Часть 1. Знакомство

- Маньяк, - пробормотала Елена, когда впереди, в белой мути тумана вырисовался силуэт. Потом подумала, что такой погодой только маньякам и бродить.

Еще подумала, что и сама-то она недалеко ушла.

Можно было бы на кафедре остаться, соврав поутру, что снова заработалась. И ей бы поверили. Ну или хотя бы сделали вид, что верят. Или вот к Катюхе напроситься. Она бы не отказала и даже обрадовалась, а на радостях достала бы бутылку своей фирменной настойки и вечер прошёл бы вполне себе мирно, под настойку и Катюхины напрочь непрофессиональные жалобы на личную жизнь, которая в отличие от паззлов никак не складывалась. А после рюмки третьей и Елена поддержала бы беседу…

Но нет же.

Поперлась.

На последнюю электричку. А потом через лес. В оправдание свое можно было бы сказать, что там, в городе, тумана не было. Да и в целом погода стояла вполне себе вменяемая. Лес был знаком, дорога – хожена и перехожена.

А маньяк… маньяки, если подумать, дело житейское.

Туман стал гуще.

А силуэт – больше. И выше.

Елена перехватила покрепче сумочку, пытаясь понять, что именно в ней есть такого, чем можно бы от маньяка отбиться.

Косметичка? Конспекты лекций? Личный журнал посещений с отработками? Альбомы?

Четвертушка хлеба «Бородинского» или вот еще «Шпроты в масле». «Шпроты» были увесистыми, можно в голову кинуть, а потом еще и хлебом сверху… вдруг голодный? Он на шпроты с хлебом отвлечется, а сама Елена сбежит.

Правда, сколь ни парадоксально, консервы было жаль. Сама Елена тоже с обеда не жрамши, если так-то. Меж тем силуэт окончательно приблизился и возопил тонким срывающимся голосом:

- Елена Петровна! Я точно всё знаю!

Чтоб тебя.

Елена даже выдох сдержала.

- Лялечкин! – вопль её, полный возмущения, мог бы распугать всех окрестных маньяков. – Что ты тут делаешь?

- Ну… - Лялечкин, выступивший из тумана, сгорбился. – За вами иду!

- И давно?

Она огляделась. Станция осталась далеко позади, как и лес. Впереди, сквозь пелену тумана, просвечивали редкие огоньки. Стало быть, до садового товарищества и дома рукой подать.

- Давно, - признался Лялечкин. – Я… просто хотел… поговорить… о пересдаче. И ждал. А вы вышли и так быстро…

Ну да, на кафедре опять задержали. И Елена очень опасалась, что не успеет на электричку.

- И я хотел… хотел…

- Но перехотел.

- А потом вы на электричку.

- И ты?

- И я… а вы тут тоже живете, да? Давайте, я сумку поднесу!

- Лялечкин!

- Да я ж так, без дурных мыслей.

Не хватало еще, чтоб с мыслями. Хотя… Елена поглядела на растрепанного Лялечкина, что переминался с ноги на ногу, и подумала, что из него как раз маньяк и неплохой выйдет. А что? Вид наивный. Волосы светлые пухом одуванчиковым, глаза голубые и огромные, смотрит вон с тоской… как такого заподозришь?

Классический маньяк.

- Назад-то ты как поедешь? – сумку Елена не отдала. Маньяк или нет, но долгов за Лялечкиным за две недели практики набралось изрядно. И с него станется ускакать в туман с заветной тетрадью, в которой эти самые долги отмечены. За двадцать пять лет педагогического стажа Елена четко усвоила, что доверять студентам нельзя. Они, если так-то, порой страшнее всяких маньяков.

Да и встречаются последние куда реже завзятых должников.

- Никак, - Лялечкин выдал виноватую улыбку. – Я живу тут… недалеко…

- Неужели? Ты ж в общаге был?

- Был, - плечи Лялечкина поникли. – Но там… там… атмосфера нетворческая.

- В смысле?

- Ну… - он слегка замялся и поник. – У меня характера нет… и вообще…

- А тут у тебя характер появляется?

- Тут дядя! Приехать должен… был… - оглядевшись по сторонам, Лялечкин добавил с уверенностью. – И приехал!

- Откуда?

- Из Караганды…

- Далеко, - прикинула Елена и сумку подхватила. Сразу вспомнилось, что с собой она прихватила лабораторные тетради третьей группы, листочки с самостоятельной первокурсников и их же альбомы. И если отбиваться, надо было в целом сумкой.

А она…

- Давайте, поднесу… она ж тяжелая, - Лялечкин протянул руку. – Меня попросили дяде помогать…

- В чем?

Он тяжко вздохнул и выдал:

- Во всем…

Дорога, спустившаяся после леса, теперь поднималась. И идти было тяжеловато, а потому Елена, подумав, сумку все же отдала.

Если бы не альбомы…

Вот какого она их потащила? Не могла на кафедре проверить, завтра. Это все Мизигин со своими претензиями. Нервы вытрепал, вот она и сунула все разом, не разбираясь.

Завтра же назад волочь.

- Что-то ты не рад, - заметила Елена, пытаясь отвлечься от мыслей от Мизигине, который совершенно определенно задался целью Елену с кафедры выжить. Именно поэтому и всучил ей практику, которая летняя, да ещё с группами по обмену, чтоб их всех…

И Мизигина в первую очередь.

- Рад, но… понимаете… у дяди… характер очень сложный, - признался Лялечкин и собирался добавить еще что-то. Но тут белесая стена тумана пришла в движение, а потому откуда-то со стороны леса раздался вой. Вой был утробным, полным тоски и какой-то невыразимой душевной муки. Елена даже заморгала, потому что тоска оказалась заразною, а может, просто день такой… и в целом-то жизнь… и мысли пошли о никчемности этой жизни.

Она даже остановилась, пораженная откровением: если так, то… зачем?

- Елена Петровна! – она очнулась от того, что кто-то дернул её за руку. – Елена Петровна…

Лялечкин.

Вот же… даже пострадать толком не дадут.

Вой стих. Туман рассеялся, а Елена Петровна обнаружила себя стоящей у ворот. Как?

- Спасибо, - сказала она, забирая у Лялечкина сумку. Сейчас почему-то как никогда хотелось, чтобы он эту сумку забрал, с тетрадью должников, альбомами и лабораторными, после которых заветный список пополнится, а Мизигин снова заговорит о профессиональной некомпетентности…

В голове шумело.

И было… плевать.

Пожалуй.

- Давайте, я открою… вам чаю надо сладкого выпить. И вы же закроетесь, да? И в лес не пойдете? Ночью-то зачем? А завтра, вы к первой паре? И мне тоже. Я зайду… проводить, - Лялечкин суетился и это тоже было странно.

- Зачем?

- Мало ли… вдруг да маньяк какой.

Действительно.

Магистр некромантии Елизар Добрынинов стоял, опираясь на слегка покосившийся забор, и думал, как вышло так, что он оказался в этой дыре.

Студенты.

Он всегда знал, что от студентов одни проблемы. И что созданы они исключительно с одной целью – отравлять его, Елизара, жизнь.

Как можно было?!

Простейшая лабораторная. Пятый курс. Почти выпускники… а они… мало того, что упустили хлызня, так еще вблизи открытого портала! В момент, когда портал работал. Тянуло постучать головой о стену.

Что первый курс, который как раз уходил на практику, хлызня не заметил, это ладно.

Нечисть коварная.

Хитрая.

А спрашивать, куда смотрел Евдокименко, вовсе смысла нет. Тот и близко не некромант. Так, общей практики с уклоном на портальную. Он и на Елизара смотрел так же, как на всех – с легким недоумением и усталостью.

- Я, - сказал Евдокименко, - студентами заниматься поставлен и практику контролировать, а не всякую там нечисть. Ваш хлызень – вы и ищите.

И ученый совет радостно подхватил эту расчудесную идею. Действительно… тотчас выяснилось, что у Ватутина срочное дело в столице, Пехаров в отпуск собрался и не в соседний мир, а Невьятовский испытывает к параллельным мирам глубокое внутреннее отвращение.

И аллергию.

Вот же…

- И вообще, - сказали Елизару. – Группа ваша. Контролировать вы были должны. Следовательно, вам и разбираться.

А ректор нахмурился, добавив, что разобраться надо бы побыстрее, поскольку у него через неделю совещание в комиссии по бюджету. И что желающих на этот бюджет полно, а потому финансирование на будущий год всецело от расторопности Елизара зависит.