О, как он радовался, когда по приколу впервые в жизни купил лотерейный билет и умудрился выиграть три с половиной миллиона рублей!

Когда он залетел на кухню, где мы с мамой пили чай со свежеиспеченной шарлоткой, и с горящими глазами сообщил, что он теперь богат и наконец сможет открыть свой бизнес, как и мечтал, я поперхнулась и решила, что это шутка. Нет, оказалось, правда.

Спустя неделю он получил выигрыш и решил снять его со счета. Помнил рассказы мамы о том, как ее накопления превратились в пшик в девяносто восьмом году. Постановил так: пусть полежат дома.

Мы не стали с ним спорить — Пашка был упертым, как баран. А зря.

По пути домой из банка его ограбили и пырнули ножом в живот. До больницы он не дотянул.

Я никогда не забуду, как рыдала мама. Корила себя, что не уберегла родную кровиночку, не ела, почти не спала. Осунулась страшно и все ругала себя, ругала, говорила, что ей больше незачем жить.

Через месяц я не выдержала. Помню, села напротив за кухонный стол, взяла ее руки в свои и заплакала.

— Мамочка, но я ведь осталась! Я жива! И тоже потеряла Пашку. Не хочу потерять еще и тебя. Не хочешь думать о себе, подумай обо мне.

Пожалуй, именно тогда мама впервые за долгое время посмотрела на меня осмысленно.

— Моя ты девочка! Прости меня… — тихо прошептала она и раскрыла объятия.

В тот вечер мы потом долго сидели, обнявшись, и вспоминали Пашку. Хотя до этого каждая из нас держала эмоции в себе. Тот разговор сблизил нас еще больше.

Я выныриваю из воспоминаний, ощущая какую-то вибрацию. Похоже, я утром забыла выключить тихий режим.

Достаю мобильный из сумки, что лежит на лавочке рядом. Три пропущенных: два с одного номера, один с другого, но оба мне не знакомы. Опять рекламщики, что ли… Повадились предлагать то одно, то другое, и конечно, на самых выгодных условиях.

А вдруг что-то важное? Пока соображаю, стоит ли перезванивать, телефон снова вибрирует. Мама.

— Привет!

— Д-дочка, — слышу в трубке дрожащий голос. — Я…

— Мамулечка, ты в порядке? — вскакиваю с лавочки.

— Тут такое произошло… Приезжай скорее, пожалуйста. Я не знаю, что мне д-делать!

И такое ее «пожалуйста» жалобное, что у меня сжимается сердце.

— Лечу! Ты в порядке? Может, скорую?

— Не надо скорую, она не поможет. — И мама отключается.

Я не мешкая бегу к выходу из кладбища, и уже перед самым выходом нога скользит по грязи. Нелепо взмахиваю руками, но удержать равновесие не удается, и я падаю на колени.

— Девушка? — Поднимаю взгляд и вижу, как мне протягивает руку крепко сбитый брюнет в черном строгом пальто.

Он помогает мне встать, и я не отряхиваясь спешу дальше, бросая из-за плеча:

— Спасибо!

По пути набираю маму, но она не отвечает. В сердце прочно поселяется дурное предчувствие. Еще и эта дурацкая ворона. Не дай бог накаркала!

Вскоре влетаю в подъезд и на ходу ковыряюсь в сумке. Достаю ключи и дрожащими руками вставляю их в замок. Получается не с первого раза, но когда дверь наконец-то открывается, и я захожу, мне в нос сразу бьет запах сердечных капель.

— Мама! — ору я и слышу приглушенное: «Я тут». Кажется, кухня.

Спешу туда. Она сидит, облокотившись о стол, и закрывает лицо ладонями.

— Мам, мамочка, что такое? Ты в порядке?

Отрываю ее ладони от лица и испуганно всматриваюсь. Какая она бледная!

Сердце колотится так сильно, будто вот-вот выпрыгнет. Но она жива. Это самое главное.

Перевожу дыхание, ставлю табуретку рядом и сажусь. Стараюсь, чтобы голос звучал как можно ровнее:

— Что случилось?

Мамины глаза полны слез, и вот одна слезинка катится по щеке, а за ней вторая.

— Меня уволили, Кира.

В ту же секунду на меня накатывает невероятное облегчение. Я уж решила, будто тут что-то ужасное. Я ведь давно говорила маме, что пора уволиться из этого магазина. Ей лучше поберечь свое здоровье. А деньги — справимся, если что, возьму подработку.

— И это все? Мам, ну ты чего меня так пугаешь? — ободряюще улыбаюсь и беру ее за ладонь. — Все будет хорошо!

— Это не все.

— Что еще?

— Я на днях принимала товар и не проверила, все ли на месте. Ты понимаешь, — начинает оправдываться мама, — поставщик старый, давно проверенный, а в магазине такая толпа была, что я не глядя накладную-то и подписала.

Сердце колотится. Мама не стала бы это упоминать просто так.

— И? — замираю в ожидании ответа.

— В магазине недостача, и ее повесили на меня.

— А почему сразу на тебя? — возмущаюсь я.

— Так ведь я принимала товар. Багранян так и заявил: Лариса Константиновна, ваша смена — вам и отвечать.

Вот гад! Мама ведь столько лет тут работает, и все было хорошо до этого дня, а начальник плевать на это хотел, сразу про все хорошее забыл.

— И какая сумма? — интересуюсь я.

Надежда, что долг невелик, умирает сразу.

— Триста тысяч. Там черная икра к Новому году была среди прочего…

Я невольно охаю и пячусь. Приземляюсь на табуретку в полной прострации, пытаясь переварить сказанное. Не получается.

Мне до слез жаль маму, на ней нет лица. Затем изнутри поднимается гнев.

— Вот сволочь!

— Кто?

— Да кто-кто? Поставщик, конечно! Ты пробовала ему звонить?

— Пробовала, толку нет. Говорит, отправил все, надо было проверять сразу.

— А в магазине никто стащить не мог?

— Кто? — изумляется мама. — Мы там все свои. В тот день только я работала да Валя. Она не могла подложить мне такую свинью.

Я вынужденно соглашаюсь. Знаю тетю Валю, она бы не поступила так с мамой, ведь сама перебивается от зарплаты до зарплаты, и для нее эти триста тысяч такие же огромные деньги, как и для нас. Хотя там же черная икра, которую можно продать из-под полы… Заработать…

Тьфу, Кира! Становится стыдно за такие мысли о близкой подруге матери.

Выходит, все же поставщик. Только вот как это доказать?

— Мам, а камеры? Может, там видно выгрузку?

— Какие камеры, — машет рукой она. — Они только в торговом зале и работают. А внутри висят ради красоты. Это я виновата, дочь… Сама не проверила. У-у-у! Багранян обещал в суд подать, если не верну ему всю сумму до конца месяца. Как будто это я товар украла! Дура я, дура!

Мама снова заливается слезами, а я вскакиваю, подхожу и обнимаю ее.

— Ну не плачь, мамочка, мы что-нибудь придумаем.

Осталось и самой в это поверить. Глажу маму по спине, хотя и сама в полной панике.

Затем сажусь на табуретку. Молчу минуту, вторую. Никак не могу прийти в себя. Может, это все сон? Щипаю себя за руку. Ай, больно! Нет, не сон…

Снова пялюсь в одну точку, кусаю щеку изнутри.

Еще через несколько минут наконец-то возвращается способность мыслить хоть сколько-нибудь связно.

Слезами делу не поможешь. Некогда мне тут в прострации сидеть, надо что-то делать. Мысленно перебираю возможные варианты. Занять у кого-то? Нет, среди моих знакомых нет таких буржуев, которые могут отстегнуть такие деньги сразу.

Зарплата? И тут пролет: эту сумму на текущем месте мне и за полгода не заработать, даже с учетом того, что буду ходить пешком и питаться воздухом.

Ясно одно: маме нужно помогать. Она всю жизнь отдавала нам с братом все, что могла, и даже больше. Вкладывала всю себя, всю свою любовь до последней капельки. Теперь моя очередь.

Думай, Кира, думай!

Где мне взять такие деньжищи? Заем с нормальными условиями мне не дадут, слишком мало работаю в «Подиуме». Кредитная карта и так выпотрошена почти под ноль.

Выход один: кредит в какой-нибудь шарашкиной конторе под бешеный процент.

Я успокаиваю маму как могу, дожидаюсь, пока она уснет после приема таблеток, а потом достаю телефон и ищу информацию. В итоге останавливаюсь на одном из вариантов, где условия чуть лучше, чем в остальных подобных конторах.

Блин, завтра воскресенье, и у них выходной. Да и на кладбище ехать надо.

Ладно, значит пойду послезавтра, как раз нужный мне офис в пяти минутах ходьбы от агентства.