В целом, нам представляется наиболее обоснованным следующий подход (по крайней мере, мы будем придерживаться его в этой книге), который заключается в том, чтобы считать, что спираль рекурсии не бесконечна, а просто не определена. Мы вычисляем столько уровней рекурсии, сколько возможно или необходимо, обычно всего лишь несколько. По большей части мы и вовсе их не вычисляем, а просто с помощью некоторой эвристики определяем, является ли нечто совместным с партнером по взаимодействию, или нет. Или, может быть, мы просто смотрим на взаимодействие «с высоты птичьего полета», что позволяет при необходимости сколько угодно переключаться между точками зрения участников коммуникации (см. главу 7, где приведена еще одна часть обсуждения возможных альтернатив). Эта способность представляет собой крайне важный навык, который включен во многие аспекты формирования и реализации совместных намерений (shared intentionality), и мы будем в дальнейшем называть ее рекурсивным «считыванием мыслей» или «считыванием намерений».

3.2.4. Выводы

Рис. 3.1 изображает компоненты кооперативной модели человеческой коммуникации и их взаимодействие. Сделаю очень краткое пояснение, начиная с левого верхнего угла и далее перемещаясь по стрелкам. Когда я становлюсь коммуникантом, у меня есть множество ценностей и целей, к которым я стремлюсь в своей жизни: это мои индивидуальные цели. Я чувствую, что по какой-то причине вы в данной ситуации можете поспособствовать мне с реализацией одной или нескольких из них, оказав мне необходимую помощь или же приняв мое предложение сообщить вам о чем-то (на что у меня есть свои собственные причины), или же разделив мои переживания. Это мое социальное намерение. В этой ситуации коммуникация является наилучшим способом получить вашу помощь или самому помочь вам, или поделиться своими чувствами. Поэтому я решаю сделать так, чтобы в рамке нашего текущего совместного внимания взаимно для нас обоих проявился (mutually manifest to us) коммуникативный акт. Это мое коммуникативное намерение (возможно, обозначенное сигналами «это для вас», такими, как визуальный контакт или какое-либо эмоциональное выражение мотива). Этот сигнал о коммуникативном намерении привлекает ваше внимание к некоторой ситуации во внешнем мире, на которую я хочу вам указать — это мое референциальное намерение. Оно нужно (так же, как и выражение мотива), чтобы вы с помощью кооперативного мышления сделали вывод о том, в чем заключается мое социальное намерение, поскольку у вас есть естественное побуждение выяснить, почему я хочу с вами пообщаться (основанное на взаимных предположениях или нормах сотрудничества). Таким образом, вы сначала пытаетесь определить референт, к которому я вас отсылаю (обычно он находится в пространстве наших совместных знаний), а исходя из него, как правило, также путем соотнесения его с нашими совместными знаниями, пытаетесь сделать умозаключение о моем социальном намерении. Тогда, исходя из того, что вы поняли мое социальное намерение, вы решаете, сотрудничать ли со мной, как я того ожидаю.

Рис. 3.1. Схема кооперативной модели человеческой коммуникации (К — коммуникант, Р — реципиент)

Благодаря этому кооперативному в своей основе процессу человеческое общение радикальным образом отличается от коммуникативной активности всех других видов на нашей планете. Обратимся к известному высказыванию, демонстрирующему, какой мощностью обладает коммуникация, когда в ней одновременно задействованы все процессы, описанные в нашей модели. Подчеркивая превосходство языка над жестами, Сёрль утверждает (1969: 38):

Некоторые очень простые виды иллокуциоиных актов^[13] действительно могут совершаться вообще без использования конвенциональных речевых средств… В некоторых особых обстоятельствах можно «попросить» кого-то покинуть комнату без применения каких-либо языковых условностей, но без речи нельзя попросить другого, чтобы он, например, выполнил исследовательский проект по диагностике и лечению мононуклеоза у студентов американских университетов.

Но на самом деле мы можем попросить об этом и без использования речи. Скажем, если владеющие речью индивиды обсуждают, что им «нужен кто-то, чтобы реализовать исследовательский проект по проблеме диагностики и лечения мононуклеоза у студентов американских университетов», то в соответствующий момент во время разговора я могу указать на вас, и этот указательный жест будет означать «вы должны выполнить исследовательский проект по проблеме диагностики и лечения мононуклеоза у студентов американских университетов». Конечно, это невозможно, если обладающие речью организмы не создадут нужного контекста при помощи языка. Это более чем очевидно. Но в свете задач данного исследования важно, что когда контекст (совместные концептуальные знания) развернут достаточно детально, с помощью каких бы средств это ни было сделано, указательный жест может отсылать нас к сколь угодно сложным ситуациям.

3.3. Коммуникативные конвенции

А как насчет тех режимов функционирования человеческой коммуникации, которые являются не «естественными», а «конвенциональными»? Как насчет жестов, ставших условными (например, существующих в большинстве культур жестов для приветствия и ухода, для запугивания и оскорбления, для выражения согласия и несогласия и так далее), а также голосовых и знаковых языков? Позволяют ли эти «коды» обойтись без столь сложной внутренней психологической структуры? Работает ли языковая коммуникация принципиально по-другому?

3.3.1. Языковая коммуникация и базовая структура совместных намерений

(Shared Intentionality Infrastructure)

Отвечая одним словом, нет. Первое и самое важное: речевое общение и другие способы конвенциональной коммуникации так же, как и естественные жесты, существенным образом зависят от совместных знаний и рамки одновременно осуществляемого совместного внимания коммуниканта и реципиента (Clark 1996). Так, подавляющее большинство высказываний, совершаемых в повседневной речи, содержат местоимения (он, она, оно, они) и другие зависящие от контекста выражения (тот другой парень, место, куда мы ходили и тому подобное), для правильной интерпретации которых требуются совместные знания. Даже в случае простейших референциальных выражений, таких, как Билл или кот, требуются совместные знания, чтобы определить, какой Билл и какой кот имеется в виду. Итак, языковые высказывания, так же, как и естественные жесты, в своей основе зависят от совместных знаний и понятий. Действительно, чем «сильнее» совместные знания, тем меньше требуется использовать язык, как это подробно проиллюстрировано в приведенном выше примере коммуникации зубного врача со своим ассистентом.

Далее, коммуникативное намерение по своей сути также одинаково как в жестовой, так и в языковой модальности, и в обоих случаях поиск связи между явлениями, который осуществляет реципиент, в равной степени направляется взаимными предположениями участников коммуникации о стремлении быть друг другу полезными. Например, если я захожу в ваш кабинет и ни с того, ни с сего говорю: «На Кубе лучшая погода в мире», — то вы прекрасно понимаете значение этого высказывания, но остаетесь в недоумении по поводу того, почему я думаю, что эта информация может быть вам интересна или полезна. Но если бы мы только что обсуждали, куда можно было бы поехать отдыхать этим летом, то причина такого высказывания была бы очевидна. Так же, как и в случае указательного жеста, вы ищете, к чему относится мое сообщение в этом коммуникативном контексте, основываясь на предположении, что я пытаюсь проинформировать вас о чем-то, что, как я считаю, вы сочтете полезным или интересным. И главные коммуникативные мотивы, по сути, и в жестовой, и в речевой коммуникации одни и те же: просьба, информирование и приобщение (хотя, как это раскрывается в теории речевых актов, коммуникация с помощью языка позволяет реализовать и другие, менее первостепенные, мотивы). И при речевой коммуникации мы точно так же, как и при использовании естественных жестов, сотрудничаем, работаем вместе над тем, чтобы установить совместную референцию и передать сообщение (Clark 1996). В общем, речевая коммуникация основывается в точности на той же самой базовой структуре совместных намерений, которую мы ранее привлекли для объяснения поразительной коммуникативной мощности указательных жестов и пантомимы.