Караван, сопровождаемый двумя сотнями воинов, шел по седому норотскому солончаку. Воздух дрожал маревом в полуденной жаре. Солнце посверкивало на белых проплешинах среди чахлой сизой травы.

— Щедрость северного владыки не знает границ, — оглянувшись на неспешно бредущих мулов, усмехнулся смуглый молодой воин, ехавший на поджарой тонконогой лошади. — Остаётся надеяться, что его честность ей не уступает.

— Помня, какими методами он одолевал своих врагов, на это мало надежды, — хмыкнул его спутник в пурпурном кожаном доспехе, богато украшенном золотом, что указывало на принадлежность к высшей джезъянской знати. На виске, под тронутыми сединой короткими волосами, дернулась жилка, в узких темных глазах мелькнула тень насмешки. — Именно поэтому я поступил так, как поступил.

— Дашан Энзра мудр, — улыбнулся воин. — Но не стоило ли вам отправиться вместе с армией? Порученная командирам ноша может оказаться слишком соблазнительной.

— Они провели со мной в битвах больше семи лет. Я доверял им свою жизнь, и ни разу не ошибся. К тому же, с ними мой сын. Уверен, он доставит всё в целости.

— Тогда нам не о чем беспокоиться, — кивнул воин.

В звук мерной поступи мулов и шорох солдатских подошв о сухую землю вклинился дробный стук копыт. От хвоста каравана мчался всадник. Поравнявшись с человеком в красном, выпалил:

— Нас преследуют, дашан! Большой конный отряд!

Двое мужчин обменялись взглядами, поняв друг друга без слов.

— Беспокоиться не о чем, — сощурился дашан, подхватывая висевший на луке седла открытый шлем и надевая его. — Кроме тех, кто у нас за спиной. К бою!

Ощетинившись копьями, двести воинов преградили путь кмулам, сгрудившимся позади. Подавшись навстречу опасности, люди напряженно ждали. Сминая траву и низкий кустарник, взрыхляя копытами коней едкую пыль, к ним подступил противник. Дашан Энзра, выпрямившись в седле, глядел на приблизившихся воинов, положив ладонь на рукоять клинка.

От шеренги преследователей отделился всадник на широкогрудом статном жеребце и направился в сторону защитников каравана. Преодолев половину расстояния, воин остановился в ожидании. Глаза Энзры превратились в щелочки при виде парламентера. Тронув бока своей лошади, он выехал навстречу.

— Ваша светлость, — дернув углом рта, произнес высокий зеленоглазый наездник с молочно-белыми волосами, когда Энзра остановился в нескольких шагах от него. На верхнем крае острого уха преследователя блеснула серебряная серьга.

— Генерал, — по выражению лица Энзры было понятно, что стоящий напротив воин хорошо ему знаком. — У вас отличные следопыты. Что вам нужно?

— То, что в ваших вьюках.

— Ваш король настолько жаден, что отбирает свою награду? Чего же тогда стоит его благодарность?

— Его величество был слишком расточителен. Он сожалеет об этом. Его именем я настаиваю на возвращении похищенных вами ценностей. Отдайте, и никто из вас не умрет.

— Вы забываетесь, генерал, — прошипел Энзра. В его глазах полыхнуло возмущение. — Я не отдам и малой толики из того, чем правитель Маверранума оплатил кровь моих людей! Мы жертвовали в вашей войне своими жизнями!

Дернув ремень седельной сумки, дашан вынул из неё ониксовый гравированный футляр и потряс им перед лицом зеленоглазого.

— Разве это для вас ничего не значит?!

— Нет, — ответил всадник, и, стремительно выхватив меч, вонзил его в горло Энзры.

Последнее, что видел падающий с лошади дашан — как рука бывшего союзника подхватила на лету ониксовую тубу. В воздух взвились сотни стрел, под которыми пала большая часть защитников каравана. А затем по телу военачальника джезъянской армии пронеслась конница, прорывающаяся к добыче. Остатки копейщиков были сметены противником, как куча соломы ветром.

Нападающие похватали напуганных, ревущих мулов. Беловолосый генерал, спрыгнув с коня, сбросил на землю один из вьюков. Из мешка покатилась мелкая галька. Зеленоглазый кинулся к другому мулу, полоснул лезвием по тюку. Стук камней, сыплющихся из прорехи, смешался с гневным возгласом генерала.

— Найдите уцелевших! — крикнул он, и воины бросились обшаривать поле боя в поисках выживших.

Вскоре перед разъяренным северянином предстали пятеро джезъянцев, в числе которых оказался и недавний собеседник Энзры.

— Где драгоценности? — подступил к ним зеленоглазый.

— Они уже в Джезъяне, — ответил за всех смуглый воин, прижимая ладонь к правому, сочащемуся алым, боку.

— Ложь, — взглянув на говорившего, скривился генерал, и медленно провел по лицу пленника острием меча. Из глубокой длинной раны заструилась кровь.

— Говори, где настоящий караван, и я оставлю вас в живых. Если нет — лёгкой смерти вам не видать.

Еще одно касание меча — и на другой щеке пленного заалел новый порез. Джезъянец стиснул зубы, оглянулся на своих товарищей, и, увидев их молчаливые кивки, вновь обратил лицо к беловолосому.

— Сначала ты ответь на вопрос.

— Ну?

— Как вы нас нашли?

Генерал бросил на землю тубу.

— Вот наш поводырь. Так где караван?

Джезъянец набрал в грудь воздуха, согнулся, зарычал, дернулся и упал на колени. Под ноги беловолосому шлепнулся откушенный язык. Сапоги залила хлещущая изо рта пленника кровь. Через мгновение на землю упали еще четыре окровавленных обрубка — остальные джезъянцы последовали примеру командира.

Конница Маверранума уходила по солончаку не солоно хлебавши. Лежа на потрескавшейся окровавленной земле, смуглый молодой воин глядел вслед расширившимися от боли зрачками. Протянув дрожащую руку, он стиснул злосчастный футляр, прижал к себе. Когда сумерки остудили воздух, джезъянец кое-как поднялся, добрел до бродившего неподалеку мула, сбросил с его спины ненужные уже тюки. Вместе с двумя выжившими, но лишившимися языков товарищами взвалил тело военачальника на мула, перевязал раны и тронулся в путь.

После их возвращения в Джезъяне был воздвигнут храм.

Они его всё-таки догнали. Настигли у самого подножья Игских скал. И теперь приближались, растянувшись широкой подковой. Безмолвно и быстро. Из-под кожаных шлемов, усиленных металлическими пластинами, не раздавалось ни звука. Кольчужные забрала были опущены, лишь глаза злорадно горели в прорезях. Но это даже к лучшему. Смотреть на Безгласных — занятие не для слабонервных. Их вид мог напугать кого угодно — и пугал. Весь Джезъян жил в страхе перед ними, перед их молчаливой жестокостью. Воины по воспитанию, они издавали первый и последний свой крик в день, когда появлялись на свет. После манипуляций, проводимых с их организмом, эти бойцы навсегда лишались языков. А многие джезъянцы считали, что еще и сердца.

Астид прижался спиной к холодной поверхности скалы, глядя на подступающих преследователей, вытянул из ножен меч. Если удастся выжать немного магии хотя бы для создания маскирующей дымки, то есть шанс уйти на другую сторону Игского хребта — за пределы Джезъяна. Но он слишком устал за два дня погони. Два дня почти непрерывного движения, без сна, отдыха и пищи. А ведь казалось, что всё прошло идеально.

Ониксовая туба с древним свитком находилась на всеобщем обозрении в святилище Безмолвия, в нише, высеченной в животе каменного идола. Да, высоко. Да, Безгласные своих постов не покидают никогда. Да, в святилище много людей. Но.… Всегда есть «но». Астид провёл в тихом созерцании истукана не один день, прежде чем выяснил точное расписание уборки. Каждые три дня в храме наводился порядок силами служителей — выметался мусор, обновлялось масло в светильниках, выбрасывались протухшие приношения. И со всей почтительностью мылся идол. Безгласные оцепляли изваяние, туба торжественно вынималась из ниши старшим распорядителем, и водружалась на место после помывки. Любовь к чистоте приверженцев Безмолвия и подвела. Истинный распорядитель святилища, перехваченный полукровкой в комнате для омовений, заснул долгим сном в кладовой на ворохе грязной одежды. Как ни противно было Астиду перевоплощаться в бритого немтыря слицом, иссеченным ритуальными шрамами, как ни жутковато было стоять среди них, ожидая, пока в руки попадёт вожделенный свиток, но дело есть дело. В складках одежды дожидался своего часа футляр, похожий на тот, который полукровке предстояло выкрасть. Поддельный артефакт благополучно занял своё место в нише, и Астид покинул храм, довольный новой победой, предвкушая похвалы князя.