– Разве не ты меня спас?

– Нет. Я тебя просто выхаживаю.

Сатирра чувствовала слабость и не понимала половины слов, что мужчина говорил. Когда его нежные ладони коснулись ее живота, тело покрыли мурашки. Она задергалась, словно сгоняющая надоедливую муху лошадь. А все из-за непривычных ощущений, которые дарили чужие прохладные руки на ее теле, разгоряченном от лихорадки.

– Все в порядке? Тебе больно? Не бойся.

Обхватив ее голову ладонями, мужчина нагнулся, и Сатирра почувствовала теплое дыхание на лице. Сознание вдруг начало утекать. Он находился так близко, что она смогла разглядеть цвет его зеленых глаз и ярко-рыжие волосы, но лицо так и осталось размытым пятном.

– Не трогай меня, запрещено ведь. Я должна сама себе помочь. – Сатирра испугалась, снова подумав о наказании, которое обязательно последует, если в ксанфате узнают, что к ней прикасался мужчина.

– Я не причиню тебе вреда. Не бойся, я лишь хочу помочь. Мы всегда помогаем раненым и умирающим. – Он был настолько добр, что ей хотелось поверить ему. – А теперь, пока я промываю рану, расскажи о себе. Как тебя зовут? Как ты попала под власть ксанфы? – Ему хотелось побольше узнать о необычной девушке и тем самым отвлечь ее от болезненных ощущений.

– Меня зовут Сатирра. Имя дали амазонки. Я не знаю, как попала в ксанфат. За день до того, как покинуть племя, я выяснила, что мне всю жизнь врали. Они говорили, что наша ксанфа любит меня, что она вырвала меня из пасти медведя. Но одна женщина, которая лечила меня, рассказала, что все было совсем не так. Арда нашла меня в лесу с каким-то мужчиной, но он успел только сказать, что проклятый медведь оставил эти шрамы на моих лице и руке – она отрубила мужчине голову и забрала меня с собой. Они рассказывали, что это медведь вырвал мне глаз и повредил руку, но, зная теперь, на что варвары способны, я думаю, это мог сделать и тот мужчина. Поэтому мы живем, скрываясь от ваших глаз. Вы ненавидите женщин и издеваетесь над нами.

Сатирра вновь вспомнила сон и медвежью пасть, сомкнувшуюся на ее лице, но продолжала:

– Наверное, это и вправду сотворил со мной медведь, но почему бы просто не сказать, что меня нашли в руках у мужчины? Я ведь должна была расти на дереве. – Задумавшись на секунду, она почему-то призналась: – В ксанфате меня считают неполноценной из-за шрамов и нерабочей руки.

В болезненном состоянии Сатирра вовсе забыла о правилах ксанфата. На протяжении всей жизни амазонки скрывались и заметали за собой следы, чтобы о них никто никогда не узнал. Но Сатирра, будто под действием волшебства, доверила ему секрет амазонок. Обида на Арду отпечаталась в ее памяти, и история о медведе с мужчиной почему-то первой пришла в голову.

Сбежав из лагеря, она уже не хотела отступать от своего плана, но быть одной пугало. Поэтому она шла по следам амазонок, держась на расстоянии, чтобы те не заметили ее. Она не решалась присоединиться к ним – ждала подходящего момента, чтобы проявить себя. И ведь она вправду спасла отряд, когда отвлекла варваров на себя! Справилась с тремя мужчинами, хоть ей и помогли укрытие, внезапность и гнев, который скопился на ксанфат за все время проживания в нем.

Незнакомец внимательно слушал ее. Когда он услышал про медведя и мужчину, его глаза округлились, будто он о чем-то догадался, а когда она поведала о ее рождении от дерева, его в недоумении передернуло.

Взяв себя в руки, он сказал:

– Я многое успел повидать, Сатирра. Ты приравниваешь варваров ко всем мужчинам, но не все мы жестоки. Поверь, в моем поселении тебя никто и пальцем не тронет. Я не знаю, почему в ксанфате держали в секрете твое появление, но, возможно, на то была веская причина. К сожалению, я не могу излечить твои шрамы – такое никому не подвластно, даже вождю. Могу я дать тебе совет? – Он старался не прерывать разговор, увидев, что она понемногу теряет сознание.

Сатирра кивнула.

– Никому не позволяй себя называть неполноценной.

– Но ведь это правда.

– Неполноценны только те, кто осуждает других за внешность или увечья.

За разговором мужчина закончил закладывать мазь в ее рану. Сатирра по-прежнему не могла рассмотреть его лицо, но вдруг начала вспоминать истории Элен о ее жизни за рекой. Вспомнив слова, что не все мужчины ужасны, она еще больше прониклась доверием к незнакомцу.

Мужчина встал и начал поспешно собираться.

– Постой, не уходи! Не оставляй меня, я ведь даже не знаю свое имя. – Она хотела снова подняться, но у нее не осталось сил. Хотела рассмотреть его лицо, но зрение все еще подводило ее.

– Я скоро вернусь. Мне нужно привести вождя, а ты пока отдыхай. Я дал тебе сонный отвар, он поможет тебе быстрее восстановиться, – опомнившись, добавил он. Его словно кто-то поторапливал, но, прежде чем уйти, он остановился. – Меня зовут Гаррет.



Пробыв несколько часов в тишине и состоянии полудремы, Сатирра попыталась разлепить веки, чтобы изучить незнакомое место. Перед глазами все расплывалось, но небольшое количество света, проникающего сквозь щель между двумя полотнами, помогало ей разглядеть обиталище. Собственная медлительность раздражала ее, но она ничего не могла с этим поделать.

Шатер напоминал тот, в которых жили амазонки, но полотно собиралось не в прямоугольную форму, а в более конусообразную. Рядом с низкой кроватью, на которой она лежала на шкуре, стояли полки с глиняными сосудами разных форм и размеров. На многих из них были изображены животные. Она не сразу почувствовала запах, но по мере того, как приходила в себя, он становился все более навязчивым и не самым приятным – словно тлели какие-то травы. Сатирра ощупала пальцами шкуру под собой, которая оказалась грубоватой и колючей. Заметив краем глаза коричневый цвет, она догадалась, что шерсть скорее всего медвежья.

Воздух был настолько сухой, что ей жутко хотелось пить и избавиться от невыносимой сухости во рту, но дотянуться до сосудов с водой у нее не получалось – для этого требовалось встать. Опасаясь снова потерять сознание, она терпела першение в горле. Казалось, будто ее изнутри режут ножом.

До Сатирры донесся шорох шагов, приближающихся к шатру. Полотна раздвинулись, впуская свежий воздух, и внутрь вошел высокий человек необычной внешности. Перед ней снова стоял мужчина. Она наконец-то разглядела его. Узкое лицо с острыми скулами, высокий и покатый лоб, длинные глаза, крупный нос, маленький рот и выступающий округлый подбородок. Несколько морщин указывали на то, что он был зрелым мужчиной. Цвет его кожи был смуглым, с красноватым оттенком. Виски выбриты до блестящей кожи, а длинные черные волосы ниспадали до лопаток. В некоторые пряди были вплетены черные перья. На шее красовалось ожерелье из клыков хищных животных. Тело, скрытое под легким одеянием, выглядело крепким. Он опирался на посох из дерева песочного цвета, который сжимал в руках.

Мужчина дружелюбно улыбнулся и слегка наклонил голову в знак приветствия.

– Гаррет? – удивленно спросила она, решив, что рыжие волосы и зеленые глаза просто приснились ей или привиделись.

– Нет, дитя, мое имя Анункасан. Я пришел проведать тебя. Гаррет сказал, что тебе уже лучше. – Его глубокий голос с хрипотцой совершенно отличался от голоса Гаррета.

На миг она забыла, где находится, но, спохватившись, сказала:

– Вы странно выглядите. Я мало видела мужчин, всего несколько, но вы отличаетесь ото всех.

Она бестактно разглядывала его. Зрение практически восстановилось, поэтому она не скрывала своего любопытства. Любой другой человек принял бы это за грубость, но мужчина с таким же интересом рассматривал ее.

Мужчина не удивился ее словам. Видимо, слышал их не впервые.

– Да, ты права. Я не такой, как люди на континенте. Вот и прячусь здесь, в лесу. Я чужак, а таких никто не любит. Ты другой, а значит, преступник. – Его добрые глаза помрачнели. – Когда-то давно я прибыл на эту землю. Тут и остался. Моя душа не хочет покидать эти края. – Он призадумался, а потом, будто опомнившись, продолжал: – Ты уже познакомилась с Гарретом. Он помогает мне, мы по очереди присматривали за тобой. Думаю, тебе нужно еще немного отдохнуть. Наверняка ты все еще ощущаешь слабость. Не хочу утомлять тебя вопросами, пока ты не оправилась полностью, но мне лично хотелось убедиться, что тебе лучше.