Саша с трудом встала, слезы застилали все кругом, но ослушаться не смела. Отец же достал какую-то бумагу и мягко сказал:
– Александра, я не хочу, чтоб ты думала, что я тобой распоряжаюсь. Дочка, посмотри, я оформил на тебя купчую на шикарный участок в Мардакянах. Ты знаешь, ты очень богатая невеста, с роскошным приданным. Это залог того, что муж будет с уважением относиться и к тебе, и к твоей семье. Не это ли счастье, а? – он поглаживал купчую и приговаривал, не глядя на Сашу: – Пять гектар отменной земли, почти у гор. Целое состояние, Саша! А еще, – он взглянул на дочь и подмигнул, – не буду скрывать, я много ставлю на этот брак. Видишь ли, дочка, в последнее время в моем деле наметились кое-какие проблемы, крупные нефтепромышленники предпочитают организовать своими силами нефтеперевозку. Закупают огромные нефтеналивные суда, увеличивают штат работников. Крупных заказов становится все меньше, я несу убытки. Так вот выход нашелся сам собой. Один из нефтяных производителей, хозяин фирмы «Парнас», оказался вдовцом. Беседуя с ним о делах, мы сошлись во мнении, что нашим фирмам можно объединиться. А лучшим способом станет породниться, – Саша стояла, ни жива, ни мертва. – Так вот, – продолжал отец, не замечая Сашины слезы, – ВазгенАкоповичКесоян – владелец этой фирмы, весьма состоятельный человек. Твой брак с ним и мои дела бы устроил как нельзя лучше, – Павел Иванович обошел вокруг стола и подошел к Саше, обнял ее и поцеловал в макушку. – К тому же он православный, как все армяне, а это немаловажно. Так что, это выгодная партия, голубушка моя, вы-год-ная.
– Кесоян? – недоуменно прошептала Саша, вскидывая на отца заплаканные глаза. – Ужасная фамилия.
– Почему? – удивился Кадашев, пожав плечами. – Фамилия, как фамилия.
– Плешивый? – всплеснула руками Саша, возмущенно глядя на отца.
Павел Иванович нахмурился и замахал на Сашу руками, отстраняясь.
– Чушь! Мало ли что значит фамилия? У нас полстраны Козловых, Барановых, Дуровых. И что? Подумаешь, плешивый! Зато богат, как черт!
Саша опустила глаза, не зная, что сказать, понимая, что отец уже все решил, и вряд ли его удастся переубедить. Она была бессильна этому противостоять. Да и мысль о том, что благополучие семьи зависит от нее, не давала покоя. Грусть и тяжесть сдавили ее грудь. Слезы тихо катились по лицу.
– А если он мне совсем не понравится, – едва слышно с надеждой прошептала Саша, прижав руки к груди.
– Ну, моя дорогая, это дело наживное, сегодня не понравится, через годик понравится. Как говорится, родной заходить перестанет – чужим станет, чужой зачастит – родным станет, – было ясно, что отец и слышать не хотел возражений. Он потрепал ее за щечку, оттер пальцами слезы и снова поцеловал в макушку. – Не смотри на меня, как на злодея, Сашенька. Матушка твоя – прекрасный пример – совсем меня не знала, когда согласилась выйти за меня. И что? Пятеро прекрасных детей нажили, разве это не любовь? – он ласково улыбался, отказываясь замечать тоску на лице Саши. – Оля – сестра твоя – еще один пример. Да, Пурталес стар, но он любит ее и ни в чем ей не отказывает. И многие барышни в этом вопросе полагаются на родителей.
Саша опустила глаза.
– Я хочу учиться, – упрямо проговорила она, пытаясь не мямлить. – Почему ты в этом мне отказываешь?
Отец всплеснул руками и снова нервно прошелся по кабинету. Потом поравнялся с ней и по слогам произнес сурово:
– Учеба твоя стоит денег. И немалых. А толку никакого. Я лучше эти средства на покупку участка пущу. Это все-таки недвижимость, и какая! – он пристально смотрел на нее. Но так как сердиться на Сашу у него было сил, Павел Иванович взял ее за руку и вновь обнял. – Девочка моя, все устроится, как нельзя лучше. Мы с мамой хотим, чтобы ты вышла замуж здесь, поближе к нам, чтобы тебя навещать, и ты к нам приезжать могла. Я уже все придумал. Возьмешь с собой Аруську Петькину. Она девчонка смирная, работящая, помогать тебе будет. Да и все же не чужая, с ней поди-ка веселее будет…Я ведь уже не молод, я обязан подумать о вашей судьбе. Ты станешь женой успешного человека, Майское останется Мурату, правда, придется ему завещать кое-какие акции, чтобы у него был стабильный доход, но что поделать? Алешке перепишу свою контору, может, после университета он семьей обзаведется, а тогда уж сам начнет понимать, что деньги надо зарабатывать. Тут моя контора ему и сгодится… Я ж ради вас пекусь, доченька, – он отнял ее от груди и снова с надеждой посмотрел ей в глаза. – Успокоилась?
Саша слегка кивнула и с последней надеждой прошептала:
– Ну, а может, я, как Маша, выберу того, кого…полюблю? – прошептала и тут же пожалела об этом, видя, как лицо отца побагровело, а на шее нервно запрыгала синяя вена.
– Как Маша?! Вот, значит, какой пример тебе по нраву? Дура! – закричал он, отстраняясь от дочери. – А еще университет! Тьфу ты! Какой тебе университет, если ты таких элементарных вещей не понимаешь?! – он вновь к ней обернулся и вдруг зло заговорил: – Что ты знаешь про Машу? Выбор у нее какой-то был? Я ведь не хотел их благословлять. Но ведь эта паршивка забеременела, прости ее, Господи! Что – это выбор? Любовь? Тьфу! Пришлось ее от позора спасать, разрешить им сыграть свадьбу. А муженек ее – тьфу! Совершенно не умеет деньги зарабатывать! Живут только за мой счет. Типография куплена на мои деньги, газетенка его выходит на мои деньги, а он так, видимость. Тьфу! – он треснул кулаком по столу и по слогам произнес: – Довольно этой бабьей болтовни! Машкин пример – дурной пример! Верно говорят, стыдятся не дурные, а их родные! Им-то чего стыдиться? Небось, тихо посмеиваются надо мной в моей же редакции! Ничего, пусть смеются. Я не гордый! Моя совесть чиста! Дальше пусть сами устраивают свою жизнь! Но с тобой такой номер не пройдет! Довольно! Я не потерплю позора и пересудов на старости лет! Так что вытри слезы и ступай к себе, Александра! Приведи себя в порядок, завтра будут важные гости…И не вздумай меня позорить! Шагай, – с этими словами он отвернулся к окну, скрестив руки на полном животе, показывая всем видом, что разговор окончен.
Саша постояла еще пару секунд, мысленно прокручивая слова отца про Машу в голове, чувствуя полную безысходность своего положения. Не найдя, что сказать, и понимая, что сильно разозлила отца, с тяжелым сердцем вышла.
Уже в своей комнате, лежа на кровати, в одной ночной рубашке из расшитого хлопка, она сперва плакала, потом садилась, обхватив колени руками, глядя в темноту, потом снова падала на кровать и плакала. Прокручивая в голове разговор с отцом, она про себя проговаривала новые и новые аргументы, но понимала, что сказать ему в лицо ничего не сможет. Слова отца о Маше и ее муже сильно поразили Сашу. Она ничего не знала. И подумать не могла, что счастливый союз Маши и Аслана был только видимостью, сказкой, в которую ей так хотелось верить. Но, с другой стороны, говорила она себе, нельзя же все мерить деньгами! Да, Сафаров оказался не очень успешен, но он ведь любит Машу, а Маша его! Это лучше, чем Олин брак…В конце концов, подумала Саша, Андрей тоже вряд ли богат, но от этого она не может его любить меньше.
Саша встала с постели и подошла к окну. Оно было наполовину открыто и предусмотрительно завешено сеткой от насекомых. Слышно было, как в саду пели цикады.
Уже завтра ей исполняется восемнадцать. Она не любила свой день рождения. Еще были в памяти далекие детские годы, когда ей устраивали настоящий детский праздник, но потом десять лет заточения в институте, где праздники и любые развлечения были под строжайшим запретом, превратили день рождения в обыденную дату. И вот восемнадцать. Наверное, в другое время она бы ждала и радовалась тому, что она уже не дитя и новая жизнь начинается для нее. Но после разговора с отцом Саше казалось, что жизнь на этом и закончилась.
– Совладелец, – прошептала Саша и скорчила забавную гримасу. – Добрый день, уважаемый совладелец, – она комично представила их встречу и смешно поклонилась в глубоком реверансе. – Позвольте представиться, Александра Кадашева, отец – бывший крепостной, а матушка у меня весьма знатная. Кто же я? Я – глупая институтка, возомнившая, что может что-то решать в этой жизни! – она схватила с тумбы фарфоровую шкатулку с заколками и с яростью швырнула ее в стену. Шкатулка разбилась в дребезги, все шпильки и заколки разлетелись в разные стороны. – Выбор? Ха, это то, чего просто нет! – она с тоской поймала свое отражение в зеркале.
