Одно это заслуживало благодарности.

- Скажите… - Елизар протянул булочку, и Елена только сейчас заметила, что свою съела. С борщом. – С моей стороны это, конечно, наглость, но…

Булочка лежала на салфетке.

Круглая.

Румяная. С кунжутными зернышками на корочке. Черными и белыми.

- Спасибо, - Елена всё же решилась, потому что на раздаче булочек не осталось вовсе. А она ведь к чаю её оставить хотела.

- Не за что, но… как вы себя чувствуете?

- Неплохо.

- Слабость? Головокружение? Неконтролируемые приступы страха?

- Студенты меня, конечно, выводят, но не до такой степени, - Елена улыбнулась. – На самом деле часто это просто дурь. Возрастная. Потом, со временем, они успокаиваются. И начинают ценить. Со старшими курсами вообще работать приятно. Остаются большей частью умные ребята… раньше во всяком случае, - она отщипнула кусочек булочки.

- Раньше?

- Сейчас стало сложнее… требуют успеваемость поднимать.

- От вас?

- Ну да. От меня… и обеспечивать психологический комфорт.

Елизар издал непонятный звук.

- Заинтересовывать… без заинтересованности в учебе результата не будет. Хотя… вот как можно заинтересовать и заставить учиться человека, который учиться не желает? Тот же Погожин, он ведь на самом деле толковый. Умен. И начитан. Но вот решил, что мои предметы ему не нужны и всё…

Получалось, будто она жалуется.

Федюня вот постоянно говорил, что проблема Елены в её привычке на всё жаловаться. А она не жаловалась. Просто рассказывала.

- В общем, сложно, - Елена решила закрыть неприятную тему. – Вы дальше куда?

- Пройдусь. По городу. Телефон куплю. И так, по мелочи… вы во сколько заканчиваете?

- Как повезет… думаю, часам к восьми должна.

Последняя электричка идет в четверть одиннадцатого.

- Это много.

А что делать женщине, которая остро нуждается в деньгах? Работать на полторы ставки, радуясь, что эти полторы в принципе наскреблись.

- Я вас встречу, - сказал Елизар, причём тоном, не терпящим возражений.

- Не стоит…

- Стоит. Негоже вам одной ночью и через лес идти. Тем паче у вас там маньяк завелся.

О маньяке Елена думала в последнюю очередь. Да что там, мыслей о маньяке в голове не осталось, потому как Погожин-таки нажаловался. И как-то вот все вывернул, что получилось, будто она, Елена, издевается над юными будущими врачами, привлекая к издевательствам посторонних…

Мизигин орал.

И голос его, срываясь на высоких нотах, заполнял кабинет. И бил по ушам, по нервам… бил-бил.

- Да иди ты на хрен, - вырвалось у Елены.

- Что?! – Мизигин даже осекся.

- На хрен, говорю, иди… - Елена вдруг осознала, что это конец.

Денег нет?

Как-нибудь… репетиторствовать начнет. Готовить школьников к тестам или чему там их ныне готовят. Подтягивать по биологии. Химию она тоже знает неплохо.

- Достал…

- Это… это недопустимо! – с плохо скрытой радостью произнес Мизигин. – Вы… вы уволены!

- Да я сама уволюсь.

- По статье!

- А в суд?

В профсоюз обращаться бессмысленно, а вот суд – дело другое.

- Напишу жалобу… на грубое отношение руководства, создание невыносимых условий. Нарушение техники безопасности… да и много чего смогу рассказать, - Елена выдержала взгляд. – Скажем, про закупки… по чём ты перчаточки брал? А через кого – скальпели?

- Доказательств нет!

Были бы, Елена бы не так разговаривала.

- Думаю, проверка, если начнется, найдет…

- Ты… ты чудовище! Не зря Федя меня предупреждал!

- По соглашению сторон, - отрезала Елена.

- С завтрашнего дня! – Мизигин даже губу выпятил. – Дела передашь…

И задумался. А Елена с удовольствием смотрела, как меняется выражение лица. Ну да, кому дела передавать, когда на кафедре все и без того загружены. И никто-то не горит желанием с моргом связываться.

- Разберемся! – отступать Мизигин не собирался. – Иди. Свободна.

- Без тебя знаю… а Федюне передай, что дерьмо к дерьму тянется.

Вот… все же не умела она молчать. А ведь будь иной, глядишь, и не стали бы выдавливать. И вообще…

Елена ничуть не удивилась, увидев за дверью Лялечкина. Тот прислонился к стене, сделав вид, что просто себе дремлет.

И вообще случайно тут оказался.

Правда, стоило Елене появиться, глаза открыл и спросил:

- Домой, да?

- Я – да. Ты – не знаю.

- Меня дядя просил за вами присмотреть, - сказал Лялечкин доверчиво. – И помочь.

- Вещи донести?

А ведь мысль-то неплохая. С Мизигина станется замки поменять или пропуск аннулировать. Оно, конечно, запасной выход есть, но… к завтрашнему утру вещи Елены могут оказаться совсем не там, где она их оставила.

- Идем, - решилась Елена. – Только… если опоздаем на электричку…

На такси до товарищества у неё не останется.

- Дядя денег оставил, - Лялечкин широко улыбнулся.

Какой у него хороший дядя…

Странно, но вещей осталось не так и много. Тетради… тетради Елена сложила высокой стопочкой, прикрепив сверху лист. И даже обрадовалась, что теперь не придется проверять эту стопку. Вторая – с альбомами. Третья… бумаги из ящиков стола она просто вытряхивала в мусорный пакет. В обычный, из «Магнита», отправились карандаши, дырокол, купленный, поскольку пользоваться кафедральным было невозможно. Ручки, резинки и прочая мелочь – в сумку. Пара кружек. Пачка с чаем.

И в морг.

В нем было тихо и безлюдно. И Лялечкин, верным рыцарем следовавший по пятнам, вздрогнул.

- Ты как? – запоздало поинтересовалась Елена. – Если тяжело…

- Нет, всё хорошо. Я не трус. Знаете… я даже кое-что понял.

- Что?

Любимая кружка с котиками, подаренная Катюхой… кстати, надо позвонить, она вроде упоминала, что в их больничке панатом на пенсию собирается…

- Человеческое тело изнутри не менее красиво, чем снаружи. Я сегодня взглянул на сердце другими глазами. Оно ведь совершенно!

Елена посмотрела на мальца. Не бредит. Скорее уж защитная реакция.

- А кости? Скелет… та же грудная клетка по изяществу линий может поспорить с Аникейским храмом всех богов…

Что за он? Елена не слышала. Хотя… она в целом весьма далека от современной культуры…

- Смерть же и её близость заставляют осознать, сколь хрупко бытие… - продолжал Лялечкин. Всё же крепко ему досталось. – И я почти понял, что напишу!

- Где напишешь?

- На отчётном полотне. Мне ведь нужен будет отчёт на две кафедры предоставить. И дядя сказал, что со своей поможет, но… на основную.

Он вздохнул и помрачнел.

И добавил:

- Ещё эти холсты испортили… давайте сюда.

Пакет, куда кроме кружки добавилась пара кофт, запасные колготы с носками и в целом мелочи, которыми как-то незаметно зарастаешь на рабочем месте, сделался тяжёл. А еще инструменты.

Свои Елена держала отдельно. И сейчас, раскрыв кейс, улыбнулась.

Спасибо, папа…

Их она Мизигину не оставит.

Он, кстати, тоже объявился и собирался возмутиться. По лицу было видно, что собирался. И что пришёл в морг не просто так, но, встретившись взглядом, возмущение свое попридержал.

- Это моё, - сказала Елена, поднимая кейс. – Или спорить будешь?

- Вот… поганый у тебя характер! Поганый… и Федя поэтому тебя бросил…

- А я думала, что потому, как со студенткой закрутил роман. С той, за которой папа-миллионер стоит… в общем, Мизигин, куда тебе идти – я сказала.

И он убрался.

Только крикнул в спину:

- Пропуск на вахте сдай!

- А документы?

- Там и подпишешь. И вообще… рекомендаций я тебе не дам.

Елена подняла руку и показала Мизигину то, что показывала во сне Федюне, ощутив при том огромное душевное облегчение. Можно сказать, даже подъем.

Метка хлызня никуда не исчезла. Стало быть, и сама тварь вполне жива. Жаль… или нет? Если бы хлызень взял и подох – а с нежитью подобное случалось не так и редко, особенно в технологических мерах – причина оставаться в этом мире исчезла бы.