниками, как наша с Серегой. Беспечность могла дорого обойтись. Автомат валялся в полутора метрах, но быстро дотянуться до него уже не успею. Умирать не хотелось, но и продать свою жизнь за просто так не планировал. Подтянулся ближе к погибшему напарнику и снял с его пояса гранату. Сил на удаление чеки не хватило. То ли страх неминуемой смерти парализовал, то ли тело, потеряв достаточно крови, уже отказывалось слушаться. С отчаянием обреченного поднял гранату над собой и закричал что было мочи. Вместо крика из горла вырвалось какое-то свирепое мычание. Из-за поворота окопа, прячась, выглянул ствол автомата, за ним показалась темная фигура. Ну вот и все! Я мысленно попрощался с жизнью. Это был конец…

– Эй, брат! – раздался вдруг голос. – Брат, сейчас тебе помогу, гранату дай сюда!

Не сразу понял, что прощаться с жизнью еще не время, и продолжал держать гранату в поднятой руке. Мой неожиданный гость проворно проскользнул ко мне и перехватил поднятую кисть.

– Брат, дай гранату! Свой я, свой! Русский! Руку разожми!

Ловко вытащил гранату из моих цепляющихся пальцев. Засмеялся:

– Да ты даже чеку не вытащил. Пить будешь?

И, не дожидаясь ответа, приложил открытую флягу к моим пересохшим губам. Пока жадно глотал воду, смог разглядеть его лучше. Около тридцати-тридцати пяти. Коренастый и крепкий. Открытое дружелюбное лицо с явно азиатскими нотами. Черный ежик волос над пыльным загорелым лбом.

– Чего молчишь, говорить можешь? Куда тебя?

Кивнул в ответ и попробовал приподняться.

– Нога, правая. Но может, и еще что задело. Не могу сам посмотреть.

– Лежи, лежи. Сейчас посмотрю.

Разрезал ножницами пропитанную кровью штанину. Осмотрел рану. Покачал головой, выругался матом и на незнакомом мне языке. Затем очень проворно и профессионально наложил повязку. Перезатянул турникет на бедре. Я только изредка мычал от боли.

– Терпи, брат, терпи! Все будет хорошо! Еще немного! Вытащим тебя! Еще на свадьбе твоей станцуем. Ты женат? Дети есть?

– Нет, не успел еще…

– Тогда точно станцуем. Не забудь позвать.

– Тебя как зовут? Ты из пятьдесят пятой?

Пятьдесят пятая мотострелковая (горная) бригада смежников стояла южнее наших позиций. Бригада базировалась в Кызыле и в основном была укомплектована тувинцами. Парни там служили отчаянные. Про них много историй разных ходило. Тувинцы в принципе считаются достаточно воинственным народом. Так уж сложилось исторически – суровые условия и не самые дружелюбные соседи были у этого народа. Вот и тут, на Украине, их подвиги на слуху. Говорят, это у них в крови. Хотя, как по мне, героизм и смелость не зависят от крови. Здесь, на фронте, я встречал парней разных национальностей. Армяне, татары, буряты, русские, украинцы, чеченцы и миллион других. И каждый был достойным сыном своего народа.

Многонациональность нашей Родины доставляла врагу достаточно сложностей еще и многообразием языков. Когда в эфир наши бойцы выходили на своем родном языке, враг не мог ничего предпринять. Так как перехваченный разговор просто нельзя было понять. Это позволяло получить фактически зашифрованный радиообмен по открытым каналам.

– Айдыс. Да, из 55-й. Я тут недалеко от ваших окопов разведку вел. Метров пятьсот. Вон у того дерева, – показал он куда-то влево. – Вас двоих тоже видел, как пришли. И как мина к вам прилетела – тоже. Вот и пришел помочь. Правда, другу твоему уже не поможешь, – вздохнул он. – А тебя как зовут?

– Алексей, можно Леха. Спасибо тебе…

– Айдыс, – еще раз напомнил он. – Ну, спасибо еще рано говорить, нам еще надо отсюда с тобой выбраться.

В этот момент пошли очередные приходы с той стороны. Серия из четырех мин. На этот раз все легли на большом отдалении от нас. Айдыс поднял голову и минут пять пытался найти вражеский коптер. Но не смог ничего разглядеть на фоне неба. Судя по всему, противник просто ведет беспокоящий огонь по серой посадке. Упреждая попытки ее занять нашими силами.

– До наших по прямой километра четыре. Связи нет, и эвакуацию не вызвать. Посадка и поле за ней простреливаются, так что пойдем, как стемнеет. Солнце сядет уже через час.

– Куда пойдем? Я двигаться не могу. Нога же!

– Понесу тебя на себе. Товарища твоего тут пока оставим, потом заберем.

– Куда?! Во мне 82 килограмма веса!

– А во мне – 90. Так что справимся. А как девчонки наши на войне в сорок третьем мужиков на себе таскали? Справлялись же. Вот и мы вытянем…

Всю ночь Айдыс тащил меня на себе. Превозмогая усталость, на пределе сил и возможностей. Он, как сказочный богатырь, нес меня домой, к своим. Я изучил каждый мускул на его спине и вздувшейся от вен шее. Слышал каждый удар его сердца, которое билось в унисон с моим. Его прерывистое шумное дыхание, казалось, проходило через мои ослабшие легкие и наполняло их силой и жаждой жизни.

Он то рычал как зверь, то ругался матом и на своем языке. Проклинал укропов, мое ранение, кочки на пути и всю эту проклятую войну. То вдруг тихо заводил какую-то песню на тувинском. Смесь горлового пения, шаманского камлания и еще чего-то очень личного и забытого из сказаний его древнего народа. На привалах он практически не пил, лишь смачивая свои губы водой. Оставлял воду на один-два глотка для меня. При всем при этом Айдыс находил силы постоянно говорить со мной – не давая терять сознание. Отвечать я не мог – не было сил. Только слушал его голос из забытья. Не кричал, даже когда было очень больно. Просто иногда стонал, не в силах произнести что-то большее.

– Держись, брат! Еще немного! Ты сильный! У нас получится! Еще немного осталось! Потерпи, родной!

На своих вышли, когда стало светать. К этому моменту я уже был без сознания и потому ничего не помню. Попрощаться со своим спасителем не получилось. Потом как в слайдах – перед глазами лишь сменялись картинки. Полевой медпункт… Эвакуация… Палата госпиталя в Сватово… Ногу сохранить не удалось…

Тело Сереги Айдыс с двумя сослуживцами вытащили к своим следующей ночью. Сам Айдыс погиб спустя всего две недели – от пули снайпера при очередной разведке в серой зоне.

Вот это жизнь! Колян зажмурил глаза от летнего солнышка и, как сытый кот, замурлыкал что-то веселое себе под нос.

– Слышь, Влад! – произнес он напарнику. – Щас с тобой еще пару дворов посмотрим, парочку сепаров завалим и вечерком шашлык замутим, – и радостно заржал над своей же шуткой.