Очень разные. И слишком похожие.

Но я давно научилась заставлять молчать воспоминания, стирать картинки наших с Брайаном участившихся встреч, затирать в мыслях его голос.

Однако был эпизод, который выжечь из памяти не получалось, и из-за мустанга в гараже картинки душного рассвета накрыли подобно цунами.

Три дня до моей свадьбы. Торжество продумано до мелочей, гости приглашены, платье ждало своего часа. Смешанное чувство страха и взволнованности перед приближающимся событием. Три дня до моей свадьбы. Июльский предрассветный сумрак укрывает город в своих мягких объятьях. Пустой парк набережной. Солнце еще даже не коснулось горизонта. Рассвет растворит темный секрет.

Заднее сиденье мустанга Брайана. О'Нил прижимает меня грудью к сидению и трахает до наших хриплых стонов. Должно быть это то, о чем я ненароком фантазировала раньше – когда ласкала себя в ванной, когда позволяла Роджеру целовать меня. Толчки Брайана учащаются, я дрожу от удовольствия и прошу его не останавливаться; а рука его скользит между моих ног. Быстрее. Жарче. И его член вместе с его пальцами доводят меня до ослепительного оргазма. А следом в воспоминаниях момент, когда Брайан гладит меня по волосам, откинув голову и постанывая, пока я отсасываю ему. На шее мужчины выступили жилы, капли пота на его груди поблескивают в лучах встающего солнца. Он сбивчиво шепчет признания, пока мой напряженный язык скользит вверх-вниз – я делала то, что всегда стеснялась делать с Роджером; что никогда с Роджером не делала ни до нашей свадьбы, ни после, – а затем начинаю ритмично двигать ртом, и О'Нил сжимает мои волосы в кулак, задавая все более жесткий темп. Я помню ощущение члена Брайана у себя во рту, когда он кончал…

И теперь я сидела на террасе его (как оказалось) дома, и выслушивала оправдания Роджера: как так получилось, что мы оказались гостями О'Нила.

– Дарла, детка, не злись, – Беннет постарался дотронуться до меня, но я скинула с плеча его руку и отвернулась, кутаясь в плед. – Я правда сначала снял нам свой домик; а потом созвонился с Брайаном, он предложил погостить у него. Слушай, глупо было отказывать! Он почти все время на работе, и…

– Ты говорил, что это будет наш отдых. Совместный. Твой и мой. Вдвоем. Без никого, – цокнула в ответ. – То, что мы гости, обязывает к определенному поведению.

– Но, Дарла, я сэкономил нам кучу денег, которую мы можем прокути…

– Да как ты мог принять такое решение без моего согласия или хотя бы обсуждения со мной? – перебила я потупившегося Роджера, круто оборачиваясь. Смесь обиды, злости и стыда бурлила в груди, и я не знала, какой эмоции в ту секунду во мне было больше.

Ситуация, похороненная в мыслях. Измена, которая на два года стала моей главной тайной и самой пугающей ошибкой. Каждая мимолетна случайная встреча в общих компаниях с Брайаном на протяжении эти лет была как нож в сердце. Еще хуже было видеть О'Нила гостем на свадьбе – правда, Брайан испарился с торжества сразу после того, как я сказала Роджеру "да".

И сейчас мне хотелось кричать от болезненного отчаяния, но вместо этого сдерживала слезы. Ни то от чувства вины, ни то от сожаления, хотя никогда не могла сказать, о чем конкретно жалела: об измене или свадьбе, которая случилась. Моя тихая горечь всегда преобладала над иллюзией счастливой пары, в которую мы с Роджером не превратились, но делала все возможное, чтобы хрупкая маска нашей "идеальности" не треснула.

– Когда он вообще успел переехать сюда из Португалии? – бросила себе под нос.

– С полгода назад вроде, – Роджер пожал плечами, затем пододвинулся ко мне несмело, приобнял за плечи. – Детка, я правда хотел как лучше. Чтобы, когда я ездил на конференции, тебе не было тоскливо одной. Вы ведь всегда с Брайаном хорошо ладили.

Я безразлично посмотрела в лицо мужа:

– Как удобно для себя ты все придумал, – проговорила тихо. – Вот якобы совместный отдых. Здесь же рабочие конференции. А чтобы я не мешалась и не ворчала – выбрал мне сам компанию. Чтобы не потратиться на отпуск – выбрал остановиться у друга.

– Дарла…

– Не нужно, – я, скривившись, поднялась, освобождаясь от рук мужчины. – Я поняла. Ты не изменяешь себе. Ты всегда таким был, Роджер, и всегда таким останешься. Думаешь, что мир вокруг тебя одного крутится, – горько усмехнулась. – Знаешь, а я ведь почти поверила, что ты решился впервые сделать для нас.

– Хочешь сказать, что я никогда ничего не делала ради нас? Ради тебя?

– Только до того момента, пока не добился моего расположения. Потом, вероятно, решил, что больше не нужно тратить свои силы, – ответила колко и, бросив плед на плетеную софу, направилась в дом. – Давай закроем эту тему, Роджер. Я устала и хочу побыть одной.

Внутри клокотала злость. На Роджера. На себя. На Брайана. Какова вероятность, что за эти десять дней я не пересекусь с О'Нилом? Может, для него все давно закончилось, он позабыл, оставил, отпустил, и мы встретимся лишь как старые знакомые, объединенные общей тайной? Надеяться глупо.

Сумерки окутали вид на море, теряя его в своих глубинах.

Я поднялась на второй этаж, вошла в просторную ванную комнату с панорамными окнами, раскрывающим удивительный пейзаж настилающихся тьмой водных горизонтов, и мраморной ванной, встроенной в пол. Зеркала обрамлены причудливыми серебристыми рамами, аромадиффузоры источали сладковато-острый аромат.

Нужно было всё обдумать. Собрать мысли воедино. Релакс.

Включила воду, насыпала в воду соли, добавила пены – теперь уж особо удивляться вкусу, изысканности и стилю, с которым дом был создан и наполнен, не приходилось, – приглушенный свет лили светильники, выполненные из матового стекла. Распустила волосы, сбросила на пол костюм. Погрузилась в теплую воду, прикрывая глаза. Мысли метались, а сердце бешено колотилось.

Помню, как пыталась поговорить с Роджером. Ощущение "вины" меня слишком истощало, я хотела признаться ему в совершенном, сбросить груз с плеч. Но Беннет на любые мои попытки поговорить лишь смеялся, мол, как я могу изменить? Да и кому вообще я могу понравиться? Кто может на меня, такую рассудительную, заумную и приземленную запасть? Слова глубоко ранили, и спасибо Роджеру за его твердолобость и попытку обесценивания – вину перед Беннетом я перестала испытывать. Но вот на себя злиться продолжала.

Хуже всего было другое. Спустя время я продолжала вспоминать Брайана, отчетливо помнить его серые насмешливые глаза, изгиб ключиц, тембр голоса, древесный аромат парфюма. Гордую выправку. Обескураживающую уверенность. Верность своим действиям. Он никогда не колебался и всегда стоял за своими убеждениями, даже если они были непопулярны или неудобны; и давно уже стал синонимом "проблемного" человека. Сложного, чрезмерно характерного. Неправильного. Ведь вместо гармонии с обществом выбирал "жить в кайф". Я помнила его жестикуляцию. Запах его кожи. И то, как сильно он меня всем этим раздражал.

В голове почему-то всплыл эпизод, когда во время одной из встреч нашей компании мы с Брайаном оказались вдвоем на кухне, и он совершенно серьезно спросил меня: "Почему ты там злишься на меня, Дарлин? Чем я тебя нервирую? Тем, что в отличие от Роджера понимаю, чего хочу? Что добиваюсь желаемого? Неужели я раздражаю тебя тем, что во мне ты видишь то, что хотела бы видеть в своем мужчине?"

И как же он был чертовски прав.

Опустилась под воду с головой. Есть, пожалуй, юношеские привычки и выработанные черты характера, которые мы тянем следом за собой во взрослую жизнь. От синдрома "отличницы" тяжело избавиться, на общественное одобрение подсаживаешься, как на иглу. Всё должно быть идеально: работа, семья, внешность. Однако такое стремление к совершенству оказывается подавляющей и нешуточной ношей, ты становишься рабом чужих ожиданий.

***

– Как вы добрались? – раздался бодрый голос брата в телефоне. – Как первый день отпуска? Не ловишь припадки из-за отсутствия работы? – Томас добродушно рассмеялся.