Ох, как-то все разом навалилось…

И это я еще не знаю, что меня ждет на работе, как меня встретит Светлана Николаевна.

Черт, как же не вовремя Рокотов со своим предложением! Я так хорошо отработала этот месяц, рассчитывала на премию, а что будет теперь — фиг его знает.

Вряд ли меня встретят в офисе с хлебом-солью. Как бы пинка под зад не дали.

Мысленно стону. Хочется скрестить пальцы совсем как в детстве, чтобы все забыли о том, что произошло вчера вечером, и позволили работать спокойно.

Угу. Не с моим везением.

Первое, что я вижу в понедельник утром, когда захожу в офис «Подиума» — круглые глаза нашего скаута, Танечки.

— Васнецова, тебя вызывают!

Она тычет пальцем в потолок, но я не сразу догоняю, что она имеет в виду. Потом вспоминаю: там кабинет генерального.

— Чего встала? Давай быстрее! — будто нарочно наводит жути Таня. — Максим Романович просил тебя явиться к девяти.

Э-э-э… Что ему от меня надо?

Смотрю на часы, что висят за спиной. Ровно девять.

«Генеральный не любит, когда опаздывают», — снова всплывают в памяти слова Светланы Николаевны.

Ну Кира, ну молодец. Собрала комбо: мало того, что отказала, так еще и опоздала.

Бросаю пальто на стойку и несусь наверх со всех ног. Жду, пока секретарь доложит о моем приходе.

От волнения начинают трястись коленки, закладывает уши.

Может, он занят? Хоть бы так!

— Максим Романович вас ждет, — рушит мои надежды секретарь, и я на ватных ногах захожу в его кабинет.

Глава 4. Рабыню заказывали?

Кира

Я стараюсь взять себя в руки, но ничего не выходит. Волнуюсь так, как не волновалась ни на одном экзамене или собеседовании. Кто знает, чего ожидать от такого, как Рокотов?

Дверь за мной закрывается, и я остаюсь один на один с генеральным.

Большой кабинет залит светом из огромных панорамных окон. Сам Рокотов сидит в черном кожаном кресле за массивным столом из явно дорогущих пород древесины. Разговаривает с кем-то по телефону.

Молча кивает мне на кресло напротив.

Присаживаюсь на указанное место, кладу руки на колени и вцепляюсь пальцами в край юбки. Рокотов еще ничего не сказал, но мне все равно страшно до жути — вон он какой серьезный и строгий.

Смотрю в пол. И хоть нас разделяет пара метров, тяну носом и чувствую исходящий от него запах чего-то дорогого, с кедрово-мускусными нотками.

Вздрагиваю от удара метронома, замечая его только сейчас.

Наконец-то поднимаю взгляд и скольжу им по фигуре генерального. Максим Романович без пиджака, и оттого выглядит еще массивнее, чем в нашу прошлую встречу. Ух, как рубашка обтягивает его мышцы…

Смотрю еще выше и тут понимаю, что все это время он отвечал мне тем же. Щеки тут же заливает краской, словно меня поймали на чем-то постыдном. Зато генеральный нисколько не смущается. Продолжает говорить по телефону и откровенно меня разглядывать.

Когда ожидание становится совсем невыносимым, и я готова провалиться сквозь землю от его пронизывающего взгляда, он кладет телефон на стол.

И продолжает молчать.

Может, ждет, пока заговорю я? Э нет, ляпну что-нибудь не то, сделаю еще хуже. Это я могу. А может, специально молчит. Вдруг у него тактика такая — запугивание. Что ж, со мной сработало на ура. Я не нахожу себе места.

— Кира, — Максим Романович ставит локти на стол и складывает пальцы домиком, — знаешь, какое качество я ценю в сотрудниках?

От его ледяного тона руки покрываются мурашками, и я нервно сглатываю.

Ну, хоть начал не с «Васнецова, ты уволена». Это же хороший знак, так?

— К-какое?

— Пунктуальность.

Я опускаю голову и бормочу еле слышно:

— Простите…

— Прощаю. В первый и последний раз. Время, чтобы ты знала, самый ценный ресурс, который у нас есть, и я не привык разбрасываться им просто так.

Он серьезно? Вообще-то, я опоздала всего на пару минут!

— Вот и сейчас вместо того, чтобы тратить этот ценный ресурс на тебя, я мог бы решать другие, более важные вопросы.

Чего-о? Мой рот от возмущения приоткрывается сам собой. Я не просила тратить время на неважную меня, наоборот, была бы рада, если бы его на меня не тратили!

Молчу.

— Сколько ты тут работаешь?

— Два месяца, — отвечаю я, не понимая, куда он клонит.

— То есть у тебя было время изучить, как тут все устроено, как работают модели и так далее.

Главное, не спрашивает — утверждает.

И что говорить в ответ? Скажу «нет», решит, что я тут балду пинаю вместо работы. Отвечаю расплывчато:

— Ну… в целом, да.

— Тогда скажи мне, — генеральный подается вперед, и его тон становится еще более строгим, — почему ты отказалась от съемок?

— Максим Романович, но я ведь уже объяснила: я не модель.

В конце-то концов, генеральный не может не понимать! Работать среди моделей и моделью — вот вообще не одно и то же.

— Ты знаешь принципы работы, этого достаточно.

Сказал как отрезал.

Ему достаточно, а мне нет. Я могу ему прямо сейчас показать ролики, как работают настоящие модели перед фотокамерами. Сменить позу тридцать раз за двадцать секунд для них не проблема, а для меня — очень даже. И я ни разу не шучу, реально несколько десятков поз за минуту! Вот хоть сейчас доставай телефон и показывай ему видео.

Ну где я и где все эти лампы, софиты и уверенность? Нас разделяет пропасть. Нет, Марианская впадина.

— Максим Романович, я думаю, что… — хочу объяснить, что все не так просто, как он там себе насочинял, но договорить не успеваю.

Он сурово прерывает:

— Кира, думать — это не твоя задача. Твоя задача — четко следовать инструкциям, которые даст режиссер. У тебя подходящий типаж, ты нужна мне на этих съемках и сделаешь так, как я сказал. Твое участие уже согласовано.

Вот как? Округляю глаза. Без меня меня женили. На место страха быть уволенной приходит злость.

Я ему что, рабыня?

Ладно бы просил, так ведь нет, приказывает, словно я его собственность и он имеет полное право распоряжаться мной как вздумается.

— На время твоей командировки за тобой сохраняется твой полный оклад, плюс командировочные. Возможна и премия.

Он называет общую сумму, и я ошарашенно на него пялюсь.

Я знаю, сколько получают модели, и за одну съемку им столько не платят, если они не звезды, конечно. Неужели этот проект настолько важен Рокотову? Черт, это даже хуже. Когда провалюсь, по голове меня точно не погладят. А я ведь провалюсь — обязательно! Причем так феерично, что ему и не снилось! Я неуклюжая, нефотогеничная, и вообще… Он что, слепой и этого не видит?!

С другой стороны, это как раз почти нужная сумма для мамы. Если буду экономить командировочные, то как раз хватит.

Теперь во мне борются две части.

Одна говорит: «Кира, это лучше, чем кредитная кабала. Несколько недель съемок, и проблема мамы будет решена. Никакого суда, она перестанет нервничать».

Другая цокает и закатывает глаза: «Ну да, а о своих нервах ты подумала? Помнишь, как Соколов орал на новенькую модель? Называл ее деревянной, бестолочью, бесталанным переростком? И это она закончила школу моделей. А тебя, дорогуша, ждет кое-что похуже. Ты не умеешь двигаться, держаться на камеру. Те, кто говорят, что это легко, просто не пробовали сами. Куда ты лезешь? И вообще, маму ты на кого оставишь, а? Модель недоделанная. Не, не вариант».

— Если откажешься, можешь писать заявление по собственному желанию, — сухо припечатывает Максим Романович. — Мне не нужны сотрудники, которые отказываются работать.

— Я не отказываюсь!

Впервые на его лице хоть какие-то эмоции: генеральный приподнимает бровь.

Его губы трогает легкая усмешка.

— Значит, ты согласна?

Вот скотина! Зажал в угол и доволен. Как я буду возвращать кредит, если лишусь работы? Нормальное место так сразу не найти, а вот проценты на долг капают сразу.

Я прикусываю губу и на секунду закрываю глаза. Кто сказал, что деньги достаются легко? Лично мне в данный момент эта фраза кажется издевкой.