Минуту спустя отозвалась рация «Агаты»:

– Вошел в здание вокзала Средместье. Ведет его Адам.

Через несколько минут снова доклад:

– Купил билет до Отвоцка. Адам поедет с ним. Мы – тоже.

– Вошел в дом на Мокотовской, – доложила «Ванда».

– Наблюдайте за домом. Установите номер квартиры и фамилии жильцов. Жду донесений.

Погора выключил рацию и заходил по комнате, стараясь таким образом убить время, ползущее черепашьим шагом.

Через час он сам вызвал «Агату».

– Почему молчите? Что с подопечным?

В голосе отвечавшего слышалась неуверенность:

– Мы его потеряли. Из поезда он не выходил, но и в вагонах Адам его не обнаружил.

– Но хотя бы словесный его портрет дать можете?

– Да.

– Передайте его немедленно. Жду. С этим-то уж, надеюсь, вы справитесь, – не смог он удержаться от колкости.

Минута молчания, потом подчеркнуто официальное:

– Слушаюсь!

Он стал вызывать «Ванду». Здесь ничего нового не произошло. Наблюдаемый из дома не выходил. Фамилию хозяина квартиры, в которую он вошел, установили: Аполлинарий Крапа.

– Продолжайте наблюдение за домом. Если тот выйдет, двое до особо распоряжения оставайтесь на месте, остальные продолжайте наблюдение за объектом.

Закончив разговор, Погора позвонил Зентаре. Доложил обстановку.

– Свяжись с Антковяком, установи, фигурирует ли Крапа в числе знакомых Вейля.

Да, эта фамилия там значилась. Аполлинарий Крапа, проживавший, как установила служба наблюдения, на Мокотовской улице, оказался старшим инспектором финансового управления. Это было открытие. Зентара немедленно поехал на службу.

– Итак, еще одна птица из того же самого гнезда, – проговорил он, входя в кабинет, где его ждали Антковяк и Погора. Наблюдение за человеком, который оставил Котарскому коробок спичек с билетом в кино – «человек со спичками», как именовался он в протоколах, – привело именно в это же управление, в кабинет инспектора Винцентия Звардоня.

Звардонь, как выявила срочно и тщательно проведенная проверка, человек в возрасте уже за шестьдесят, был известен своей угодливостью перед начальством и стремлением снискать его расположение. И начальство его жаловало. Его ставили в пример, другим работникам, выдвигали, награждали, премировали.

Со Звардонем, как вытекало из донесений, поддерживал дружеские отношения Ян Вейль.

Вейль поддерживал также отношения с Аполлинарием Крапой, на которого и вывело теперь наблюдение.

Аполлинарий Крапа среди сослуживцев пользовался репутацией человека, живущего весьма скромно. Единственный маршрут этого пятидесятилетнего инспектора ежедневно пролегал только по трассе: дом – работа и обратно. Дома, с семьей, он проводил все вечера, все выходные дни и все праздники. По воскресеньям перед обедом обычно выскакивал на минуту в ближайшую забегаловку пропустить рюмку-две и тут же возвращался обратно домой. На прогулки выходил только с семьей: с женой и детьми-подростками. На работе, куда неизменно являлся с редкостной пунктуальностью, часто вдавался с коллегами в дискуссии об упадке нравов и Всеобщем попрании морали. К представителям частного сектора относился с недоверием, то и дело требуя от них различных сведений и данных, достоверность которых поручал затем проверять своим подчиненным.

– Умеет маскироваться, – усмехнулся Погора, – но теперь-то вопрос ясен. Он, вероятно, и есть тот тип, который передает агентам деньги.

– Не говори «гоп»… – остудил его пыл Зентара. – А если это делает тот, второй, который ушел из-под наблюдения?

– Не может быть. Все сходится. И кино, и связь с Вейлем.

– И тем не менее мы не можем отказаться от выяснения личности того, второго. Внеси коррективы в задачи «Ванды», – приказал Зентара Погоре. – Двое пусть останутся для наблюдения за квартирой и Крапой. Остальные могут вернуться. Там они пока не нужны.

Погора стал вызывать «Ванду», а Зентара углубился в изучение списка и характеристик служащих управления финансов, связанных с Вейлем. «Поскольку наблюдение навело на двух лиц из этого управления, а в записной книжке Шпадов оказался номер телефона тамошнего коммутатора, не исключено, что есть здесь и другие… Эти два, пожалуй, лишь пешки».

Зентара достал характеристику начальника отдела. Марцелий Адамовский считался человеком спокойным, уравновешенным, требовательным к подчиненным. Не скупился на выговоры за малейшие нарушения трудовой дисциплины, сурово карал за всяческие злоупотребления. Нескольких служащих управления, уличенных в связях с частными предпринимателями, уволил как утерявших доверие, дела других передал прокуратуре. Образ его жизни и бюджет не вызывали никаких подозрений. Вне работы имел несколько увлечений. Одним из них был небольшой сад, з котором он любил копаться, выращивая цветы и разводя пчел. Другие? Посещал наиболее интересные спортивные встречи, сам числился почетным членом клуба «Варта». Коллекционировал почтовые открытки с изображением часов разнообразнейших отечественных и зарубежных фирм. Нередко с гордостью демонстрировал свои коллекции коллегам по работе и даже начальству.

Вейль бывал у него во время своих визитов в управление и всегда встречал радушный прием, хотя, собственно, это ни о чем не говорило, поскольку тот заходил и к другим сотрудникам.

«Только ли валютные спекуляции или наряду с этим и деятельность другого рода?» – размышлял Зентара, отдавая распоряжение установить наблюдение за всеми служащими финуправления, вступавшими в контакты с Вейлем. Затем еще раз внимательно просмотрел списки связанных с ним частных торговцев. Характер этих связей внешне казался ясным: торговые сделки, легальные и нелегальные. Версию Погоры о том, что и в этой среде следует искать нити шпионажа, он склонен был отвергнуть. Очень уж примитивной и ограниченной была здесь публика. Все они в основном открыто стремились к обогащению, и круг их интересов не выходил за рамки купли-продажи. Вряд ли стали бы иностранные разведки вербовать такую агентуру.

«Впрочем, иное дело вариант Бежана, – мелькнула у него мысль. – Действительно, можно допустить, что кого-то из них разведка использует как орудие, не посвящая в суть дела, просто как свой инструмент. Нет, пожалуй, мало вероятно, – решил он в конце концов, взвесив все „за“ и „против“, – слишком большой риск.

Бежан… Как он там? Совсем один, без всякой помощи, – тревога за друга не покидала его все последние дни. – Не попал ли в беду?»

Свой выход в город Бежану не удалось сохранить в тайне от Янки и Валяшека. Вернувшись в порт, он не смог самостоятельно подняться по трапу. Матросы внесли его и уложили обратно в лазарет, где он провел предыдущую ночь.

– Не приведи господь таких пациентов, – сокрушался вызванный к нему доктор. – Куда вы подевались? Опять сбежали в город? Не могли уж хотя бы пару часов полежать спокойно! – Говорил он полушутливо, но в тоне его слышалось недоверие.

– Надо было кое-что купить, – пробормотал Бежан, чувствуя, что звучит это неубедительно. – Завтра всем вам расскажу. Чуть только отдышусь.

– Ладно, беседу откладываем до завтра. Но только до завтра.

Эту фразу Бежан воспринял как угрозу. И тем не менее после ухода врача он сразу же погрузился в глубокий сон. Спал почти двенадцать часов. Пробудившись, выглянул в иллюминатор. Порт удалялся. Теплоход выходил в открытое море.

В пижаме, перебросив через плечо костюм, Бежан направился в свою каюту. Только он собрался открыть дверь, как вдруг услышал тихие, будто крадущиеся шаги.

– Наконец-то я вас нашел. Принес вот вам завтрак, – Адамчик, как всегда, был сама вежливость.

– Спасибо, но я не хочу есть. Приду к обеду.

– Может быть, помочь вам одеться? – не отступал стюард.

– Нет, благодарю. Я справлюсь сам. – Он захлопнул дверь перед самым носом навязчивого посетителя.

Двумя часами позже на палубе он увидел Янку.

– О чем задумалась?