…Мучник и Якубович переехали на «Жигулях» Леонида мост через Оку, оставили за собой Трухачево и свернули на Пущино. Мучник всю дорогу продремал. Якубович остановил машину недалеко от ворот на аэродром.

– Моисей, мы на месте, – негромко сказал он и легонько похлопал приятеля по плечу.

Тот вздрогнул, молча достал с заднего сиденья дубленку, тяжелую сумку, и они вышли. Ночь была холодная, но ясная. «Это хорошо», – подумал Леонид. Он всмотрелся и увидел, что ветровой конус болтается бессильно, как хобот слона.

– И это хорошо, – с удовлетворением пробормотал он. В окнах сторожевой избушки горел свет, из трубы шел дым.

Он прислушался и уловил еле слышные звуки гармони.

– А вот это уже просто замечательно. – Он улыбнулся в уже подернутые инеем усы. – Ну, Мося, – прошептал он азартно, – пока все за нас.

– А сторож-то не спит, – осторожно возразил Моисей Миронович.

– И это к лучшему, – заверил его Леонид. – Если бы мы посреди ночи затарахтели на всю ивановскую пропеллером, Мит-рич годовой запас дроби на нас перевел бы. А он, знаешь, стрелок меткий.

Они поднялись по ступенькам, потопали, стряхивая снег, сапогами. Леонид постучал, потянул за ручку двери, и они вошли. В ноздри им ударил смешанный дух самогонки, табака, кильки в томатном соусе, чеснока, псины и авиационного бензина.

Пожилой сторож сидел на стуле перед табуреткой, держа на коленях гармошку-трехрядку. На табуретке стояла шахматная доска с фигурами. Трогая клавиши гармони, он задумчиво рассматривал шахматную позицию. На кровати с блестящими шишечками кто-то, похрапывая, спал.

– Здравствуйте, Егор Митрич, – уважительно поприветствовал сторожа Якубович.

Тот мельком глянул на гостей, кивнул и вернулся к созерцанию ситуации на доске. Передвинул слона, подумал, вернул его обратно и повернулся к друзьям:

– И вам не хворать, Леонид Аркадич.

Голос у него был неожиданно высокий и молодой.

– Вот, Мося, познакомься, это наш уважаемый Егор Дмитриевич Сухопалов, ветеран Военно-воздушных сил. У Василия Сталина был механиком-мотористом. А это, Егор Митрич, мой друг Моисей Мучник.

Ветеран оглядел Мучника с головы до ног и спросил:

– Не шахматист ли?

– Ну, так, поигрываю, – смутился он.

– Подь сюды, мил человек. Да вы раздевайтесь, натоплено у нас.

Мучник и Якубович повесили верхнюю одежду к остальным тулупам и подошли.

– Вот, итьюд из «Науки и жизни». Мат в два хода. Мучник подошел к доске, оценил ситуацию и посоветовал:

– Конь на эф-три.

Митрич хищно навис над доской, двигая седыми бровями.

– Ух ты. Точно! Вот я, валенок старый… – Сделав ход, он обратился к Якубовичу: – Ну, выкладывай, Аркадич, что за нужда у тебя.

Якубович не стал врать.

– В Саратов надо слетать и там дальше, – неопределенно махнул он рукой. – «Аннушку» хочу взять. Хорошим людям помочь.

Егор Дмитриевич посмотрел на него пристально.

– Вот за честность твою… Но в журнал все равно придется записать, я такой рыск на себя взять не могу.

– Какой разговор, Егор Дмитриевич!

– И горючку оплатишь. По прибытию.

– Само собой… Мироныч, – обернулся он к Мучнику, – давай, чего там у тебя.

Моисей Миронович вытащил из сумки две бутылки водки и две банки красной икры.

– А это, Егор Дмитриевич, – пояснил пилот, – в порядке помощи города селу, смычки то есть.

– Ну, если смычки… – Егор Дмитриевич несуетливо принял дар. – Машину сам найдешь?

– Да, не впервой.

– Ну, мягкой посадки вам тогда… Погодите-ка.

Сторож подошел к столу, по-деревенски, прижимая буханку к себе, отрезал два шмата хлеба, посыпал их солью и протянул гостям.

– Откусите, но всё не ешьте.

Якубович улыбнулся, ополовинил хлеб и положил его на полотенце. Так же поступил, недоумевая, и Моисей Миронович. Егор Дмитриевич завернул остаток хлеба в рушник, спрятал на полку и стал давать напутствия:

– Лети низко, как можешь, радары еще на пять километров, и не забудь, линия ЛЭП на юго-восток через двадцать восемь километров. Но, честно говоря, сомневаюсь я, Аркадич. Заметят вас и, не дай бог, прихлопнут.

– Думаешь? – нахмурился Якубович.

– Как муху! – подтвердил сторож и так внушительно ударил ладонью по столу, что разбудил спавшего.

Откинув лоскутное одеяло, на кровати рывком сел молодой, но очень помятый мужчина. Он посмотрел на друзей дикими глазами и неожиданно гаркнул:

– Света, где паспорт?!

– Тише, тише, Михалыч, – успокаивающе сказал ему сторож. – Все свои, пожара нет. Это машинист наш – Михалыч, – пояснил он гостям. – Самолеты на той неделе в Венгрию повезет. Твои, Леонид, кстати, «кукурузники». А пока на отдыхе, перебрал слегка.

Якубович понял, что это перст судьбы.

– Михалыч, – продолжал сторож, обращаясь к выбирающемуся из постели, – познакомься, это Леонид Аркадич, хороший человек, а это друг его, шахматист.

Михалыч потряс взлохмаченной длинноволосой головой, накинул форменную куртку с колесом и крыльями и обменялся с гостями рукопожатиями.

– Уважаемый, э-э… – решил брать быка за рога Якубович.

– Кукуцаполь Михайлович, – чуть поклонился машинист.

– Как, простите? – не поверил своим ушам Мучник. Машинист тяжело вздохнул.

– Кукуцаполь, – повторил он. – А фамилия – Костенко.

– Что ты человека в краску вгоняешь?! – напустился на Мучника Михаил Аркадьевич. – Может, у него предки из Мексики? Там бог такой был – змей крылатый.

– Змей – это Кецалькоатль, – зашипел в ответ Мучник. – Не надо меня путать! Я, между прочим…

– Змей тут ни при чем, – оборвал их новый знакомый. – Это моим папе с мамой спасибо, а также Хрущеву Никите Сергеевичу. Кукуцаполь расшифровывается, как «кукуруза царица полей».

Мучник с Якубовичем оторопело переглянулись.

– Да ладно вам, – ухмыльнулся Кукуцаполь, видя, какое произвел на них впечатление. – Зовите меня просто Михалыч. Как все.

Друзья с готовностью покивали.

– Вот что, Михалыч… – включая на полную катушку свое безотказное обаяние, начал Якубович охмурение машиниста.

– Да вы присаживайтесь, что ли, – перебил его хозяин, указывая на скамейку возле стола. – В ногах правды нет.

Мучник с Якубовичем сели, Михалыч устроился на стуле в торце.

– Чего хотели-то? – спросил он. Сторож налил всем мятного травяного чая.

– Вам когда в рейс, милейший? – спросил Якубович, сияя добродушнейшей улыбкой.

– В четверг, в ночь. А что?

– В четве-ерг… – протянул Якубович. – Жаль, жаль… Мы как раз в четверг передачу записываем… А то бы поучаствовали, по фактуре вы подходите. Но, в принципе, можно потом, после рейса, в другом выпуске…

– Что за передача-то? – глядя на Якубовича, с неприкрытым интересом поинтересовался Михалыч.

– «А ну-ка парни!» Слышали о такой?

Это он, конечно, кокетничал. Кто же не слышал о самой популярной передаче в Советском Союзе! Леонид Аркадьевич уже привык к тому, что участвовать в ней мечтают все поголовно, и нередко пользовался этим, как универсальной валютой.

– Ах, эта, – неожиданно разочарованно махнул рукой Михалыч. – Слыхал.

– И не интересно было бы поучаствовать? – удивился Якубович. – Я мог бы организовать. Я в ней сценаристом…

– Нет, – покачал головой машинист. – Не интересно. Чай у тебя, Митрич, высший класс, – обернулся он к сторожу. – Всё как рукой.

– Куку… Кукуцаполь Михайлович! – воскликнул Мучник, видя поражение напарника. – Скажите, вы музыку любите?!

– Я-то? – усмехнулся машинист. – Вот если бы вы в «Музыкальном киоске» работали… Бери гармонь, Митрич.

С этими словами он наклонился, вытянул из-под кровати за гриф большую черную бас-гитару, которая оказалась подключенной к древней радиоле «Ригонда», крутанул рукоятку громкости и заиграл хардовое начало «Smoke On The Water»*. [* «Дым над водой» (англ.) - песня группы «Deep Purple».]

Егор Дмитриевич умело поддержал его слегка частушечными руладами. Низким хриплым голосом Кукуцаполь затянул: