– Я тоже давно горел желанием тебя увидеть, – да только не могу еще очухаться после плена.

Мимо промчался всадник.

– Кто это?

– Виталька Грязнов, дурью мается, – усмехнулся Гришка. – нет чтобы в поле себя показать, так он по деревне гарцует. Молодой еще.

А между тем всадник развернулся и подъехал к ним.

–Здорово были, – обратился к Василию молодой, плечистый парень. – Давно мы с тобой не виделись, годков пять, однако.

– Здорово, коль не шутишь, – ответил ему Василий. – Точно пять, когда я на войну уходил, ты еще под стол пешком ходил.

– Ха – ха, – усмехнулся Грязнов. – Небось соскучился по дому?

– Да уж конечно, как не скучать. Столько лет мечтал, что когда-нибудь снова увижу свою деревню и вот сбылось.

–Ладно, некогда мне тут с вами лясы точить, – отрезал Грязнов и ударил каблуками коня в бока.

–Какой-то чумной он, – глядя ему в след, недовольно проговорил Григорий. – Ну да ладно, собирайся, в субботу вечером в Алексеевку на вечерку пойдем, там девки веселые собираются, не дадут тебе заскучать!

– Так там и парни добрые есть, не ровен час и шею намылят.

– Да вроде бы как-то они к нам по-доброму относятся. Я там уже с Клавой подружился.

На том друзья и разошлись.

– За водой надо на колодец сходить, – подумал Василий, взяв ведра и коромысло, вышел со двора.

По дороге, он встретил своего соседа Митьку Корбана. На войну уходил, он совсем пацаном был, а теперь уже жених: низкорослый, кряжистый, с округлым лицом.

– Что отвоевался? – прищурил свои соловьи глазки Митька.

– Как видишь, – усмехнулся Василий. – А ты что- то с утра навеселе.

– А что мне горевать, вить я жизни радуюсь, – с иронией ответил Митька.– Если что заходи, потолкуем о том, о сем.

– Спасибо что пригласил, но мне сейчас не до этого. – и повесив ведра на коромысло, двинулся в сторону дома.

Вечером в гости пришел, веселый, слегка подпитый Степка Богомолов. Василий даже не успел опомниться, как он сгреб его в объятия.

– Молодец! Орел! – улыбаясь приговаривал он. – У нас теперича власть рабочих и крестьян, вместе будем новую жизнь налаживать.

– Силен брат, – одобрительно покачал головой Василий. – Конечно вместе, куда я от родной деревни пойду.

Степан прищурил глаза и с хитрицой посмотрел на собеседника:

– Я же Васька, едрена вошь, обвенчался.

– С кем?

– С Зинкой Барсуковой.

– Так я ее вроде любил? – засмеялся Василий.

– Ну, ты любил, а я женился. Сколько тебя можно было ждать.

– А Ефимка брат ее как поживает?

– Разбогател чертяга, ёшь твою. Теперь к нему на сивой кобыле не подъедешь. Все с Ванькой Копыловым якшаются, выгоду во всем поиметь хотят. Даже на Ольгинку ходили, на ручьях золото мыли. Ты когда по улице шел, видал, какие избы себе отгрохали? Не избы – а хоромы, окна большие, не чета нам.

– Разбогатели говоришь?– задумался Василий, – кому что Бог дал. Я тоже хочу разбогатеть. Дом хочу новый построить, хозяйством обзавестись, да чтоб лошадей с десяток было, земли распахать – десятин пять.

– Правильно кумекаешь, – поддержал его Степан, – видать сильно ты в плену по крестьянской работе соскучился.

– Об чем ты гуторишь, я перед тем как домой вернуться, у пана в хозяйстве горбатился, а в лагере, пока не сбежал, за место лошади плуг таскал. Так что скучать особо некогда было.

Ранним воскресным утром Василий отправился в Николаевку, чтобы успеть к началу утренней литургии. Он хорошо помнил это село. До войны он не часто, но бывал с родителями на службе в церкви Святителя и Чудотворца Николая. И теперь, идя по селу, с удовлетворением отмечал про себя, что несказанно рад снова оказаться под сводами родного храма. Пришел рано, еще оставалось немного времени.

По многочисленным рассказам Ивана, он знал, что тот живет, где-то тут, недалеко. Навстречу по улице мужик гнал корову.

Василий поздоровался и спросил:

– А скажи-ка мне сердешный, где тут Иван Елагин проживает?

– Это тот который с войны недавно вернулся?

– Он самый.

– Так вон он на лавочке сидит, – мужик показал пальцем вдаль.

– Благодарствую! – довольно ответил Василий и направился дальше по улице.

– Здорово живешь! – радостно поприветствовал Василий, своего друга, присаживаясь рядом на лавочку.

– Вася ты! – в удивлении раскрыл рот Иван. – Какими судьбами?

– Я Ваня в церкву пришел, а тут смотрю, ты, сидишь. Вот и решил к тебе заглянуть.

– А я вот с самой зари сижу, фсё надышаться родным воздухом не могу.

– В церковь со мной пойдешь?

– Седня не собирался.

– И до этого не ходил?

– Нет, – понуро опустил голову Иван.

– Эть ты какой? А должок кто отдавать будет?

– Какой должок?

– Что паря забыл, как в болоте клялся: до дому доберусь, в церкви свечку поставлю и неделю молится, буду Николаю Угоднику.

Засмущался Иван, раскраснелся и спохватившись запричитал, – Ой, ёй,ёй, Вася, совсем забыл. Пошли в церкву все свои грехи вымаливать буду.

– То-то, – одобрительно похлопал друга по плечу Василий.

Стоя на службе, он обратил внимание на высокого мужчину. Рядом с ним чуть пониже ростом и худее стояла женщина.

«По всей видимости, всей семьей пришли», – подумал он.

Возле них стояла девушка совсем молодая, невысокого роста, с русой косой и долговязый юноша. Василий остановил себя на мысли, что его стал пробивать легкий озноб. Он не мог оторвать взгляд от этой девушки. И с неприкрытым интересом смотрел на нее. Та не обращая ни на кого внимания, внимательно слушала батюшку и крестилась.

Но, видимо почувствовав на себе пронизывающий взгляд, обернулась, их взгляды встретились. Василий, тот час же опустил глаза в пол, а девушка повернулась опять к алтарю и больше не оборачивалась.

Лишь под вечер вернулся Василий в деревню.

– Как сынку в церкву сходил? – радостно встретил его отец.

– Оттаял душой и осветлился, – также радостно ответил Василий. – Хочешь верь тятя, хочешь не верь, а как заново народился.

– Ну и добре, пошли вечерять будем.

2

Всю осень и зиму семейство занималось хозяйственными делами: строили новый амбар, готовили дрова, шили сбрую для лошадей. А как пришла весна, после Светлого праздника Пасхи, повадился Василий с дружком Гришкой на вечерки в соседнюю деревню ходить. Там в Алексеевке, на берегу речки вечерами собиралась молодежь. Пели песни под гармошку, плясали. И вдруг он увидел ее, ту девушку, что была в церкви. Ее звали Ирина. Каждый раз после гулянья, стал Василий провожать ее до дому, а та и не была против. Сначала рассказывал ей о войне и о том, как жилось в плену, но видя, что эти разговоры не по душе девушке, сменил тему и стал вести разговоры о добрых лесных духах, что помогают крестьянам в поле.

– Леший, – говорил он, – это защитник леса, он всегда по доброму относится к людям. Охраняет скотину, которая пасется в лесу.

– Чаго ты болтаешь, я слыхала, что они злые, – возразила та.

– Ежели леший причиняет вред, то люди сами виноваты в этом. Тогда он является в образе медведя или волка. Гуторят, что давеча их охотники много в нашей тайге видели.

– Да ну тебя к лешему. Болтаешь абы чаго, – рассердилась девушка.

– Нельзя так гуторить, иначе он заберет меня к себе, – засмеялся Василий.

– А я не отдам, – глядя на него в упор, серьезно сказала Ирина.

У Василия по телу пробежала приятная дрожь.

– Давай зайдем ко мне, – засмеялась она, обнажив свои белые зубки.

– Зачем? – соображая, что ответить, замялся Василий, – чой то не ловко.

– Тятя велел, посмотреть на тебя хочет.

– Ну коли так, пошли, – робко согласился он.

В доме их ждали. Павел Ермолаевич, приготовившись к разговору, уже сидел за столом.

– Гостечки, дорогие, проходите в переднюю, – радостно улыбаясь, пригласила Ирина Романовна.

У нее на сковороде скворчали драники, в запарнике томился чай. Отойдя в сторонку, посмотрела на дочкиного ухажера. Тот был в белой вышитой косоворотке, в черном костюме.  Брюки были заправлены в новые сапоги. Не торопясь, у порога, сняли обувь, присели за стол.