– Да? А кто «Розы» не в той тональности начал? – вяло ругнулся Джон. – Впрочем, неважно.

– Народ, – вступил в беседу Бронислав, – самое главное теперь, как пройдет обсуждение. По моим первым впечатлениям, шансы у нас пятьдесят на пятьдесят. Хотя «Imagine» и заставила всех встать. Но это, скорее, дань вежливости.

– Да ты что? – удивился Ринго. – Мы могли кому-то не понравиться?

Бронислав невесело усмехнулся:

– Конечно, могли. Это же не их музыка. Им подавай «Валенки» или «Катюшу»…

– «Ка-тью-ша», – повторил Ринго. – Что это такое?

– Легендарная ракетная установка, с помощью которой мы во время войны немцев били. Ну и, по совместительству, женское имя. Кэт, по-вашему… Это песня военных лет. Да дело даже не в «понравились – не понравились». Тут свои течения, свои подводные камни…

– Политика, – с презрительной гримасой кивнул Джордж.

– Она самая, – подтвердил Вепрев.

– Черчилль говорил, что русская политика напоминает борьбу бульдогов под ковром, – вспомнил Джордж. – Никто ничего не замечает, но время от времени оттуда вылетают трупы.

– Вот-вот, – кивнул Бронислав. – Все видят, что Акела постарел, и два клана начинают грызть друг друга – старперы и молодые.

– А мы, выходит, разменная монета? – криво улыбнулся Джон.

– Нет, вы – прихоть самого, вернее, его дочурки. Но вас постараются использовать в своих целях обе банды. Я вам это объясняю, чтобы вы поняли, – вы гениальные музыканты, и этого никто не отменял, но политике, мягко говоря, наплевать на музыку. – Он коротко взмахнул рукой, как бы отметая невеселые мысли. – Ладно, ребята, не будем о грустном. В любом случае ваши гастроли состоятся, я почему-то уверен в этом. И у меня кое-что есть для вас.

Он развернул на журнальном столике свой сверток и продемонстрировал «битлам» аккуратные пачки банкнот.

– Вот ваш гонорар за сегодняшний концерт. Здесь двести тысяч долларов. По полтиннику на брата.

– Сойдет для начала, – кивнул Джон.

– Хотя могло бы быть и побольше, – сварливо добавил Пол.

– Мы же пока не подписывали никаких контрактов, – здраво заметил Джордж. – И, Пол, ты еще помнишь, кому принадлежат права на песни «Битлз»? Мы их вообще незаконно исполняем. Скажи спасибо, что здесь анархия, а то все эти деньги пошли бы на выплату штрафов.

– Ну, не такая уж у нас и анархия, – возразил Бронислав. – Но сегодня прокатило. Вот здесь, в ведомости, распишитесь. – Вепрев достал лист бумаги и шариковую ручку.

Вошла Линда.

– А где Йоко? – удивился Джон.

– Она сказала, что ее пригласили в ложу к… э-э… господину Брежнофф.

– Ушлая дамочка, – заметил Вепрев по-русски.

– И зачем это он приглашает в свою ложу женщин? – ревниво спросил Джон.

– Не за тем, – успокоил его Бронислав. – Наш Акела на ладан дышит. Вот вернется, сама расскажет, зачем он ее позвал. Ладно, парни, – обратился он к остальным, – предлагаю эти деньги положить в сейф гостиницы, а себе оставить по паре сотен на сегодняшний ночной дебош. Я – на хвосте.

– Какой дебош? – удивилась Линда.

– Ну, осмотр достопримечательностей, архитектурных памятников, фонтанов, – объяснил Бронислав. – Может, ребята захотят в кафе где-нибудь посидеть, поесть мороженого…

– Вот именно, – кивнул Джон, сдерживая улыбку.

– Я – пас, – отказалась Линда. – В такой мороз…

– Ты права, – с готовностью поддержал жену Пол. – Попьешь чайку в отеле, почитаешь книжку, закутавшись в теплый плед, как дома.

Линда пристально посмотрела на него, потом на остальных «битлов».

– Чтобы максимум в час ночи был дома. А то я тебя укутаю… В плед.

– А про какой хвост ты говорил? – уточнил Ринго.

– Золотой, – пояснил Вепрев. – «Золотой хвост» – знаешь такую сказку?

Ринго помотал головой.

– А я знаю это выражение, – сказал Джордж. – Бронислав имеет в виду, что мы его будем угощать, так как у самого у него нет денег.

– Вот именно, – подтвердил Вепрев.

Вошла Йоко. Виду нее был возбужденный.

– Где тебя носит, мамочка? – встретил ее Джон.

– Потом, потом расскажу, сейчас нас ждут на банкете. Там, говорят, чуть ли не в наручниках привезли какого-то композитора, который когда-то назвал назвал вас в газетной статье «навозными жуками». Его собираются отдать вам на растерзание.

– Это Никита Богословский, – ухмыльнулся Вепрев. – Бедолага. Пойдемте, пойдемте, это будет забавно.

Ложа генсека находилась прямо над теми местами, где сидели Йоко и Линда. Леонид Ильич не привык к шуму, к громким гитарам и жестким ритмам, так что концерт ему не нравился. И только шикарный вид сверху, прямиком в обширное декольте грудастой якутки (или бурятки? – гадал он) смирял его с действительностью.

Нервы приятно щекотало старое фронтовое воспоминание, когда его подчиненный, политрук Гонтаренко, сошелся с молоденькой медсестрой-якуткой и клялся коллегам по штабу, что волосы у той не растут вообще нигде, кроме как на голове. Правда, позднее выяснилось, что опрятная сестричка просто брила все тело, спасаясь этим от казарменных вшей, но сама идея будоражила Леонида Ильича до сих пор.

Некоторое время он всматривался в округлые холмы Азии невооруженным взглядом, затем применил театральный бинокль. Наконец, в ход пошел бинокль настоящий – командирский, «цейссовский», тот самый, с которым он ни на миг не расставался на объятых огнем холмах Малой Земли.

И все-таки музыка его доконала. В конце концерта, на какой-то особенно отвратительно громкой и тягучей композиции, в которой очкастый и несдержанный британский артист то шипел в микрофон так, словно рубил воздух шашкой, то совсем уже немузыкально скрежетал своей электрической гитарой, Леонид Ильич не выдержал и удалился в прилегающую к ложе комнату отдыха.

Но про якутку-бурятку не забыл, а поручил своему помощнику товарищу Цуканову найти ее и привести. Не для эротических забав, конечно, а поговорить, похорохориться, распустить порядком поредевший хвост. От этого он до сих пор не мог отказаться.

Спустя пять минут Йоко, с любопытством озираясь по сторонам, вошла в комнату.

– Товарищ генеральный секретарь, – вполголоса сказал Цуканов. – Наша гостья – японка.

– Вот те раз, – покачал головой Брежнев, привставая с диванчика. – Это откуда ж она взялась такая? Вроде иностранцев мы на концерт не звали.

– Госпожа Йоко Оно – супруга одного из музыкантов.

– Ах, вот оно что. Ну, что ж, значит, попереводить тебе придется. Они же там вроде и по-английски балакают? Спроси-ка ее.

– Do you speak English?* [* Вы говорите по-английски? (англ.)]

– I do**, – лаконично отозвалась Йоко. [** Говорю (англ.).]

– Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, – пошлепал Брежнев по диванчику возле себя.

Йоко присела. Она сразу ощутила до сих пор исходящие от престарелого лидера волны мужской силы и власти. А эти флюиды всегда заводили ее.

– Ваш муж, выходит, музыкант?

– Да, мой муж – Джон Леннон. Он – великий музыкант.

– Так уж и великий? Что-то я не заметил. А вы?

– Что я?

– Вы чем занимаетесь?

– Я… – Йоко как-то растерялась. – Я… в основном… Благотворительностью, – неожиданно для себя выпалила она.

– Это что еще такое и с чем его едят?

– Это помощь бедным. Брежнев крякнул.

– Бедным подачек не надо, – сказал он. – Им работу нужно давать. И платить за нее достойно. А у нас, в стране победившего социализма, и вовсе бедных нет.

– А у нас хватает, – пожаловалась Йоко.

– В странах капитала, – уточнил генсек.

– Да, – подтвердила японка. – И пока бедный в стране капитала найдет работу, он ноги протянуть успеет. Так что и вспомоществование наше лишним не бывает никогда.

– Хм. Резонно. А деньги-то на подачки эти вы сами где берете? Чем все-таки зарабатываете?

– Я тоже музыкант, тоже пою, – заявила Йоко и покраснела.