– Хотел бы я послушать, как звучит на русском, ну, например, «Let It Be»*. [* «Пусть будет так» (англ.).]

– Я бы спела, но без аккомпанемента не смогу…

– Это не проблема, – заверил Пол и хотел достать гитару, но увидел, что Харрисон уже расчехлил «акустику» и держит инструмент в руках.

– Джордж, будь другом, подыграй.

– Кому и что? – отозвался тот, занятый доселе настройкой.

– Полина исполнит нам «Let It Be» на русском.

– В наших обстаятельствах уместнее было бы петь «The Long and Winding Road»*, – заметил тот. [* «Долгий извилистый путь» (англ.).]

Но вскоре под его тихое побрякивание девушка очень приятным голоском запела:

– Всякий раз, когда мне плохо,

Снится мама мне.

Моей руки

Чуть коснувшись, шепчет:

«Пустяки».

Так нам в детстве

поцелуем лечат ссадины и синяки,

говоря тихонько:

«Пустяки».

Пустяки, пустяки, это все пустяки,

Заживет до свадьбы, Пустяки…

Пол слушал ее, открыв рот, и глаза его становились все более масляными. К его уху наклонился Джон и вполголоса ехидно произнес:

– По-ол, вспомни о Линде. Дома тебя ждет жена. Линда.

– О да, – также тихо отозвался Пол. – Линда – святая. А я – нет, Джон, я – не святой…

Полина тем временем уже начала последний куплет:

– Пусть ночь темна, в моей душе

СИЯЮТ СЛОВНО ОГОНЬКИ,

Слова о том, что беды – пустяки.

Проснусь я, звуки музыки

Вокруг прекрасны и легки –

Мама мне сказала: «Пустяки».

И Пол затянул припев вместе с ней:

– Пустьяки, пустьяки, Это всье пустьяки…

Дальше петь по-русски ему было слишком сложно, и он тихонько завыл подголосок – «у-у», а девушка закончила одна:

– Так мама мне сказала: «Пустяки».

Восторгам и овациям не было конца.

– Я мечтала о том, что услышу, как поют «Битлз», и буду им хлопать, – призналась девушка, – но что я буду петь для «Битлз», а они будут хлопать мне, это уже похоже на сон.

В самолете их накормили, как на убой, и предложили англоязычные газеты и журналы. Джон принялся выискивать в них материалы, связанные с «Битлз», и сразу наткнулся в «Нью-Йорк Тайме» на душераздирающую статью об их мытарствах в деревне Burkin. В заметке не было ни слова правды. Хохоча, он вычитывал из нее особо нелепые эпизоды, вроде: «…„Не нужна нам ваша капиталистическая музыка", – сказал председатель и хлопнул четверть самогонки, закусив сырым медвежьим ухом…».

Газета «Индепендент» сообщала о новой российской партии под названием «Союз Молодых», состоящей из молодых представителей разных ведомств, и скупо сообщила, что утром Афганистан покинул первый «мусульманский батальон» сороковой армии. Автор статьи мельком замечал, что и то, и другое как-то связано с пребыванием в Советском Союзе «Битлз», а также в осторожных выражениях намекал, что вывод войск, пробывших в стране менее года, настолько озадачил руководство НАТО, что не исключен вариант, что и западная коалиция последует примеру Советов.

Желтоватая «Сан» уже призывала праздновать в связи с «perestroika» в России окончание «холодной» войны, выступала за отмену въездных виз во всем мире и предлагала собирать деньги на совместный проект полета советско-американского экипажа на Марс.

Джон тщетно поискал в прессе что-то о Йоко и Шоне, потом задремал, но вскоре он проснулся от шума. Ссорились Пол, Мучник и Ринго, а Джордж, как всегда, бесстрастно парил над битвой, задумчиво поглядывая на них и что-то черкая в дневниковом блокноте. Побледневшая от напряжения Полина едва успевала переводить туда и обратно сыпавшиеся с трех сторон самые красочные английские и русские выражения.

– Где же это «рыба», Мозес?! – кричал Ринго. – Негодяй ты вражеский, медведь ты кремлевский!

– Это не «рыба», это я тебе дупель обрубил, валенок ты ливерпульский, лимита британская!

Пол тупо смотрел на свои кости и небольшую кучку денег на столе.

– Позвольте, а почему у меня опять «жопа без очка», это произвол и жульничество! Ричи, ну-ка вынь два фунта да по-ложь на стол!

Подошла стюардесса и пригласила Мучника к телефону в закутке перед кабиной пилотов.

– Моисей Миронович! – раздался далекий встревоженный голос замдиректора Льва Соловьева. – Накладочка у нас! Самолет с «Машиной» посадили в Омске, говорят, нелетная погода, но мне сообщили, что на самом деле это вне очереди пропускали борт номер один с самим Брежневым! Так что они опоздают на концерт примерно на час. Что делать?

– Плясать и радоваться! – воскликнул Мучник.

– Не понял. Как мне публику успокаивать, что говорить?

– Подожди, Лева, не суетись. Я что-то не пойму, как это, «Машины» еще нет в Томске? А кто саунд-чек проводил, как они собираются играть концерт без отстройки?

– Моисей Миронович, они еще вчера утром позвонили, сильно извинялись, что задерживаются, проблемы у них какие-то. Но прямо к концерту успевали. Макаревич слезно просил провести отстройку своими силами, обещал не привередничать, и я согласился, позвал грамотных местных музыкантов, весь день с этим провозились, все готово.

– Ну и отлично, молодцы, – снова обрадовался Мучник. – Тяни время, Лева. Объяви, что концерт, хоть и с опозданием, но состоится. – Тут он не удержался: – У меня для всех вас сюрприз имеется.

Они приземлились в томском аэропорту Богашево и вновь были встречены караваем и приветственной речью «хозяина» города. Мучник то и дело посматривал на часы и тихо ругался. До концерта, уже с запланированным часовым опозданием, оставалось сорок минут. Вполне можно было успеть доехать, и он пытался втолковать это градоначальнику Николаю Черка-шину, но тот только надменно улыбался в ответ:

– Моисей Миронович, по поводу «Битлз» у меня есть четкие инструкции сверху. Сегодня они отдыхают в «Орлином гнезде», встречаются с областным аппаратом. Никакого концерта сегодня у них не планируется.

– Но, Николай Иванович…

Возражать тут было бесполезно, Черкашин и Мучник давно знали друг друга, и последний всегда был в абсолютном подчинении у первого, как и вся советская культура у КПСС.

– Вы, главное, успокойтесь, Моисей Миронович, вы свою миссию выполнили, и мы очень вам за это благодарны, – сквозь рев идущего на посадку самолета, говорил Черкашин. – В принципе, лично вы можете отправляться в город, если надо, мои вас подбросят.

– Нет, один я никуда не поеду, я отвечаю за «Битлз».

– Ну, как знаете, как знаете…

Их повели в депутатский зал и усадили за накрытый стол. Однако ни есть, ни пить никому не хотелось. На счастье, тут был городской телефон, и Мучник кинулся к нему. Лев Соловьев был на грани нервного срыва:

– Моисей, это катастрофа! Народ беснуется!

В этот миг через огромное окно депутатской Моисей Миронович увидел, что к зданию аэропорта торопливо, почти бегом, двигаются музыканты с сумками и гитарами в руках.

– Лёва, «Машина» прилетела, я их своими глазами вижу, так что не паникуй. Но вот что я тебе скажу. Строго-настрого! Не выпускай их на сцену без моего личного распоряжения, заклинаю тебя!

– Да что такое происходит, Моисей Миронович, я уже не понимаю! – Соловьев тоже сорвался на крик. – Публика бушует, почему я не должен выпускать «машинистов», когда они приедут?

– Я еще раз тебе сказал: без моей команды не выпускать! Придумай что-нибудь! Ты начальство или кто?!

Мучник бросил трубку и как загнанный зверь стал метаться из угла в угол. «Битлы» и переводчица озадаченно за ним наблюдали. Драгоценные минуты уходили впустую, а дверь была заперта снаружи. Пять, десять, пятнадцать минут…

– Что это ты, Мозес, так нервничаешь? – поинтересовался Джон. – Вроде все устраивается. Расслабься и получай удовольствие.