В комнате Астид подхватил оседающего на пол Иннегарда.

— Убил… он меня убил… — сквозь частый стук зубов расслышал полукровка всхлипы. — Он убил!

— Тише, тише, — Астид оттащил ослабевшего, еле державшегося на ногах Иннегарда прочь. — Убедился?

В комнату быстро вошёл Гилэстэл, запер дверь. Усадив Иннегарда в кресло, налил полный бокал вина и сунул ему в руки.

— Пей! Это поможет.

— Убил… — твердил тот, принимая трясущимися руками кубок. — Что это?

Рука дрогнула, алые капли пролились на пол.

— Словно кровь. Я не буду её пить!

Иннегард отшвырнул бокал.

— Как он мог?! — его вскрик заставил князя недовольно поморщиться. — Меня?! Собственного сына?! Первенца?!

— Иннегард! Перестань истерить. Ты жив и здоров.

— Я жив, — утихнув, пробормотал Иннегард. — Но кто….кого казнили… там?

— Неважно, — дёрнул углом рта князь. — Важно, что не тебя.

Иннегард застонал, бросился к двери, принялся дергать щеколду.

— Иннегард! Успокойся! — воскликнул князь.

Но тот его не слушал, рвал дверь. Гилэстэл с досадой тихо ругнулся, и, направив в сторону мятущегося полуэльфа ладонь, произнес слова сонного заговора. Иннегард, продолжая цепляться за замок, сполз по двери на пол и утих в глубоком сне.

— Горячий парень, — покачал Гилэстэл головой. Астид хмыкнул. Подхватив полуэльфа, они уложили его на постель и укрыли с головой, Гилэстэл прислушался к происходящему в коридоре, подмигнул Астиду.

— Уйдёшь вечером. Мы уезжаем утром.

Когда утихли песни плакальщиц, погасли последние свечи над поминальными столами и сумерки окутали замок Хонгескъё, из открытых ворот вышел крестьянин с большой корзиной за спиной. Стража не обратила на него никакого внимания — в последние несколько дней ворота замка почти не закрывались, выпуская уезжающих гостей и впуская крестьян, доставляющих к столу благородных господ провиант.

Едва замковые стены скрылись из виду, Астид сбросил корзину с плеч, вынул из неё свои вещи и оружие, стащил крестьянское платье и переоделся. К условленному месту встречи полукровка добрался в середине ночи, остановившись на берегу реки. До прибытия князя и Иннегарда еще оставалось достаточно времени, и Астид позволил себе поспать.

***

Очнувшись, Иннегард обнаружил, что лежит в душной темноте. Первое, что пришло в голову — что его всё-таки похоронили. Он в панике рванулся и сел. Одеяла упали на пол. Он по-прежнему находился в комнате Астида, один. Над замком тлела звёздами ночь. Иннегард слез с кровати, подошел к окну, выглянул во двор. У него сперло дыхание при виде помоста и чурбака, отмытых от крови.

Страх сменился злостью, в груди заклокотала обида на отца, и жгучее желание спалить замок со всеми его обитателями. Не было ни суда, ни разбирательства, ничего! Вынесенный отцом приговор не был справедливым. Но его никто не оспорил, не произнес и слова в защиту опального сына барона. Никто, кроме князя — странного вельможи с не менее странным спутником.

У двери послышались шаги. Иннегард отступил за портьеру, притаился. В комнату вошёл Гилэстэл, тщательно прикрыв за собой дверную створку. Взглянул на кровать, на сброшенные с неё одеяла.

— Иннегард, — тихо позвал князь, и посмотрел точно в ту сторону, где притаился полуэльф.

Тот шагнул навстречу князю, бросив взгляд в окно. Гилэстэл приблизился и тоже посмотрел во двор.

— Усмири своё сердце, — произнес князь. — До лучших времен.

— Почему не сейчас? — точёные брови сошлись на переносице.

— Потому что тогда ты точно погибнешь. А вместе с тобой, возможно, и я. А ты как думал, — усмехнулся князь на испуганный взгляд полуэльфа. — Что я буду просто смотреть, как тебя убивают? Твоя месть состоится не сегодня. На рассвете мы отсюда уезжаем. Но тебе придетсяиспытать некоторое неудобство. Не вести же тебя в твоём истинном облике по замку.

Приготовленное князем питьё не имело вкуса. Иннегард покорно принял поданный бокал, выпив всё до капли.

— Меня сейчас стошнит, — скривился он через несколько минут.

— Ничего страшного, — отозвался Гилэстэл, укладывая свои вещи. — Только отойди в сторонку куда-нибудь.

Иннегард бросился к тазу для умывания, и комната наполнилась судорожным кашлем и звуками рвоты.

— Что за дрянь вы мне дали? — сквозь спазмы выдавил полуэльф.

— Взгляни в зеркало.

Иннегард, пошатываясь, доплелся до зеркала в резной раме и с изумлением уставился на возникшее в нём отражение. Из зеркального овала на него шальными глазами смотрел черноволосый полуэльф, сильно смахивающий на Астида.

— Чтоб мне… Я думал, что краску для волос используют наружно. Бэ-э… — Иннеград снова бросился к тазу. Отдышавшись, повернул измученно лицо к князю. — И надолго это?

— Нет. Еще минут двадцать. Потом начнет болеть голова.

— Я про внешность.

— Должно хватить часов на шесть.

— Блеск… бэ-э! Значит…тот бедолага на плахе…

— Да. Одевай вот это.

Гилэстэл подал Иннегарду одежду. Тот стащил свой щегольской наряд и переоделся в один из костюмов Астида. Тошнота унялась, её сменила головная боль. Постанывая, Иннегард опустился на кровать, прикрыл глаза. Как только ночная темнота начала уступать место утренней полумгле, Гилэстэл поднял Иннегарда, набросил ему на плечи плащ.

— Пора. Бери вещи.

Они прошли по еще тихим, спящим коридорам верхнего этажа. Первый этаж был оживлённее — прислуга уже проснулась.

— Ваша светлость, — склонился перед ними дворецкий, открывая двери. — Коней седлать ли?

Гилэстэл кивнул. Пока заспанный конюх суетился в конюшне, кто-то доложил барону об отъезде важного гостя. Иннегард, и без того находящийся на грани срыва, испуганно дернулся при виде спускающегося к ним отца.

— Ваша светлость, — поклонился барон. — Я провожу вас.

— Не стоило прерывать сон, барон, — ответил на поклон Гилэстэл, загораживая собой дрожащего Иннегарда. А тот, пряча лицо в тени капюшона, во все глаза смотрел на отца.

— Я всё равно не спал.

— Я понимаю.

Конюх подвел к крыльцу трех лошадей, на одну из которых навьючил поклажу. Князь сделал знак Иннегарду, и сам вскочил в седло.

— Прощайте, Ваша светлость. Жаль, что вы запомните мой дом по таким дурным событиям, — вздохнул Фаннегард. — Надеюсь, вы и ваш спутник сочтете возможным навестить меня еще когда-нибудь.

— Даже не сомневайтесь в этом, — скупо улыбнулся Гилэстэл. — В дорогу!

Им открыли ворота. Проезжая в них вслед за князем, Иннегард в последний раз оглянулся назад.

Ехали рысью. Каждый шаг отдавался в голове Иннегарда дичайшей болью. Князь сочувственно поглядывал на него, но темп не сбавлял.

— Долго еще? — припадая к конской холке, просипел Иннегард.

— До реки доберемся и отдохнем.

Когда поднявшееся солнце засверкало на речной глади, Иннегард простонал с облегчением. Остановились на берегу в тени ивовой рощицы. Гилэстэл помог Иннегарду спешиться и уложил его, совершенно разбитого и обессиленного, на траву.

***

Иннегард проснулся на одеяле под деревом. Зелень шелестящей листвы пронизывали солнечные лучи. Над ним на ветке суетилась сойка. Иннегард сел, с удивлением осмотрелся. Сойка, напуганная его движением, заверещала и перепорхнула выше.

Неподалёку горел костёр. Возле него, помешивая в котелке ложкой, сидел раздетый по пояс Астид.

— Эй, — окликнул его Иннегард.

Полукровка оглянулся, усмехнулся.

— С днем рождения, твоя милость. Обед почти готов, так что поторопись с умыванием.

И указал взглядом в направлении реки, где Гилэстэл, зайдя по грудь в воду, купал своего коня. Две другие лошади паслись неподалеку.

Иннегард поднялся, и, ощутив головную боль, поморщился.

— Головушка? — сочувственно-насмешливо поинтересовался Астид. — Это бывает после принудительного перевоплощения. Говорю тебе, ополоснись. Сразу полегчает.

— Долго я спал? — стягивая рубашку, спросил Иннегард.

— Шесть часов, — пожал плечами полукровка. — Надо признать, ты довольно тяжелый.