Чтобы прояснить эту важную для Томаселло мысль, обратимся к одному из его примеров. Ученый обращает наше внимание на тот факт, что младенцы, еще не умеющие говорить, используют и понимают указательный жест, более того, они применяют его, когда хотят помочь взрослым. В 12 месяцев они показывают пальцем на объект, который родители хотят найти. Шимпанзе не могут так помочь друг другу. Почему?

Что нужно для того, чтобы понять жест или использовать жест для помощи другим? Чтобы истолковать или так использовать указательный жест, необходимо уметь определять: каково намерение собеседника. Но для установления намерения необходимо и совместное внимание и наработанный в предыдущем опыте взаимодействия общий смысловой контекст^[1]. Для совместного внимания необходимо умение прослеживать взор. Отметим на полях, что прослеживать взор другого человеческим детенышам легче, чем обезьянам, поскольку в ходе нашей эволюции белки наших глаз стали значительно больше, чем белки глаз даже наших ближайших родственников — приматов. Этому факту посвящена статья М. Tomasello «For human eyes only» (New York Times Op-Ed, January 13, 2007). Итак, даже использование указательного жеста требует социальной практики и структурно-функциональных изменений.

Указательный жест и пантомимическая коммуникация, внедряясь в социальную практику, влияют на дальнейшее развитие совместного внимания и общего опыта и становятся, по мнению Томаселло, «важнейшими поворотными точками в эволюции человеческой коммуникации, уже воплощающими большую часть свойственных исключительно человеку форм социального познания и видов мотивации, необходимых для последующего создания знаковых языков». Таким образом, указательный и изобразительный жесты оказываются психологическим базисом для возникновения всех шести тысяч известных языков.

Выше уже отмечалось, что теоретическим фокусом работ М. Томаселло являются процессы совместной интенциональности (shared intentionality). Приглядимся внимательнее к этому понятию — совместно разделяемая интенциональность, или способность к разделению намерений, замыслов, целей. Это встраивание в намерения других предполагает, по мнению М. Томаселло, новые свойственные только человеку социально-когнитивные и социально-мотивационные навыки. Такое понимание возникновения совместных намерений сразу же напоминает ведущую мысль Выготского о социальном происхождении высших психических функций у человека и о первом этапе социализации — сознании «пра-мы». Для этого основного новообразования младенческого возраста характерно, что «отношение к внешнему миру для ребенка определяется отношением через другого человека» (см. Выготский Л. С. Младенческий возраст. 1984. С. 308). Об идейной близости к Выготскому Томаселло сам пишет в предисловии к русскому изданию этой книги: «Я заимствовал у Выготского основополагающую гипотезу о том, что большинство уникальных аспектов «высшего познания» или даже все они тем или иным способом происходят из социального взаимодействия и его интериоризации индивидами».

Понятие совместной интенциональности позволяет Томаселло иначе взглянуть на процесс усвоения языка детьми. С его точки зрения, дети овладевают языковыми структурами с помощью считывания интенций (intention-reading) и нахождения образцов (pattern-finding) в их речевом общении с другими. Томаселло развивает основанную на употреблении теорию усвоения языка (a usagebased theory), которую также называют социально-прагматическим подходом к усвоению языка. В соответствии с этим подходом М. Томаселло критикует генеративную грамматику Н. Хомского, отвергая идею врожденной универсальной грамматики (см., например, статью Томаселло 2004 г. под названием: «Какого типа данные могут опровергнуть гипотезу универсальной грамматики?»). В этой статье он утверждает, что все эмпирические феномены, обычно приводимые в пользу гипотезы универсальной грамматики (UG hypothesis), одновременно находятся в соответствии с наличием биологических адаптаций для более общих умений человеческого познания и коммуникации.

Коротко остановимся на структуре книги, чтобы попутно прокомментировать и основные понятия, и их перевод.

Название первой главы в буквальном переводе звучит как «Фокус (внимания) на инфраструктуре». Русскоязычный читатель, встречая в отечественной прессе слово «инфраструктура», понимает его как что-то вроде общей структуры, однако, в английском языке существует и другое значение — это основание, невидимая базовая структура (ср. невидимые инфракрасные лучи, лежащие в нижней части спектра, от лат. infra — внизу). По Томаселло, такую «максимально скрытую, крайне сложную, специфичную для человеческого вида психологическую базовую структуру» человеческой коммуникации и — шире — других видов совместной деятельности составляют навыки и мотивы разделения намерений (shared intentionality). Об этой невидимой части айсберга обобщенно говорится в первой главе и более подробно, с разных сторон в последующих.

О жестовой коммуникации человекообразных обезьян и ее отличии от кооперативной коммуникации человека говорится в главах 2 и 3. Именно в третьей главе подробно раскрывается «базовая структура» человеческого общения.

Онтогенетический и филогенетический аспекты жестовой и словесной коммуникации рассматриваются в главах 4 и 5. В главе 4 Томаселло приводит убедительные данные, показывающие, что у младенцев кооперативная базовая структура формируется практически полностью до того, как начинается освоение речи. В пятой главе он приводит аргументы в пользу того, что кооперативная структура человеческой коммуникации является не случайным или отдельным свойством человеческого вида, а скорее лишь одним из проявлений крайне выраженного у людей стремления к сотрудничеству, хотя пока еще далеко не ясно, каким образом это стремление сложилось.

Глава 6 посвящена грамматическому измерению в языке. Развивая введенную в третьей главе идею возникновения в ходе эволюции грех основных видов коммуникативных мотивов, в шестой главе М. Томаселло говорит о 3 видах грамматики, соответствующих этим мотивам. Я думаю, что эта глава вызовет особый интерес у лингвистов, специалистов по детской речи и логопедов, поэтому остановимся на ней подробнее.

Первый тип мотивов «просьба» возникает первым, для него типична ситуация «сейчас и здесь». В этой ситуации «сочетания естественных жестов (и/или языковых конвенций) не требуют никакого синтаксического маркирования, а нуждаются лишь в неком “простом синтаксисе” (“simple syntax”) в рамках грамматики просьбы (grammar of requesting)». Синтаксического маркирования нет, поскольку оно не имеет никакой функциональной нагрузки в коммуникации, ограниченной ситуациями типа «ты и я в момент здесь-и-сейчас и то действие, которое я прошу тебя совершить». М. Томаселло обращает внимание на то, что порядок жестов (знаков) в двукомпонентных высказываниях может быть произвольным и не несет значимых различий, поэтому он не останавливается на механизмах установления порядка компонентов. Однако стоит вспомнить, что со сходных теоретических позиций переход от однословных к двусловным высказываниям у детей интенсивно исследовался в середине 70-х гг. Исследования Э. Бейтс, П. Гринфилд, Дж. Брунера убедительно показали, что на этом этапе ребенок словесно выражает наиболее информативный элемент в разделяемой с взрослым ситуации (Bates 1976; Greenfield, Smith 1976; Greenfield 1978; Bruner 1975). Э. Бейтс высказывает мнение, что таким образом осуществляется первая прагматическая организация высказывания, в которой разделяемая с взрослым (находящаяся в поле их совместного внимания) часть ситуации) гопикализуется, а коммент выносится вовне в речь. Эта способность является, по мнению Бейтс, «речевой манифестацией базовых механизмов ориентировочной реакции и выделения фигуры из фона, которые мало или совсем не контролируются ребенком» (Bates 1976: 329). В согласии с этой точкой зрения, Дж. Брунер на основе исследований зрительного внимания с регистрацией движения глаз выражает мнение, что «язык сообразуется с механизмом перцептивного внимания» (Bruner 1975, цит. по: Брунер 1984: 27). Он раскрывает это положение следующим образом: «Правила предикации естественного языка, несомненно, являются хорошо приспособленным средством выражения результатов действия следующего механизма внимания: языковая структура топик — коммент обеспечивает легкий переход от признака к контексту его появления и опять к признаку, при этом топикализация предоставляет готовое средство перегруппировки новых наборов признаков и образования гипотетически постулированных целостностей, причем последние используются в качестве топиков, относительно которых будут сделаны новые комменты» (Брунер 1984: 27). В свете этих представлений предикативность внутренней речи, о которой говорил Л. С. Выготский^[2], выступает как результат рекурсивного повторения переходов между целым и признаком, т. е. выделения комментов и топикализации контекста (подробнее см. Ахутина 2008). Таким образом, «простой» синтаксис М. Томаселло может быть понят как прагматический синтаксис разделения внимания (в поле совместного внимания коммуникант выделяет наиболее информативное для него и реципиента) и может быть соотнесен со «смысловым синтаксисом», синтаксисом внутренней речи в концепции Л. С. Выготского (1934/1982). В этой связи хочется привести недавно опубликованную запись Выготского, обнаруженную в его архиве: «Внутренняя речь — не после внешней. Внутреннее опосредствование есть с самого начала в речи, которая есть недифференцированное единство внешней/внутренней речи» (Завершнева 2008: 133).