– И не заглохнет? – спрашиваю я.

– Конечно нет. Соображай. У паромеха – паровой двигатель. Там никакой искры не требуется. Только вода, и огонь, чтобы поджечь пирамидки Мефа… Кстати, если бы их не было, не было бы и моего паромеха. Твой прадед самый лучший химик, алхимик и механик в нашей империи. Я в этом твёрдо убеждён.

– Да, Мефодий Аристархович удивительный человек, – говорит Софи, грациозно выгибает спинку, и я вижу, как темнее ложбинка у неё ниже талии… Меня это заводит. Я ловлю её взгляд и понимаю, что она это сделала для меня…

Чёрт возьми! И здесь эта низкая талия в моде у девчонок, как когда – то была модной в прошлом мире…

– Отец говорил, что предпочтение при поступлении в гимназию будут отдавать молодым людям с даром пиромантии, псионики, аэромантии и артефакторики, – продолжает грациозная блондинка.

– Софи, говори проще, магии огня и воздуха, – говорит Марго.

– Брат говорил, принимать будут тех в первую очередь, кто может быть полезен русской армии, – высказывается Лёва…

– Я ещё слышала, что в этом королевстве, помимо золотых монет, кофе очень ценится, – говорит Софи. – Прихватите с собой хотя бы по баночке. Может быть, удастся обменять там на что – нибудь ценное в магическом отношении.

Мы договариваемся отправляться на склон Лысой горы через пару дней, в субботу утром.

––

Глава 4 Она тебя услышит…

– А кто такая эта Софи? – спрашиваю я Мефа, когда мы возвращаемся домой.

– А что, понравилась девка? – улыбается Мефодий. – Она дочка нашего губернатора графа Сперанского, такого же известного либерала, каким и дед его был. Как-то заезжали они ко мне в прошлом году по делу.

– Понравилась. Симпатичная барышня, – соглашаюсь я.

Идти пешком километров пять, и в этот раз на подъём. Но Мефодий не стал запрягать свою тележку. Респектабельной двуколки, или автомобиля у него нет, а трястись и громыхать в телеге представителям известного графского рода в городских условиях как – то неловко. Я это хорошо понимаю…

– Ребята там, в Коурлинге говорили, будто наверху Лысой горы существует настоящий хронопорт, связующий времёна. И отряды моего отца его охраняют. Это правда, Меф?

– Люди разное говорят. Я сам не видел, врать не буду, но чудеса там случаются, да и вокруг моего подворья частенько бродит всякая нечисть по ночам. Да и не только бродит, но и пролетает… Но мой заборчик особый. Крупных тварей отгоняет, а мелких, что пролезут, Стёпка по двору гоняет… Однажды троллик как – то молодой заходил с германской стороны. Стёпке хотел морду начистить. Это у них первое дело – медведей гонять. Они это любят. Загривок Стёпке успел подрать. Пришлось мне дробью мелкой влепить ему под зад, чтобы Стёпку не задрал.

– Троллик? – переспросил я.

– Ну да. Молодой, глупый. Они любопытные, – говорит Мефодий. – Много здесь у нас разной уникальной живности. Эта гора из – под земли поднялась не так давно, как говорят, по меркам истории. Её образуют разные пласты полезных ископаемых, редкие руды и, я думаю, все без исключения химические элементы из таблицы господина Менделеева. Особенно хороша здешняя сера. Находится в открытых залежах повыше двух тысяч метров и очень годится для производства взрывных веществ, что будут посильнее обычного пороха. И наши и германцы посылали туда наверх геолого – разведывательные экспедиции. Однако, в последнее время, никто из этих геологов больше наверх идти не хочет. Многие их товарищи пропали там без вести, – говорит Мефодий загадочно.

– И что они рассказывали эти геологи? – спрашиваю я.

– Известно что, всё одно и то же: повстречались с нечистой силой, с небывалыми чудищами, с теми же троллями, допустим. Я их и сам видел и не раз. И что здесь удивительного. Такое же живое существо, похожее на очень большого орангутанга. Правда свирепое, когда разозлится. А также умное и очень сильное. Медведя прибьёт запросто. А ты его не трогай, и страха не показывай при встрече. Тогда и он тебя не обидит. Змеи тоже водятся. Покрупнее американской анаконды будут…

– А ты сам, Меф, поднимался выше трёх тысяч метров?

– Ну а ты как думал. Живу здесь уже полвека почитай. Много раз поднимался и выше. Серу набирал редкую по своей взрывной силе и другую разную породу. Тролликов видел, угощал их хлебом. Правда, поджилки малость тряслись от того, что они очень страшные и огроменные вблизи. Но страха не показывал, а улыбался, и зла им не желал. Оттого, видать и целёхонек остался. Так что и ты, если встретишь где, так и поступай.

– А на самом верху этой горы был?

Мефодий отвечает не сразу.

Мы останавливаемся и пьём прохладный квас из бутылочек, что купили в буфете.

– До уголька метров восемьсот будет отсюда, до полезных ископаемых ещё столько же помножь на три… До самого же верха от моего подворья будет в точности четыре тысячи восемьсот двадцать семь метров. А до равнинной местности внизу, где город стоит – семьсот семьдесят девять метров. Это установлено отличным оптическим прибором… Твоя мама ходила на самый верх горы, где газ сернистый с облаками соединяется. Там произрастают травы и особыми свойствами набираются, а камешки амулетами становятся. Очень ценные для лечения и всего прочего, – говорит Мефодий.

– И с отцом моим где – то там и познакомилась, – угадываю я.

– Что правда, то правда. Я не хотел, чтобы она с ним зналась, но какой там. Злая стала, самовольная, тогда – то и волосы её почернели… – говорит Мефодий и умолкает.

– Очень интересно. А меня возьмёшь с собой, когда высоко в гору пойдёшь?

– Обязательно возьму. Будешь ножки свои тренировать с мешком уголька за плечами, – усмехается Мефодий. – Это тебе только на пользу пойдёт.

– Конечно буду, – соглашаюсь я.

Пройдя большую часть пути, метров за восемьсот до нашего подворья, прямо на тропинке, четверо солдат устанавливают полосатый пограничный столб с российским двуглавым орлом наверху.

– Вот это хорошее дело, – говорит Меф, ускоряет ход и останавливается возле группы офицеров русской императорской армии. Офицеры сверкающими на солнце жёлтым светом погонами, по всей видимости, хорошо знают Мефа и почтительно здороваются с ним за руку.

Меф подзывает меня.

– А это мой внучёк Олег. Он здесь часто будет ходить. И больше никто. Один из офицеров протягивает мне руку и щёгольским жестом касается козырька фуражки.

– Штабс-капитан Зубков, Ваше Сиятельство.

– Очень рад. Граф Орлов, – отвечаю я и

здороваюсь за руку и со всеми остальными офицерами.

Рядом с нами стоят два грузовичка со строительными материалами. С одного из них солдаты выгружают высокие деревянные катушки с колючей проволокой. Трое гражданских со строительными приборами размечают на земле метки для строительства таможни, сторожки и шлагбаума…

Когда мы проходим пограничный пункт, Меф радостно говорит:

– Обещали уже завтра к нам телефон провести по личному распоряжению их командования. Уважают меня, значит.

– Здорово, – говорю я. – Значит, ты теперь проживаешь за границей Российской империи. Так получается.

– Так же, как и ты, – улыбается Меф.

––

Крепкая и тонкая нить, аккуратно намотанная поверх круглой и высокой консервной банки, легко слетает. Латунная блесна весом в пятнадцать грамм летит далеко, как раз на середину озера, на двадцать метров от берега. Там, как я думаю, и находятся самые крупные хищники…

Блесну и крючок к ней я сделал сам накануне, в мастерской Мефодия.

Озеро глубокое, благодаря своим подземным источникам. Лепесток блесны долго и плавно планирует, опускаясь на дно. Но его не касается: нить резко идёт в сторону…

Я делаю подсечку и чувствую сильную рыбу. Она резко уходит в сторону зарослей камыша. Я быстро подматываю нить на банку и бегу в ту же сторону камыша, не ослабляя натяжение. Хищник, по закону рыбалки, не должен подчиняться силе, и, почувствовав её тягу к камышу, делает рывок на открытую воду, что мне и надо…