– Ну-ка, давай, поделись впечатлениями о нашем лофте.

– Ну, – смущённо начал Флёрфиа. – Я никогда не был прежде на подобных мероприятиях, но мне понравилось. Ребята вокруг, они все такие творческие.

– Конечно, – улыбнулся Мичайо. – У нас почти каждый студент, помимо учёбы, состоит в каком-нибудь клубе или штабе.

– Да, я слышал об этом, – улыбнулся Эмиль. – Как раз хотел поговорить с вами на эту тему.

– Валяй.

– Можно же?

– Разумеется.

Кэтсу не спеша поднимался по лестнице, осторожно переставляя ноги одну за другой. Одна ступенька, вторая, третья… Домой возвращаться совсем не хотелось. Нет, не потому что из-за спины торчал вагон бодрости или погода на улице, чтобы погулять ещё пару часов, была чудесная. Волшебник очень устал, а за окном, крупными каплями поливал землю холодный дождь, просто дома всё значительно изменилось.

Обычно юноша возвращался на чердак после тяжёлого дня и в гордом одиночестве проводил время за кружкой горячего чая, наслаждаясь вкусом и запахом свежей лаванды, заботливо предоставленной доктором Лин по старой дружбе. Отец ежедневно тонул во всяких важных встречах и бумажной работе, и Кэтсу, ещё будучи ребёнком, проводил с ним не шибко много времени, поэтому давно привык проводить сутки напролёт в компании книг и Штруделя. А что сейчас? Сейчас дома по-прежнему ждут и чай, и книги, и довольно похрюкивающий Штрудель, и Эмиль – главная причина его головных болей и ужасного настроения.

Как бы волшебник не старался быть дружелюбнее, у него никак не получалось наладить с ним успешный контакт. При одном только упоминании его имени голосом мастера, или чьим-нибудь другим, внутри всё корчилось, ежилось, как сушёный чернослив и просилось наружу. Во-первых, его вымораживало вечно смущённое выражение лица Флёрфиа, его постоянные отправления и прибытия в мир радужных грёз, или о чём он там любил замечтаться прямо посреди серьёзного разговора, уточнения после каждого ответа, извинения и прочая ерунда робкого мальчика из женских романов, присущая Эмилю, во-вторых, Кэтсу никак не мог забыть тот случай на берегу и, каждый раз смотря на новичка, задавался большим вопросом, почему же волшебник отказался чёрт его возьми колдовать, в-третьих, он постоянно ошивался возле мастера и.... Это была ревность? Кэтсу ревновал отца к его новому ученику? Задумавшись об этом на секунду, Курагама встряхнул головой, дабы отогнать эти странные мысли, больше похожие на бред и, устало вздохнув, открыл дверь на чердак, откуда уже доносился радостный голос его нового "брата".

– Серьёзно?

– Да! Прямо так и сказал, представляете? Приходи, мол, в субботу в восемь вечера, если тренировки не будет.

– Эмиль, ну даёшь, – рассмеялся мастер. – Первый день и уже со столькими познакомился. Молодец! Значит быстро освоишься.

– Так что?

– Соглашайся! Соглашайся, конечно! Ты чего, это же такой шанс!

Услышав счастливый диалог, Кэтсу опять недовольно сморщился. Он думал, что уже привык к звонкому голосу нового соседа, но нет. Этот голос, похоже, будет сниться ему в самых страшных кошмарах. Дверь предательски громко хлопнула.

– Кто там? – оторвавшись от разговора, громко спросил мастер.

– Я, пап, – коротко ответил волшебник.

– О, ну наконец-то. Мой скорее руки и за стол, чай остывает.

– Ага.

Кэтсу небрежно кинул кеды в угол прихожей и, резким движением шеи бросив чёлку на глаза, быстро скрылся за белой дверью ванной комнаты. Только что весёлый Эмиль вдруг опечаленно вздохнул.

– Я ему не нравлюсь, да?

– Ой, – отмахнулся Мичайо. – Он просто вредничает. Бывают у него иногда такие заскоки, не принимай близко к сердцу, он на самом деле хороший.

В комнате зависло молчание, а ведь ещё секунду начал здесь велась жаркая беседа о магии, лофте и фехтовании. Эмиль опустил голову, уставившись на потерянно плывущую крохотную чаинку. Юноша решил расшевелить её ложкой, закрутив в кружке небольшой водоворот, как вдруг, чай выскользнул из неё, превратившись в маленькую золотую рыбку. Рыбка сделала несколько кругов в воздухе и, пролетев прямо перед носом волшебника, упала в кружку, снова наполнив её ароматным чаем. Мичайо закончил последнее движение указательным пальцем и вернулся к безмятежному чаепитию.

– Это вы сделали? – всматриваясь в кружку с чаем, восторженно спросил Флёрфиа.

– Хотел поднять тебе настроение, – усмехнулся мастер. – Мы говорили о чём-то весёлом, а потом опять пригорюнились. Ну как же так?

Эмиль снова взглянул на сидящего перед ним блондина, потом опять на кружку, потом опять на блондина, чем снова его рассмешил.

– Удивлён?

– Скорее поражён! Я никогда такого раньше не встречал.

– Это заклинание называется "Миракуломус". Его не используют в боях, зато на показательных выступлениях оно пользуется огромной популярностью. Кэтсу умеет делать птичку.

И Кэтсу очень удачно зашёл именно на этой фразе, вопросительно взглянув на отца.

– Какую ещё птичку?

– О, ты уже здесь! – радостно воскликнул Мичайо. – Покажи нам птичку.

– Не хочу.

Волшебник сел рядом с отцом (подальше от Эмиля) и, взяв со стола свободную кружку, сделал первый глоток. Вкусно. В комнате снова зависло неловкое молчание.

– Кэтсу, – быстро прервал его мастер. – А ты что скажешь о сегодняшнем вечере?

– Вечер как вечер, – пожал плечами волшебник. – Шумно было, неприятно.

– Кэтсу. Тебя не было на сегодняшнем вечере.

– Не правда.

– Ладно, пусть будет по-твоему. Мне просто любопытно, милый мой, а когда ты успел выучить заклинание невидимости?

Волшебник недовольно отвёл взгляд и, сделав ещё один глоток тёплого чая, потянулся за печеньем. Мичайо устало вздохнул.

– Кэтсу-Кэтсу, что мне с тобой делать?

– Ничего, – снова фыркнул волшебник, отдёрнув руку от тарелки со сладостями.

– Ну ты хоть с кем-нибудь, пожалуйста, начни общение. Тебя за руку приводят к людям, а ты от них бежишь. Ну куда это годится?

– Послушай, пап, я не против общения, – устало вздохнув, начал монолог Кэтсу. – Я бы обязательно общался с кем-нибудь, да общаться не с кем. Смотри. Я сижу на домашнем обучении, так? Так. Тренируешь меня ты, никого рядом нет, поэтому я на тренировках подружиться тоже ни с кем не могу. Музыкальную школу я давно окончил и возвращаться не собираюсь. В лётной школе? В лётной школе Кайл и только, с ним мы неплохо ладим. Вот и всё.

Юноша не спеша сделал ещё один глоток.

– То есть, ты утверждаешь, что если бы у тебя в окружении было больше твоих ровесников, ты бы обязательно с кем-нибудь общался?

– Разумеется, пап. Я же не социофоб какой-нибудь, ну серьёзно.

– Хорошо, – вскинув брови, ответил Мичайо. – Я тебя услышал.

– Ну наконец-то.

Кэтсу, уже сам не замечая, совсем запутался в своих мыслях. Ещё вчера он вопил о том, что люди ему не нужны, сегодня же утверждает, что люди нужны, просто их нет, а что он скажет завтра? Что соврёт в следующий раз?

– А если бы тебе предложили, допустим, вступить в какую-нибудь команду? – спокойно продолжил разговор Мичайо.

– Конечно бы я вступил, – усмехнулся волшебник. – Чего мне, сложно что ли? Особенно, если бы там были мои, эээ… Ровесники или старые знакомые, во! Но ты сам знаешь, свободных волшебников сейчас нет. Гильдия маленькая, команды уже сформированы, так что увы, не судьба мне вступить хоть куда-нибудь. Вот.

Мастер слушал его, вздыхая с лёгкой улыбкой. Он ещё с самого начала разговора заметил что-то неладное, а Кэтсу отчаянно верил в то, что ему удастся обмануть отца. Мичайо знал его наизусть и быстро распознал очередную ложь в словах сына, причём не самую удачную, по всей видимости сочиняемую на ходу. Выдавали эту ложь неловки жесты, совершенно несвойственные юному волшебнику, прерывистая речь и покрасневшие мочки ушей. Когда Кэтсу врал, они у него всегда краснели, что ещё с самого детства подставляло его перед отцом.

Дослушав до конца, мастер многозадачно улыбнулся и, достав из кармана свой блокнот, встал из-за стола.