А нынче вечером – после того, как Константин уснул бы, планировала оставить и ещё один «подарочек»: цветной бюстгальтер или трусики в корзине для грязного белья. «Присыпать» другим бельишком – дабы Косте в глаза не бросилось сразу.

И надо же – такая эпичная сцена! Как по заказу! Даже «улик» оставлять не надо!

(Юлия)

13 февраля, суббота.

– Сегодня вообще никак, простите, мне вот в командировку завтра, а до этого куча дел ещё, не успеваю совсем, – оправдываюсь я перед соседкой, в очередной раз навязчиво зазывающей на чай. – Всего доброго! – прощаемся, наконец, и я чуть не бегом из подъезда вылетаю.

Чёрт, так торопилась от неё отвязаться, что даже в зеркало перед выходом не посмотрелась. Как только дверь входную открыла – соседка сразу на площадке материализовалась и началось. Что ж, хоть обувь точно не перепутала: в коридоре только одна пара у входа стояла. Расчесаться нормально не успела, но да чёрт с ним, тут важнее было и свою квартиру закрыть поскорей, и в чужую не попасть. Привычка открывать дверь нешироко в меня уже, кажется, въелась. В противном случае вездесущая бабуля умудрялась если не в коридор просочиться, то разглядеть цепким взглядом всё, на что хватало глаз. В такие моменты казалось, будто по мне и моим вещам мухи ползают. И, судя по всему, помойные.

У-у-уф. Кто бы знал, как тяжело мне даётся борьба с собственной вежливой безотказностью! С вечным желанием согласиться, лишь бы человека не обидеть. С чувством вины за совершенно объективные, справедливые отказы. С неумением говорить «нет». Снова уф. Учусь с этим справляться, но всерьёз подумываю об обращении по этому поводу к психологу. Жаль, что в моём окружении подобное воспринимается чуть ли не как признание в собственной недееспособности. Мол, раз к психологу, значит, что? Психованная, значит! При том, что всё больше людей сейчас открыто о подобной помощи говорят. И я искренне считаю, что обращаться к терапии можно не только в крайних случаях, когда психологическая травма очевидна. Например, после некоего ужасного события в жизни. Нет. Мне думается, если есть нечто, ухудшающее качество жизни человека, и он понимает, что сам не справляется с преодолением этого, надо обращаться к профессионалам обязательно. Искать, выбирать подходящих именно тебе специалистов, отслеживать изменения. Но пока – всё это, даже для меня самой, лишь рассуждения. Мысли-то есть, но даже не знаю, когда их в реальность начну воплощать?

А соседке, блин, каждый раз удаётся на лестничной клетке меня отлавливать! Я ведь – как мышка мимо её двери всегда! Свою захлопываю аккуратно, бесшумно вообще, не гремлю, не топаю! Перемещаюсь практически крадучись! Да можно сказать, ниндзя на минималках!

На выходе из подъезда плотнее натягиваю капюшон от ветра: теперь, даже если меня окликнет опять, не услышу, что, может, и невежливо по отношению к пожилым людям, зато завершению порядком надоевшего уже монолога Зои Павловны (только называющегося, приличия ради, беседой) способствует.

Мне её сплетен и колких взглядов и без того хватает. Если б не болтала она так много и не рассыпала вокруг себя показного дружелюбия в промышленных масштабах, за глаза звала бы Алёной Ивановной, уж больно образ её со старухой-процентщицей схож: и крошечная, и сухая, и старушонка, и глазки «вострые и злые»1,. Но, наша всё же улыбаться ещё умела (пусть и не искренне, это уж наверняка). Впрочем, точного описания героини произведения Достоевского не воспроизведу, конечно. Но, если б книгу читала сейчас, уверена, именно свою соседку представляла бы на месте незадачливой героини «эксперимента» Раскольникова.

Чёрт её знает, чего Зоя Павловна (которую, разумеется, никакой «Тёть Зоей» звать было нельзя) ко мне в «подруги» набивается. Жильцы в доме не меняются почти, одна я – недавно переехавшая. Поэтому?

Квартира моя – предмет отдельной гордости насилу вырвавшегося из-под родительского (а потом и «замужественного») «гнёта» человека – на третьем этаже добротной, основательную благообразность сохранившей сталинки. Потолки высокие, окна широкие, ванная – королевская. Особенно по сравнению с маминым домом в типичной хрущёвке.

Следят тут за домом исправно, что говорить (даром что ЖКХ, а грех жаловаться!) – с отоплением проблем нет, мусор вовремя вывозится, крыша не течёт, ремонтируется всё своевременно, даже фасад (осенью ещё) покрасили так, что после дождей и холодов краска на месте осталась. И это притом, что в соседнем дворе – ровно обратная картинка: долго жильцы выбирали приятный глазу персиковый оттенок, а тот первого же дождя испугался и теперь грязно-жёлтым стал, с потёками неровными. Прямо как на «Авито», когда вместо породистых котят подсовывают перекрашенных дворовых, а те постепенно свой настоящий цвет обретают.

Жильцы соседнего дома даже, кажется, судятся с подрядчиком. Глядя на наш, так и хочется сказать: могут же, когда хотят! Вот только, честно признаться, устроенность эта вовсе не резким повышением качества оказываемых управляющими компаниями услуг продиктована. Просто в трёх из пяти подъездов дома до сих пор пожилые родственники местных чиновников живут. Очень, надо сказать, удачное вышло распределение любимых властью бабушек и дедушек: всему дому в итоге одинаковое внимание уделяется. Город у нас, хоть и не совсем заштатный, всё же – небольшой. Знакомства и связи до сих пор – куда важнее прочего. Про другие утверждать не берусь.

Я при этом совершенно открыто (и корыстно, что уж) и проживающим у нас «знакомым» таким вот радуюсь и – в целом расположению здания. Всё самое нужное – рядом. До центра – без преувеличений рукой подать, набережная – вообще в пешей доступности, кафешки хорошие – в нескольких шагах. Даже до работы не так далеко, при желании можно пешком дойти. Самое для меня ценное, конечно – возможность выйти, у реки прогуляться. Люблю воду. А на набережной нашей – даже зимой приятно. Бредёшь себе, воздухом свежим напитываешься, голову прочищаешь. Со всех сторон полезно.

Хорошо, что дел никаких всё-таки не осталось: соседке соврала, у меня, как у настоящего перфекциониста, чемодан собранный у двери уже по линеечке стоит! Теперь только в кофейню любимую забежать, благо она рядом с домом, и – в парк (а может, и к реке, не решила ещё): норму шагов выполнять. Не то чтобы я заядлый ЗОЖник, но такие полезные прогулки действительно всей душой люблю: тем более, солнце, наконец! Хоть и февраль, небо совершенно весенним ощущается сразу: синим, глубоким и совершенно завораживающим, прозрачным при этом – до невероятия и звонким оглущающе: капелями наполненным и трелями птичьими. Воздух и тот – звенит будто, свежий, с речки, вкусный какой-то сразу, глубже его вдыхать хочется, плечи расправляя, оцепенение зимнее сбрасывая. Пахнет – иначе совсем, чем зимой!

Самое любимое моё – такое улавливать. Ароматы. Запахи. Не парфюмерные, нет. Обычные. Те, которые окружают, встречаются периодически, напоминают, будоражат, расслабляют, радуют… Самые лучшие, свои для разных людей. Как у Роулинг – амортенция2 для каждого по-своему пахла.

Моя, наверно, была бы очень насыщенной и переменчивой – под настроение. Но всегда в ней были бы ароматы грозовой свежести, росного утра, выстиранного белья, высохшего на улице, дождём напитанных деревьев, трескающегося от сока арбуза. Или ещё – тёплые – перегретой солнцем травы, кожи, тоже горячей, с проступающей от морской воды солью, варёной кукурузы и, пожалуй, – такого еле уловимого, родного, когда целуешь куда-то между ушком и виском.

А порой – только съедобные – чуть-чуть корицы, аниса: уютных булочных с колокольчиком у двери и неизменно свежей выпечкой; пытающегося убежать из турки кофе, шоколадных крошек (которые были для украшения торта, но и без торта хороши), «Несквика», сьетого просто из пачки ("как это, какао кончился?") ложкой, сливочный совсем – рогачёвской сгущёнки, выпитой через две дырки из банки… М-м-м…