И он тоже урод юркий. Постелил мне гладко, а потом толкнул с пинка.

Подъезжаем к месту аварии. Все выглядит, как в страшном сне. Машина покореженная, на молочной коже салона кровь… на пассажирском сидении. Закрываю рот рукой, сдерживая крик и оседая. Меня ловит Влад, резко выдергивая вверх.

— Где люди из этой машины? — орет Рома.

— Увезли на скорой в первую больницу. У девушки подозрение на сотрясение и ушиб грудной клетки, — рапортует врач, не отрываясь от рыдающей пациентки. — У парня предварительно перелом ноги, черепно-мозговая, возможно, что-то еще.

Срываемся дальше.

Меня трясет. Это моя вина. Моя вина. Моя.

Что мне делать, Господи? Сбереги Никиту и ту девушку, они ни при чем. Это моя вина. Только я виновата. Это из-за меня они.

— Это я виновата… я виновата. Думала, сделаю это и он отстанет. Думала, сделаю — и станет легче. Только не становится ни хрена. Только хуже делаю и ему, и себе. Не надо было мне возвращаться. В этом городе слишком больно… всем.

Откровенно истерю, но успокаивать меня никто не спешит. Никому не жалко меня, и это объяснимо. Каждый знает, из-за кого так случилось. Да что тут говорить, мне самой себя не жаль. Если бы я еще могла как-то контролировать свою истерику…

Залетаем в приемный покой.

— Вы к кому?! — спрашивает медсестра.

— Дигай и Фадеев должны были поступить полчаса назад.

Девушка громко вздыхает.

— Кем приходитесь?

— Родственники!

— Документы, пожалуйста, — смотрит на нас по очереди.

Кладем паспорта на стойку, пока сестра рассматривает их.

Влад соображает быстрее. Вытаскивает красную купюру и рявкает:

— Живее!

Сестра подпрыгивает от неожиданности, но забирает деньги и тут же объявляет нам:

— Фадеев в травматологии. Подозрение на черепно-мозговую травму. Дигай в гинекологии.

Черепно-мозговая травма? Боже… а что, если там будут непоправимые последствия? Господи…

— Ги-гинекологии? — заикаясь, спрашивает Рома. — С хера ль в гинекологии?! Она ж в аварии побывала.

— Спросите у лечащего врача.

Господи, неужели она еще и беременная… Хватаюсь за голову. Я чуть не угробила целых три жизни!

— Где гинекология? — спрашивает Влад.

— Третий этаж. Дальше подскажут. Травматология — второй этаж, — отвечает сестра.

Разбегаемся в разные стороны.

Сбереги их, слышишь? Сбереги… Лучше спроси с меня.

Глава 23

Инга

— Кем вы приходитесь Фадееву?

Кем? Кем? Быстро моргаю, соображая. Скажу правду — отправят на все четыре стороны. Совру — узнаю, как себя чувствует Никита. А мне очень надо узнать.

— Жена, — отвечаю уверенно.

Доктор поправляет очки на носу и окидывает меня пристальным взглядом. Не знаю, то ли тремор во всем теле его удовлетворяет, то ли слезы, которые и не думали превращаться, но он начинает рассказывать:

— Ну что ж. Раз жена. Сотрясение, перелом большеберцовой кости, множественные травмы и ушибы. На данный момент пациент спит. Ему вкололи седативное, и он отдыхает.

Слава богу! Осталось узнать, как Аделия.

— Можно его увидеть?

— Приходите завтра. Больного переведут в палату, и вы сможете его навестить.

— Нет, я подожду тут, — решительно киваю и опускаюсь на стул.

Доктор садится рядом, кладет руку мне на плечо и говорит мягче:

— Поезжайте домой. Отдохните. Привезите Фадееву необходимые вещи. Он останется у нас на некоторое время, будет под наблюдением.

Домой? Куда домой? В город? Далеко, я сейчас туда не доберусь. Обратно в дом, где Степан? Нет уж.

— Вы знаете, я все же останусь тут, — выдавливаю улыбку. — А вещи привезут, я попрошу.

Врач кивает и уходит, понимая, что со мной бессмысленно спорить. Звоню Роме, который собирается возвращаться на место аварии, и прошу привезти чемодан Никиты. Он обещает это сделать, а еще привезти мою сумку, которая осталась в доме у Волкова.

Расспрашиваю его об Аделии. Он рассказывает с неохотой. Пока что точно не понятно, какие будут последствия и что с ребенком, но надежды только на лучшее.

Будто разом исчезает придавливающая грудь многотонная плита. Дышу, успокаиваясь. Все хорошо. Все обязательно будет хорошо. Закрываю глаза и откидываю голову назад.

Проваливаюсь в сон, а проснувшись, теряюсь во времени. Спускаюсь на этаж ниже, покупаю отвратительный кофе в кофейном аппарате. Часы показывают пять утра. Надо бы позвонить сестре Никиты Валентине и сообщить ей о происшествии.

Приезжает Рома и отдает мне две сумки, мою и Никиты. Не знаю, хватит ли там одежды для Ника, потому что сумка реально маленькая.

Скорее всего, нужно будет привезти вещи для Фадеева.

Дожидаюсь семи утра. Набираю Валентину, коротко описываю ей ситуацию.

— Инга Арамовна, что же делать? — слышу, что она начинает плакать.

— Нужно привезти его вещи.

— Дело в том, что нашей тетке, Марии, тоже стало плохо. Ее в больницу положили, в кардиологию. А у нее тут хозяйство — мама дорогая! Я не могу сорваться, мне надо, чтобы меня кто-то подменил.

— Я бы могла привезти вещи, но мне надо как-то попасть в квартиру.

— Так это запросто. В квартире, где вы живете, в кухне, на самой верхней полке лежат ключи от его квартиры.

— Я думала, это дубликат наших, — произношу растерянно.

— Нет-нет. Инга, миленькая, помоги, прошу. Ну не могу я сорваться, понимаешь? Да и Женька тут, куда ее деть?

— Хорошо, Валя, не переживай, я все сделаю, как ты сказала, — киваю болванчиком, даже не замечая, как мы с ней перешли на ты. — Валь, ему бы телефон еще… его всмятку.

— Возьми в кабинете в письменном столе. Там лежат какие-то трубки.

Прощаемся с сестрой Никиты.

— Фадеева? — вырастает передо мной врач.

В горле пересыхает. Сил на то, чтобы объяснить, что я не Фадеева, нет. Просто киваю. Послушно иду за доктором. Интересно, и что, они вот так любую могли бы провести сюда? Достаточно представиться женой? И даже не проверили?

— Он в этой палате. Пока один, но скоро подселят второго пациента. Поговорите пока. Но недолго и без стрессов. Хорошо?

Доктор уходит, а я замираю перед закрытой дверью. Что будет, когда я войду? Сколько ненависти выльется на меня? Как стану отбиваться? Что придумать?

Но и оставить его не могу. Не по совести это. Всю жизнь себя корить буду за то, что случилось.

Тяну ручку вниз. Она скрипит, как старая телега, кажется, даже на улице слышен этот скрип.

Вхожу в светлую палату. Обычная комната. Две кровати вдоль стен, два окна, свет утреннего солнца затапливает все вокруг. Одна койка пустая, на второй лежит Никита.

Маленький какой-то. Резко похудевший за эту ночь. Лицо в синяках, на правой половине лица множественные царапины, гематомы. На виске шов, губа разбита, голова перемотана, через бинты видна кровь. Нижняя часть тела прикрыта одеялом.

Никита расфокусированно наблюдает за мной.

Внутри меня все болезненно накалено. Неважно, как я отношусь к нему, то, что я устроила — непростительно. Как бы я хотела отмотать все назад и сделать по другому.

Слышу, как кто-то в палате всхлипывает, и не сразу понимаю, что это мой плач. Плечи у меня трясутся, ноги ватные, я иду вперед, шаркая пятками, потому что выше поднять ноги нет сил. До боли закусываю губу, сжимаю руки в кулаки.

Опускаюсь на стул, не сводя взгляд с Никиты.

— Привет, — шепчу.

— Мне сказали, что вы моя жена, — говорит хриплым, почти стариковским голосом. — Это, наверное, какая-то ошибка, потому что я вас не знаю. И жены у меня нет.

Дыхание замирает, сердце замораживается в ту же секунду. Закрываю лицо ладонями и, не в силах сдерживаться, рыдаю.

Глава 24

Никита

Она сидит передо мной и плачет. Совершенно точно у нее истерика. Я бы, может, и подошел к ней, успокоил. Что-то сказал. Но мне тяжело дышать, каждый вздох отдает болью в груди, я просто физически не могу двигаться.