Дела на штольне шли неплохо. Нам удалось без большой задержки пройти и перекрепить зону обрушения. Вскоре лед должен был пойти на спад и тогда мы сможем, через тридцать шесть лет вынужденного простоя, возобновить ее проходку.
Однажды после смены ко мне в юрту зашел Джанцан. Мы с ним уже вполне удовлетворительно объяснялись на смеси монгольского и русского языков, дополняемой несложными рисунками и схемами. Из его трудного рассказа я понял, что сегодня в правой стенке штольни они освободили ото льда небольшую рассечку, в которой обнаружили нечто вроде колодца, оборудованного воротом. Сообщение заинтересовало меня, и я пообещал на следующее утро непременно ознакомиться с этим открытием.
Действительно, в небольшой нише я увидел устье уходящей вниз выработки, закрепленное бревенчатым срубом. Над ним неплохо сохранился ворот из лиственницы с двумя железными рукоятками — хоть сейчас привязывай трос с ведром и бери воду, которая стояла вровень с почвой штольни. По горной терминологии такая выработка называется «гезенк». В отличие от «восстающего», который обычно проходят снизу-вверх, гезенк, как правило, проходится в обратном порядке. Он может иметь различное назначение, но в данном случае, учитывая то обстоятельство, что гезенк был пройден со стороны, так называемого, «висячего бока» жилы, его, очевидно, проходили с целью ее разведки ниже горизонта главной штольни. Штейгеры общества «Монголор» весьма ответственно относились к своим обязанностям!
Мое сообщение вызвало неожиданно бурную реакцию у обычно невозмутимого дарги. Он стал поспешно одеваться, заявил, что должен немедленно осмотреть колодец и попросил сопровождать его. Мои разъяснения, что колодец заполнен водой доверху, что глубина его неизвестна и что осмотр не даст больше того, что я ему уже рассказал — не возымели эффекта. Он уже торопливо выходил из юрты. Не понимая причины повышенного интереса к гезенку, я, тем не менее, постарался задержать его, чтобы взять у завхоза моток веревки для промера глубины.
Привязав веревку с металлическим костылем на конце к вороту, мы стали опускать ее в прозрачную темную воду. Метр уходил за метром, а веревка все еще была натянута. Наконец она ослабела, и мы приступили к подъему и замеру — восемнадцать метров! Это почти полная высота рабочего горизонта! Всего лишь на два метра ниже дна гезенка мы планировали начать в ближайшем будущем врезку новой штольни, чтобы разведать мощность и содержание золота по падению жилы. Цель у нас и наших предшественников была одна, но подходы к ней — разные.
Во время этой операции у гезенка собралось довольно много любопытных, среди которых я с удивлением обнаружил и старого Ха-Ю. Вообще-то вход в штольню лицам, не имеющим отношения к подземным работам, был, из соображений техники безопасности, запрещен. На мой вопрос, обращенный к китайцу, ответил Цевен:
— Ха-Ю сейчас ничем не занят. Я хочу дать ему в помощь еще одного человека и поручить им откачать воду из колодца с тем, чтобы задокументировать нижнюю часть жилы и отобрать несколько проб.
— А как вы рассчитываете откачивать воду? — спросил я.
— С помощью ворота и ведра.
— Но ведь на это уйдет уйма времени и сил! К тому же нет гарантии, что в гезенк нет дополнительного притока воды. Видите, из него в водоотливную канавку штольни постоянно струится вода.
Цевен задумался и спросил:
— А нельзя ли откачать ее с помощью насоса?
— Можно, но, во-первых, у нас нет погружного насоса, а, во-вторых, даже если бы он у нас был, у нас нет электростанции соответствующей мощности. Наш движок дает всего лишь два киловатта и этого совершенно недостаточно. Давайте не будем спешить. Я дам заявку на насос. ЖЭСку (дизельную электростанцию) мы все равно скоро должны получить — без нее мы не сможем запустить вентилятор для проветривания штольни. Вот тогда мы за час выкачаем из гезенка всю воду.
Посчитав свои доводы достаточно убедительными и вопрос исчерпанным, я направился к выходу. За мной последовал Джанцан с рабочими. Цевен и китаец остались.
Велико было мое удивление, когда утром следующего дня я увидел у гезенка двух стариков, усердно вычерпывающих воду с помощью ворота и большого ведра. Они даже добились некоторого успеха — уровень воды немного опустился. Я остановился возле них.
Ха-Ю, довольный достигнутым успехом, утер пот с лица и, не прекращая работы, весело сказал:
— Вода опускайся, нацальник!
— Ну что ж. Желаю вам успеха.
Окончательно решив, что осушение колодца не входит в круг моих обязанностей, я оставил эту задачу Цевену. У него появились свои насущные заботы и Бог с ним. Меня больше интересовало окончание работ по ледяной пробке, необходимость укладки путей по всей длине штольни, ее дальнейшая проходка и, самое главное, проблемы вентиляции выработки. Ввиду отсутствия мягких прорезиненных труб нам предстояло самим делать их из жести, но в партии не было ни одного жестянщика и надо было как-то выходить из положения.
Пока я занимался этими вопросами, мне некогда было интересоваться гезенком. Однако через пару дней ко мне подошел удрученный Цевен и сказал, что на глубине 4–5 метров уровень воды стабилизировался и понизить его никак не удается.
— Правильно. С глубиной производительность откачки уменьшилась и сравнялась с количеством поступающей в гезенк воды. Дальше без техники работать бессмысленно.
— Что же делать?
— Попробуйте на другом конце веревки подвесить второе ведро. Пока будете поднимать одно — второе будет опускаться. Вы увеличите производительность вдвое, но при этом потребуется постоянно регулировать количество витков веревки на барабане ворота.
— Хорошо. Мы попробуем.
Через день Цевен окончательно сник. После семи метров все усилия его бригады оказались тщетными. Он опять обратился ко мне за советом. Я никак не мог понять причину его упорства и снова попытался отговорить от напрасной затеи до поступления электростанции и насоса. Цевен объяснил мне свою настойчивость следующим образом:
— Понимаете, я очень хотел бы как можно скорее обследовать нижнюю часть жилы. Для меня это вопрос престижа как геолога и начальника партии. От результатов обследования жилы зависит и другой вопрос — стоит ли тратить средства на закладку еще одной штольни ниже по склону. Это связано с большими затратами времени и средств. Вот почему мне так хочется провести предварительную разведку из гезенка.
Его доводы показались мне вполне убедительными. Немного подумав, я сказал ему:
— Вы знаете, когда-то в институте профессор Карташов рассказывал нам, что при осушении шахт Донбасса после его оккупации немцами были с успехом использованы эрлифтные установки. Мне никогда не приходилось работать с ними, но я знаком с принципом их действия. Для этого достаточно энергии сжатого воздуха. У нас есть подходящие трубы, есть компрессора и я могу попытаться сделать эрлифт.
Цевен с жаром ухватился за эту мысль и попросил немедленно приступить к делу.
Мне пришлось изрядно постараться, чтобы вспомнить схему эрлифта, которую в свое время рисовал на доске наш строгий профессор. Помогла зрительная память — я полностью восстановил на бумаге его несложное устройство и при участии нашего единственного «механика»- машиниста компрессоров Доржа приступил к его сборке. Потребовалось целых три дня, чтобы из подручных средств изготовить смесительную камеру, собрать из труб колонну высотой семнадцать метров и подвести к камере шланг для сжатого воздуха.
Пришлось много помучиться, чтобы, постепенно наращивая трубы, опустить это громоздкое сооружение в гезенк. Наконец, когда все было готово, мы приступили к его испытанию. Дорж запустил компрессор. Шланг напрягся от сжатого воздуха, устремившегося вниз, и к радости множества любопытных, окруживших гезенк, из пожарного рукава, прикрепленного к трубам для отвода воды, хлынула толстая вспененная струя. Восторг был откровенным и всеобщим. Я испытал, как принято говорить, чувство глубоко удовлетворения — мои инженерные способности оказались на должной высоте.
