Сейчас зал был пустым и не блистал, как в присутствии двора: не было оружия и роскошных драпировок, не было придворных и слуг. Но именно таким спокойным и пустым этот зал – да и весь замок – нравился Ганнону больше всего. Он прошел поверху на другую сторону и спустился сперва на первый уровень помоста, а затем, покинув зал и миновав узкий коридор, – еще ниже, в подземелья.
Узкая лестница нисходила все глубже, каменные стены освещали редкие факелы. Несколько поворотов, и юноша оказался у невысокой двери. Кованые петли переходили в массивные жиковины, их узор, изображавший морских змеев и корабли, пересекал поперек всю дверь, надежно скрепляя толстые отполированные доски.
Двое стражей в черных плащах с надетыми капюшонами безмолвно кивнули в то же мгновение, как Ганнон вышел из-за поворота. Они делали это каждый раз, как бы тихо юноша ни шел. «Интересно, они кивают, когда видят мое лицо? Или чуют меня загодя и просто ждут, когда я их увижу, чтобы поприветствовать?» – задумавшись, Ганнон остановился на пороге открытой двери. Правый страж еле заметно повернул капюшон в его сторону. Собираясь с духом, юноша раскачался на одной ноге и бесшумно ступил внутрь.
Помещение было довольно просторным для внутреннего замка, но низкие сводчатые потолки и огромное количество шкафов с книгами и свитками создавали впечатление тесноты. Как и обычно, было невыносимо жарко. Несмотря на то, что комната находилась под землей, в ней был камин, в котором горел огонь – всегда. Ганнон быстро маневрировал между шкафами, проходя своеобразный лабиринт, ведущий к столу рядом с очагом. На столе из черного дерева стояли чернила и потухшие свечи. В центре на одинаковом расстоянии друг от друга лежали несколько футляров со свитками, каждый размером не больше мизинца.
За столом в кожаном кресле крепко спал тощий старик. Капюшон из темно-бордовой ткани был надвинут на его глаза, оставляя открытыми нос и седую бороду. Голова лежала на правом плече. Морщины на щеках мужчины были настолько глубокими, что, казалось, разрезали его кожу. Из-за мнимой немощи от него не требовали сопровождать двор в Арватосе, но юноша знал, что хозяин был не так уж и слаб, просто не любил покидать столицу.
Ганнон, стараясь не дышать, вытащил из сапога футляр и очень медленно положил его на стол, дополняя ряд. Край тубуса коснулся кожаной обивки, после этого, держа другой конец двумя пальцами, юноша аккуратно опустил на стол и его. Поборов искушение чуть ровнее подвинуть футляр, он развернулся и направился к выходу. Внезапный звук удара заставил его замереть, внутри все похолодело при мысли: «Крысы! Молкова сумка задела стеллаж!» Несколько секунд Ганнон напряженно прислушивался, пока с облегчением не выдохнул. Слышно было только потрескивание дров.
В маленькой комнате для прислуги, которую занимал Ганнон, камина не было, зато имелось окно. Небольшое, но с настоящим стеклом. На подоконнике стояла старая выцветшая фигурка лошади на колесах, вырезанная из дерева. Узкая койка была накрыта меховым одеялом. Под окном стоял небольшой столик, а под ним находился сундук, служивший еще и сидением. Ганнон отворил дверь маленьким бронзовым ключом, провел пальцами по каменной фигурке коровы на столе. Сумка упала на пол с гулким звуком, а сам Ганнон так же рухнул на кровать, лицом в набитую соломой подушку. Не поднимая головы, он стянул левый сапог правой ногой – раздался глухой стук, затем другой ногой стащил оставшийся сапог. Юноша заснул, прежде чем тот успел коснуться пола.
***
Самая высокая, северо-западная, башня внутренней твердыни находилась ближе всего к изгибу берега, где тот из речного становился морским. Там находился зал Военного Совета и архивы. Башню и ее помещения несколько раз перестраивали со времен Марша Легиона, и чтобы попасть в сам зал, требовалось пройти по одной из крепостных стен, что выводили под его крышу, а затем уже спуститься внутрь самой башни.
Ганнон шел по северной крепостной стене внутренней цитадели. Внизу, на участке морского пляжа, между бараками и штабом Легиона на востоке и Зеленой стеной на западе, тренировались воины в красно-коричневых пенулах. Под громкие крики ветеранов Откликнувшиеся бегали, метали копья и фехтовали. Зеленая стена, в несколько раз ниже башни Совета, у основания которой она брала начало, шла на север до самого моря, отделяя легионеров от Внутреннего Сада под западными стенами цитадели.
Юноша вошел в башню, оказавшись под самой ее крышей: огромный круглый купол с несколькими переплетами и витражами, изображавшими узор лепестков орхидеи, из почти прозрачного, едва зеленоватого стекла освещал зал, находившийся восемью руббами ниже. Идя по спиральной лестнице вдоль стен, сквозь окна можно было хорошо разглядеть внутренний Сад, что занимал часть правого берега реки севернее моста. Там две девушки в разноцветных платьях пытались забраться на Зеленую стену, чтобы подглядеть за легионерами. Еще одна девушка переминалась с ноги на ногу у подножия и опасливо озиралась: возможно, она не могла решиться последовать за подругами, а может – стояла на страже. В саду трудились слуги, ухаживавшие за саженцами, привезенными с юга.
Продолжая спуск, Ганнон сверху оглядел огромный стол с рельефной картой Деоруса. Двуцветные горы, проходившие с северо-востока на юго-запад, отделяли Неардор на юго-востоке от основной территории страны. В центре северной части острова в отдалении от гор выделялась Черная Башня, вокруг которой раскинулся Красный город – Арватос. Опустевший дом богов. На карте присутствовало еще одно циклопическое сооружение, что не было сотворено людьми. Модель Акведука, воспроизводившая мельчайшие его детали, соединяла Красный Город с протекавшей к востоку от него рекой Адиссой.
Она брала начало в горах и впадала в море в Серебряной бухте на северо-востоке. Адисса и два отделяющихся от нее рукава-теленка Вак и Голока на карте были выполнены из дымчатого голубого стекла. Старый Боннар видел в них такое же доказательство божественного присутствия, как в Башне и в Акведуке. Ведь все прочие реки никогда не разделялись.
К югу от Арватоса лежали четыре ступени, соединявшиеся в гигантскую лестницу, словно вырубленную в земле для титана, что поднимался с Тихих холмов к Черной башне. Море Гнева, словно рваная рана в плоти острова, разрывало горы на юго-западе.
Атора и трех дарованных островов-колоний на севере здесь не было, но четыре навигационные линии тянулись с севера, их с жадностью затягивал к себе порт Виалдиса. Северный край карты был выкрашен пурпуром, обозначавшим Шторм, а бесконечные непроходимые джунгли, что полностью захватили безымянный материк к югу от Деоруса, обозначили зеленым цветом.
Особенно подробно были воспроизведены Белый Город и Тропа Легионера. Тринадцать дневных переходов посланника – столько же столбовых постоялых дворов. Белый Столб у Виалдиса и Красный – у Арватоса. И оба трактира их хозяева гордо именовали «Первыми».
Камни на весах мироздания, как говаривал про две столицы Деоруса брат Боннар. Такая выразительность была редкостью для слуги бога-кузнеца, как и вкус к изящной выпивке: другие жрецы Вортана брали количеством. Так или иначе, два города – Виалдис и Арватос – и вправду находились в непростом равновесии. А сейчас и тем более. Как Ганнон писал в своем донесении, что доставил днем ранее, старая знать Красного города стала собираться чаще обычного и старается вовлекать в свой заговор новые благородные дома под предлогом обретения некоего Оружия. Ходили настойчивые слухи о демонопоклонниках в рядах мятежников. Чтобы добыть эту информацию, понадобились месяцы, а уместилась она в таком маленьком свитке. Больше всего времени ушло на отделение зерна от плевел: достоверные факты щедро перемежались суеверными кривотолками, порожденными вспышкой на Валхре. Юноша стряхнул с себя беспокойство: он свое дело сделал – сведения раздобыл, проверил и перепроверил. Теперь пусть хозяин вместе с Избранником решает, как поступать с заговорщиками. Сейчас у Ганнона был свой небольшой сговор.
