– В чем вопрос, не сомневайся. Возьму! А потом, сам пойми, какие тебя ожидают перспективы. Создается группа, которая будет заниматься маньяками. У нас имеются отдельные специалисты, те, кто глубоко копает эту тему. Наработок тоже немало. Ты же со своей группой будешь двигателем и мозговым центром всего этого дела, а это ответственно. Вот посмотри, что творится… Это оперативная информация. Только по Московской области работает от восьми до десяти серийных убийц. А если взять по всей России! Да они просто полчищами расхаживают! – Геннадий Васильевич не шутил. Ко всему, что касалось его работы, он относился весьма серьезно. – Вот представь себе, завелся такой маньяк в каком-нибудь городишке и терроризирует все население. Думаешь, серийные убийцы орудуют где-нибудь подальше от своего дома? Черта с два! – подался вперед Крылов. – Можно сказать, что они режут прямо у себя под порогом. Это волки стараются не напакостить у своего логова, чтобы не привести к нему охотников, а эти ничего не боятся! Они непредсказуемы, поэтому-то их трудно выловить. Маньяки сначала изгадят свой дом, а потом возьмутся за жилище соседа. Вот так-то! А ты еще сомневаешься, стоит ли тебе заниматься этим.

– Я не о том… У меня может не получиться, – пожал плечами Михаил. – Я ведь сыскарь, у меня своя агентура, которая знает, что я от нее хочу. Здесь я кое-что умею. Можно даже сказать, преуспел. Теперь же придется бросить все наработки и начинать сначала.

Геннадий Васильевич раздраженно махнул рукой:

– Брось! Ты быстро наверстаешь. Парень ты способный, молодой. Схватываешь все на лету. Знаешь, – лицо Крылова расплылось в довольной улыбке, – я бы сам занялся подобным делом, но переучиваться мне уже поздно. А потом, у меня имеются кое-какие обязанности, – указательным пальцем он постучал себя по плечу, намекая на большие звезды. Но казус заключался в том, что в этот самый момент его палец упирался в какую-то медную пуговицу с легкомысленным тиснением. – К тому же ты назначаешься старшим группы. Начальства над тобой сразу станет меньше, а это, поверь мне, очень большой плюс. – Крылов назидательно поднял указательный палец. Чертанов давно обратил внимание на то, что Геннадий Васильевич любил интенсивно жестикулировать. – Ну, так что, согласен?

Михаил глубоко вздохнул:

– Куда же я денусь? Когда полковник советует, это скорее приказ.

Геннадий Васильевич вновь широко улыбнулся, вновь превратившись из строгого полковника в обыкновенного добродушного дядьку, которого хотелось стукнуть по плечу и задорно предложить: «Может быть, по пиву, Василич?» Но благоразумие победило. Собственно, у Михаила с его непосредственным начальством были не настолько приятельские отношения.

– Ты все правильно понимаешь. – Посмотрев на часы, Геннадий Васильевич поднялся. – Заболтался я тут с тобой, мне через час нужно быть в другом конце города.

Невысокого росточка, кругленький, с заметно выступающим животиком, Крылов выглядел завсегдатаем пивных баров. Его многочисленные осведомители, с которыми полковник не прерывал связи с лейтенантской юности, даже не подозревали о подлинных возможностях Геннадия Васильевича. Для них он, как и прежде, оставался Василичем, у которого всегда можно было стрельнуть деньжат на бутылку пива и попросить сигарету.

Сейчас Крылов пребывал в том чине и в том возрасте, когда можно было посиживать в собственном кабинете, давая задания подчиненным, накручивая хвосты нерадивым. Но он, обладая настоящим талантом розыскника, предпочитал вникать во все дела лично. Тем более что подобная активность сулила немало приятных моментов. Например, среди его информаторов были официантки престижных ресторанов и топ-модели. Приватный разговор с ними частенько происходил на одной из конспиративных квартир. Отказываться от такого общества было грех.

Несмотря на кажущуюся простоту и доступность, полковник Крылов скорее был личностью закрытой и непредсказуемой. Даже сейчас Чертанов не был уверен в том, что эта комната в коммуналке, где они разговаривали, принадлежит дальнему родственнику Геннадия Васильевича, несмотря на все его заверения. Наверняка сосед, угрюмый долговязый дядька с вытянутым лицом, тоже из бывших оперов, а сейчас выполнял приватные поручения Крылова. Чертанов не исключал, что в то самое время, когда они разговаривают, сосед с интересом рассматривает гостя через записывающую сверхчувствительную оптику.

Чертанов поспешно поднялся следом за полковником:

– А кто же все-таки будет моим непосредственным начальником?

Геннадий Васильевич неожиданно расхохотался:

– Ха-ха-ха-а! Скорее всего, я. Или ты не рад?

Чертанов пожал плечами:

– Нет, отчего ж…

– Так что нам никуда не деться друг от друга. – И уже серьезно, мгновенно убрав с лица улыбку, Крылов добавил: – Знаешь, мне самому интересно заняться этими делами. Ладно, пойду я. Поговорим еще, пообстоятельнее, – пообещал он.

О своем новом назначении Михаил Чертанов особо не распространялся, но уже вечером новость обошла все управление, и сослуживцы, наведываясь к нему в кабинет, сдержанно принесли ему свои поздравления: кто со скрытой иронией, кто с заметным сарказмом, а кто и всерьез полагал, что образование новой группы – это качественный скачок в карьере майора Чертанова по прозвищу Бес. Как бы там ни было, время должно все прояснить.

Откинувшись на спинку стула, Чертанов помассировал веки. Открыв глаза, он несколько минут рассматривал противоположную стену, на которой красовались календари с весьма выразительными особами. Размещались они здесь уже давно, а потому за давностью лет некоторые персоны перешагнули цветущий возраст и в жизни были не столь свежи, какими виделись на плакатах, но все-таки не настолько старыми, чтобы отсутствовало желание познакомиться с ними поближе. К этим плакатам-календарям Чертанов настолько привык, что перестал замечать их, и вот сейчас, сосредоточившись, с изумлением увидел, что друзья-коллеги понаписали по углам календарей непристойности.

Черт бы их побрал!

Календари придется снять, хотя и жаль. Он, например, был привязан к худощавой брюнетке с синющими глазами и в невероятно узком бикини. Слегка расставив ноги, она, приоткрыв хорошенький ротик, немыслимо белыми зубами сжимала свой озорной указательный пальчик. У Чертанова всегда невольно возникало желание предложить ей нечто более существенное.

Первое время полковник Крылов всерьез намеревался забрать этот содержательный плакат себе. Остановил его только отчаянный протест Чертанова. Вряд ли начальник отдела намеревался держать подобную красоту в своем рабочем кабинете, наверняка хотел приклеить где-нибудь на стене конспиративной квартиры, чтобы полностью соответствовать имиджу стареющего плейбоя. В ящике стола Крылов держал колоду карт, на которой были запечатлены голые девицы. Не бог весть какая эротика, но расписывать пульку с приятелями Геннадий Васильевич предпочитал именно этими картами.

Чертанов был настолько очарован брюнеткой, что даже по своим милицейским каналам разузнал о ее жизни. Как выяснилось, она была не профессиональной моделью, а студенткой престижного вуза и столь «выразительные» снимки для нее были не чем иным, как существенным подспорьем к «невыразительной» стипендии.

Вуз брюнетка так и не закончила. На четвертом курсе она вышла замуж за какого-то стареющего миллионера и вот уже пять лет как проживала в огромном поместье недалеко от Лос-Анджелеса. Как-то на глаза Чертанову попалась фотография его прелестницы. Брюнетка со счастливой улыбкой раскачивалась в гамаке, нацепив на остренький нос огромные черные очки. Располневшая, с заметно выпирающим брюшком, она уже не гляделась верхом совершенства. Собственно, ничего удивительного в этом не было, как известно, сытая жизнь не способствует красоте фигуры. Теперь только фотография, висевшая в углу комнаты, напоминала, что природа способна дарить и вот такие совершенные экземпляры человеческой природы.

Глаза успели отдохнуть. За последние несколько часов Михаил сумел пересмотреть груду оперативного материала, прочитал всю криминальную хронику и даже пролистал периодику за последние полгода. Однако не обнаружил ничего такого, что пролило бы свет на произошедшие преступления. Жертвы были разными, встречалась и расчлененка, но женщины, задушенные лифчиком и без пальцев на руках, отсутствовали.